Когда летом 1939 года притязания Гитлера на власть и следующее из этого обострение германо-польских отношений дали повод для новых размышлений о том, как может быть воспринята открыто спровоцированная Гитлером опасность войны, Гальдер счел, что момент для государственного переворота еще не пришел. В разговоре с Беком он объяснил, что хочет сначала дождаться военного поражения и потери престижа Гитлера. Так начало войны против Польши больше не считалось непосредственным поводом для попытки переворота. Бек резко критиковал эту позицию и считал, что его преемнику не хватает «воли к действию». Однако в форме «своего рода антидипломатии» Гальдер намекнул британскому и французскому правительствам через их берлинских послов Хендерсона и Кулондра, что только энергичная и четкая позиция обеих держав может удержать Гитлера от его курса на войну с Польшей.
Когда 25 августа 1939 года Гитлер еще раз отсрочил нападение на Польшу, в кругах сопротивления, да и в высшем командовании сухопутных войск, предположили, что опасность войны устранена и Гитлер только блефовал. 31 августа, когда Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Польшу, военная оппозиция вокруг Гальдера и не подумала о решающей инициативе или конкретном планировании переворота. В эти роковые августовские дни 1939 года проявилось все бессилие распавшейся после Мюнхенской конференции оппозиции. По поводу воли Гитлера к наступательной войне существовало глубокое заблуждение. Сотрудник абвера Гизевиус позднее дал этому резкую оценку: «В поведении немецкой оппозиции в эти драматические дни перед началом войны нет ничего героического… мы должны довольствоваться скромными фактами, ничего решающего, ничего захватывающего не было сделано».
Для Гальдера и других офицеров много значило то, что Гитлер, заключив 23 августа 1939 года германо-советский договор о ненападении, смог предъявить впечатляющий успех внешней политики, который решительно препятствовал оппозиционным действиям. С одной стороны, пакт считался перестраховкой от войны на два фронта, а с другой, его воспринимали как восстановление прежних добрых отношений между рейхсвером и Красной Армией. К тому же следует учитывать, что нападение на Польшу встретило широкое одобрение. Решение вопроса о Данциге, коридоре и Польше в кругах военного командования считалось правильным в смысле собственных политических представлений о роли рейха как великой державы. Как Гальдер, так и другие офицеры придерживались мнения, что границы на востоке должны быть изменены. Польский вопрос должен быть когда-то решен, констатировал, например, генерал Хепнер в связи с началом войны 1 сентября 1939 года. Показательно, что генерал фон Браухич «только пожал плечами», когда статс-секретарь фон Вайцзеккер 31 августа настоятельно указывал ему на то, что война не может ограничиться только Польшей и от него зависит предотвращение большой войны. Браухич полагал, что он должен придерживаться политических директив Гитлера.
Оппозиция из консервативного окружения, как генерал Гальдер и Браухич, оказалась перед политической дилеммой. Как националистически настроенные офицеры, они были убеждены, что существует не разрешенная еще проблема «Данциг» и «северо-восточная проблема» Польша; именно это Вайцзеккер изложил как политическую цель. Однако были отдельные офицеры, как например, адмирал Канарис, которые были возмущены и не видели «никакой нравственной основы» для начала войны Гитлером. Но открытая и принципиальная контрпозиция по отношению к агрессивной политике диктатора не возникла.
Первоочередная цель Браухича и Гальдера во время последующей польской кампании состояла в том, чтобы предотвратить любое вмешательство Гитлера или руководства штаба вермахта в оперативное руководство сухопутными войсками. Но оба они не смогли воспрепятствовать тому, что Гитлер перед Варшавой все-таки непосредственно вмешался в военное. руководство и потребовал беспощадной бомбардировки польской столицы.
Во время кампании в Польше сказалось то, что Гальдер и его заместитель генерал Карл-Генрих фон Штюльпнагель весной 1939 года провели соответствующие подготовительные поездки в Силезию и при этом продумали возможное ведение операции, так что польская армия была разбита в течение 19 дней с начала войны 1 сентября 1939 года. То, что Польша была побеждена в ходе «молниеносной кампании», являлось заслугой верховного командования сухопутных войск и его начальника генерального штаба. Из рук Гитлера Гальдер получил за это 27 октября 1939 года учрежденный в начале войны «Рыцарский крест» Железного креста. Гальдер хотел, чтобы все восприняли эту награду как признание результатов труда всего генерального штаба, и это не было простым выражением вежливости.
