Надо отметить, что суд над Жилем и его слугами не заставил изменить своё мнение о маршале людей, которые были с ним знакомы. В воспоминаниях и откликах современников образ казнённого барона де Рэ долгое время оставался положительным, в крайнем случае – нейтральным. Авторы хроник превозносили военные победы Жиля и подчёркивали его вклад в успехи французской армии. Персеваль де Каньи, повествуя о встрече Жиля и Жанны в Шиноне, именовал его «маршалом Франции», хотя не мог не знать, что барон получил это звание позже. Так же поступил и анонимный автор «Хроники Девы», когда описывал бои под Орлеаном и поход к Реймсу. Причём, если Персеваль де Каньи создавал свой текст до процесса над Жилем де Рэ и просто в дальнейшем не стал ничего корректировать, то автор «Хроники Девы» писал её значительно позже. Многие историки считают, что он закончил работу над текстом уже после реабилитации Жанны д’Арк – и, тем не менее, не счёл нужным упоминать о суде над Жилем.
Характерно, что уважительное отношение к казнённому маршалу сохраняли не только нейтральные наблюдатели, но и непосредственные участники событий. В том числе те, кто при жизни неоднократно конфликтовал с Жилем де Рэ или откровенно враждовал с ним. Аббат Бурдо пишет в своей книге, что в 1455 году, «…когда шёл процесс, призванный восстановить доброе имя Жанны [д’Арк], и давал показания Дюнуа, в ту эпоху, когда никто не стал бы хвастаться близким знакомством с маршалом… он изображает Жиля главой военных вождей, руководивших освобождением». А ведь в 1429 году, во время боёв за Орлеан, между этими полководцами часто возникали конфликты, и один раз ссора чуть не закончилась поединком.
Ещё интереснее мнение о казнённом маршале Жана де Бюэйя, автора известного в XV веке романа "Jouvencel"[64]. Во времена боёв за Анжу он был соратником и другом Жиля де Рэ, затем их отношения испортились из-за споров вокруг замка Эрмитаж, который Жиль пытался присоединить к своим владениям. Дело дошло до феодальной войны. В какой-то момент Жан де Бюэй оказался в плену у Жиля. Заплатил выкуп, освободился, нанёс ответный удар. На их взаимную вражду имеются намёки в «Jouvencel», и в целом Жиль представлен там как отрицательный персонаж. Однако Жан де Бюэй не отказывает ему ни в мужестве, ни в благородстве. О процессе в Нанте автор романа не упоминает совсем… А ведь его текст писался уже после 1466 года. К этому времени информация о казни Жиля распространилась по всем уголкам страны. Так же широко было известно, что реабилитация в ближайшие годы не состоится. Ничего не изменилось и при следующих изданиях «Jouvencel». В комментариях к ним, написанных Гийомом Триньяном[65] в 1477—1483 годах, упоминается лишь участие маршала в освободительной борьбе: «…и прибыл [к Орлеану] сир де Рэ, который привёл войско из Анжу и Мена, чтобы сопровождать Жанну».
Бретонский хронист Пьер Ле Бод в конце XV века пишет о Жиле де Рэ как о «храбреце и доблестном рыцаре» (preux et Vaillant chevalier). А ведь для его сюзерена вина казнённого маршала – вопрос сохранения не только престижа, но и обширных земельных владений, конфискованных по результатам суда в Нанте. Считается, что на такую характеристику Жиля де Рэ французских хронистов толкало его родство с Бертраном Дюгекленом, которого они тоже называли храбрецом – и даже «больше чем храбрецом, дважды храбрецом» (plus que preux, Voire pours double preux), ведь имя Дюгеклена часто связывали с популярной в XV веке темой «Девяти героев» (Neuf Preux). Многие литераторы писали, что именно Дюгеклен был достоин занять место «Десятого героя».
Ольга Тогоева в монографии «Истинная правда», исследуя связь двух летописных образов – Жиля де Рэ и Бертрана Дюгеклена, справедливо отмечает, что одним только родством сходство описаний объяснить невозможно. Безусловно, героическому «ореолу» в летописях Жиль де Ре обязан в первую очередь самому себе и реальным событиям своей жизни. Если дальнее родство с Дюгекленом и сыграло здесь какую-то роль, то весьма незначительную.
Характерно, что близость образа Жиля де Рэ к описанию прославленного коннетабля присутствует и в трудах летописцев, относящихся к лагерю бургиньонов, противников Карла VII. Особенно это заметно в хронике Монстреле, писавшего уже после 1440 года и безусловно знавшего о суде в Нанте и казни Жиля де Рэ. В его рассказе об этом явно просматривается удивление и недоверие: «В этот год случилось в герцогстве Бретонском великое, странное (diverse) и удивительное (merveilleuse) событие. Поскольку сеньор де Ре, который был тогда маршалом Франции, человеком очень знатным (moult noble homme) и владельцем обширных земель (grand terrien) и происходил из выдающейся и очень знатной семьи (grand’ et noble generation), был обвинён и признал себя виновным в ереси…» Через несколько страниц Монстреле снова возвращается к характеристике Жиля де Рэ, подчёркивая, что «…он был весьма известен (moult renomme) как в высшей степени доблестный рыцарь (vaillant chevalier en armes)».