Но вскоре Гальдер вновь стоял перед вопросом: может и должен ли он безоговорочно следовать Гитлеру в дальнейшем, тем более, что следующий боевой шаг казался очень рискованным. Сразу после военного успеха в Польше фюрер намеревался начать наступление на западе, но это намерение натолкнулось на профессионально обоснованный отказ со стороны генерального штаба. Это наступление стало отправной точкой для новых планов государственного переворота в военной оппозиции. Верховное командование сухопутных войск придерживалось тогда мнения, что войну на западе — по крайней мере до весны 1942 года — «можно вести как оборонительную войну». Начальник штаба военной экономики в верховном командовании вермахта генерал-майор Томас соглашался с Гальдером и Браухичем в том, что тяжелое экономическое положение не позволяет вести длительную изнуряющую войну с западными державами. Браухич и Гальдер изложили Гитлеру 30 сентября свои доводы против наступления, но не смогли убедить его, после чего оба договорились сообща бороться против плана нападения.
9 октября в докладной записке по поводу отклонения его плана наступления генеральным штабом Гитлер высказал свое мнение. Свои размышления он также изложил в последующие дни Браухичу, Гальдеру, Редеру, Герингу и Кейтелю. Он настоятельно подтвердил свое намерение по возможности еще осенью 1939 года начать военные действия против Франции.
Как его заявление о прохождении при этом через нейтральные страны Нидерланды, Бельгию и Люксембург, так и страх перед возможно затяжной позиционной войной, как это было во время первой мировой войны, стали поводом для протеста и мыслей о сопротивлении в кругах верховного командования сухопутных войск. Именно воспоминание об изнурительной позиционной войне против Франции с 1914-го по 1918 год стало для Гальдера и других генералов, таких как фон Штюльпнагель, фон Лееб, фон Бок и фон Вицлебен, болезненной травмой. В новой докладной записке Бек укрепил Гальдера в его позиции неприятия. С середины октября 1939 года при участии руководителя так называемой группы связи между управлением разведки Канариса и высшим командованием сухопутных войск подполковника Гроскурта и назначенного в октябре связным между Гальдером и статс-секретарем фон Вайцзеккером советника посольства фон Эцдорфа вокруг генерала Гальдера в верховном командовании сухопутных войск начал складываться узкий рабочий круг. Он должен был «в деталях разработать ход военных действий против Гитлера».
Остается спорным, был ли Гальдер уже тогда решительно настроен на государственный переворот. Различные источники допускают вывод о том, что только благодаря многочисленным докладным запискам он убедился в правильности подготовки государственного переворота группой офицеров верховного командования сухопутных войск и адмиралом Канарисом и Остером в абвере. К тому же Браухич выступал не за «коренные изменения», а за «выжидание». Но начальник штаба находился в противоречивом положении: с одной стороны, он должен был форсировать оперативное планирование и подготовку военного похода в отделах генерального штаба, а с другой — искать возможности, чтобы сорвать выполнение этого плана.
Замысел состоял в том, чтобы начать государственный переворот как только Гитлер даст приказ о наступлении на западном направлении. Поэтому для Гальдера было важным привлечь к сотрудничеству высших военачальников на западе. При этом можно было опираться на их профессиональные возражения и критику преждевременного наступления, о которых адмирал Канарис узнал во время одной из своих поездок на фронт.
Как генерал-полковник фон Лееб, так и генерал-полковник фон Бок, оба главнокомандующие группировками сухопутных войск, изложили в докладных записках свой протест против намечаемого Гитлером западного наступления. Даже положительно настроенный к национал-социалистской системе генерал-полковник фон Рейхенау заявил о своем критическом отношении. В середине октября по поручению Браухича он попытался отговорить Гитлера от наступления. Все это оказалось «безнадежным», так как Гитлер игнорировал любое разумное возражение.
Двойная нервная нагрузка не осталась для Гальдера без последствий. Канарис видел у него «полный нервный срыв». Чтобы ускорить планы государственного переворота и окончательно привлечь к этому начальника генерального штаба и Браухича, Беку, а через генерала фон Штюльпнагеля также и Гальдеру 19 октября 1939 года была передана докладная записка о «грозящей беде», составленная Эрихом Кордтом, Гассо фон Эндорфом и Гельмутом Гроскуртом. Записка призывала «своевременно» свергнуть правительство Гитлера. Обычные «аргументы, протесты и заявления об отставке военного руководства», как показал 1938 год, «не приведут на основе опыта ни к уступкам, ни к изменению позиции [Гитлера]». Совершенно очевидно, что авторы докладной записки скептически оценивали осторожное поведение Гальдера и других высших военачальников. Канарис и Остер в конце октября также подстегивали Штюльпнагеля и Гальдера к быстрым действиям.
В те же дни Гальдер и Браухич вынуждены были защищать перед Гитлером разработанные ими: инструкции по оперативному развертыванию войск для наступления на западе. Принципиальные возражения против наступления диктатор не принял. Вместо этого он отверг план, операции Гальдера и приказал к концу октября составить новые инструкции по оперативному развертыванию. Скрепя сердце Гальдер продолжал работать