Ольга Тогоева отмечает, что выражение «vaillant chevalier en armes» Монстреле в своих трудах использует очень редко. Так, известного своей храбростью Филиппа VI Валуа он именует просто «достойным и очень смелым человеком» (vaillans homes et hardis durement), a прославившегося политической отвагой Карла V – «исключительно мудрым и изворотливым» (durement sages et soupils). Зато эпитет vaillant Монстреле использует каждый раз, когда упоминает в своей хронике о Бертране Дюгеклене – «самом доблестном (le plus vaillant), мудром (sage), лучше всех подходящем на эту должность [коннетабля Франции] и наделённом прекрасными способностями (fortune en ses besongnes)».
Очень важное место образ Жиля де Рэ занимает и в «Мистерии об осаде Орлеана». В принципе, ничего необычного в этом нет, поскольку первый вариант «Мистерии…» был написан к 1435 году по заказу самого маршала и исполнялся в его присутствии на праздновании, посвящённом дню освобождения города. Однако хорошо известно, что до нас дошёл второй вариант «Мистерии…», создание которого датируется 1470-ми годами. В это время было известно не только о суде над маршалом, но и о том, что попытки реабилитировать его ни к чему не привели. И тем не менее Жиль де Рэ представлен на страницах «Мистерии…» как самый опытный полководец, к мнению которого прислушивались все, включая Жанну д’Арк.
Но шли годы, сменялись десятилетия, и современники Жиля постепенно сходили с сцены. Для следующего поколения летописцев он был уже не живым человеком, которого знали лично, а историческим персонажем. Тем, о котором судят не по собственным впечатлениям или словам очевидцев, а по строчкам в исторических документах. Самыми полными и авторитетными из них выглядели тома церковного и светского судов, состоявшихся в Нанте в 1440 году. Отмеченная Ольгой Тогоевой литературно-фольклорная составляющая этого набора документов добавляла им убедительности, ведь людям всегда нравились простые ответы на сложные вопросы…
Для следующего поколения хронистов и историков Жиль де Рэ стал уже не только колдуном и сатанистом, но и жесточайшим маньяком – убийцей сотен невинных детей. Понятно, что такому мерзкому персонажу не нашлось места рядом с героями освободительной борьбы. Маршала вычеркнули из французской истории и постарались забыть…
Однако материалы судебного процесса лежали в архивах и ждали своего часа. В течение следующих двух веков юристы включали выдержки из них в сборники, упоминали о деле «знаменитого колдуна» в трактатах, посвящённых ведовским процессам. Особого интереса у публики это не вызывало, и во времена Великой французской революции о Жиле де Рэ забыли окончательно. Никому не нужные документы нантского процесса 1440 года осели в архиве департамента Атлантическая Луара, где их можно найти и сейчас. Этот оригинал многие историки считают неполным. Кроме него известно ещё несколько более поздних списков, дополняющих друг друга и основной текст. Содержащиеся в них листы одни исследователи признают подлинными, другие – поддельными… В зависимости от того, какой трактовки – обвинительной или оправдательной – придерживается данная историческая школа.
Пробуждение интереса к Жилю де Рэ связано с именем французского историка Рене Ла Клавьера, которому удалось разыскать в архивах не только протоколы процесса над опальным маршалом Франции, но и абсолютно неизвестные прежде документы: мемуар наследников[66], записи легистов герцога Франциска II (составленные для так и не состоявшегося процесса реабилитации) и так далее. Однако когда Клавьер ознакомил со своими открытиями Комитет исторических изысканий, его руководители наотрез отказались печатать эти материалы, несмотря на всю их историческую ценность. Для образованного общества ХIX века, воспитанного в правилах пуританской морали, натуралистические детали из текста протоколов звучали слишком шокирующе.
Исследователю пришлось отступить. Однако остановить процесс было уже невозможно. Через девять лет найденные Клавьером материалы процесса были напечатаны в качестве приложения к биографии Жиля де Рэ, принадлежавшей перу аббата Эжена Боссара. Судебные протоколы публиковались в том виде, как они были в деле – на церковной латыни и французском языке XV века, и потому их текст для основной массы читателей был малопонятен. Однако общий его смысл, и особенно грязные подробности, публика усвоила быстро. Книга Боссара вызвала во французском обществе острый интерес к личности Жиля де Рэ, который не угасает и поныне. Размах изысканий привёл к тому, что из архивной пыли один за другим стали появляться документы, проливающие новый свет на жизнь маршала и его эпоху: сообщения хроник, судебные и церковные записи, материалы многочисленных купчих грамот и так далее.
Долгое время материалы суда над Жилем де Рэ были доступны лишь знатокам средневековых диалектов, и только через 48 лет их перевели на современный французский язык. Сделали это Пьер Клозовски (латынь) и Жорж Батай (среднефранцузский). В 1974 году в свет вышла книга Жоржа Батая, в которой материалы обоих процессов были изложены на современном французском. В 2008 появился русский вариант в переводе Ивана Болдырева. Этот сборник материалов процесса над Жилем де Рэ отечественные исследователи считают самым полным и наиболее адекватным оригиналу.