Если завтра в семь часов вечера я увижу одинокий огонек в окне над часами, значит, полковник Ролан де Монтревель дает мне честное слово, и я спокойно подойду к маленькой двери, выходящей в сад в левом крыле дворца.
Я постучу три раза, раздельно, на манер франкмасонов.
Чтобы Вы знали заранее, кому Вы дадите слово или откажетесь его дать, я ставлю свою подпись; Вы, вероятно, не забыли, при каких обстоятельствах Вам довелось слышать мое имя.
Ролан дважды перечитал послание, на минуту задумался, потом быстро встал и, войдя в кабинет первого консула, молча протянул ему письмо.
Бонапарт прочитал послание, причем его лицо оставалось непроницаемым, на нем не отразилось даже удивление.
— Надо зажечь огонь, — лаконично сказал первый консул.
И вернул письмо Ролану.
На другой день в семь часов вечера в окне уже виднелся свет, и в пять минут восьмого Ролан стоял в ожидании у маленькой двери, выходящей в сад. Через несколько мгновений в дверь постучали три раза, как это делают франкмасоны: два быстрых удара и через миг еще один.
Дверь тотчас же открылась, и на сероватом фоне зимнего ночного неба отчетливо выступила фигура в плаще; но пришедший в темноте не мог разглядеть Ролана.
Не видя никого перед собою, человек в плаще застыл на месте.
— Войдите! — сказал Ролан.
— А! Это вы, полковник!
— Откуда вы знаете, что это я? — удивился Ролан.
— Я узнал вас по голосу.
— По голосу? Но ведь мы с вами находились вместе всего несколько минут в авиньонской гостинице, а за это время я не произнес ни слова.
— Значит, я слышал ваш голос где-то в другом месте.
Ролан ломал голову, недоумевая, где бы глава Соратников Иегу мог слышать его голос.
Но незнакомец шутливо спросил его:
— Неужели, полковник, из-за того, что мне знаком ваш голос, вы не дадите мне войти?
— Нет, нет, — отвечал Ролан. — Держите меня за фалду мундира и следуйте за мной. Я нарочно не велел освещать лестницу и коридор, который ведет в мой кабинет.
— Благодарю вас за предусмотрительность. Но раз вы мне дали слово, я прошел бы по дворцу из конца в конец, даже если бы он был освещен a giorno[17], как говорят итальянцы.
— Да, я дал вам слово, поэтому спокойно поднимайтесь по лестнице.
Моргана не приходилось подбадривать, он смело последовал за своим проводником.
Поднявшись по ступенькам, Ролан углубился в коридор, столь же темный, как и лестница; пройдя шагов двадцать, он отворил дверь и очутился у себя в кабинете.
Морган вошел вслед за ним.
Комната была освещена, но горели всего две свечи. Морган первым делом сбросил плащ и положил свои пистолеты на стол.
— Что вы делаете? — осведомился Ролан.
— С вашего позволения, — весело отвечал его собеседник, — я устраиваюсь здесь как дома.
— Но почему вы сняли с себя пистолеты? — допытывался Ролан.
— Что ж, вы думаете, что я взял их с собой, собираясь обороняться от вас?
— От кого же тогда?
— Да от госпожи полиции! Вы понимаете, я не желаю попасть в лапы гражданину Фуше и подпалю усы первому из его сбиров, который вздумает схватить меня.
— Значит, вы уверены, что вам здесь нечего опасаться?
— Черт возьми! — воскликнул молодой человек. — Да ведь вы дали мне слово!
— В таком случае почему вы не снимаете маску?
— Потому что мое лицо принадлежит не только мне, — в значительной мере оно принадлежит моим соратникам. Ведь если узнают одного из нас, он может потянуть за собой и других на гильотину! И вы, конечно, догадываетесь, полковник, что я знаю, куда ведет наша игра!
— Зачем же тогда вы ее затеяли?
— Вот так вопрос! А зачем вы идете на поле битвы, где пуля может продырявить вам грудь, а бомба — оторвать голову?
— Позвольте вам заметить, это совсем другое дело: на поле битвы меня ждет почетная смерть!
— Вот как! Так вы думаете, я буду обесчещен, когда треугольный нож революции отсечет мне голову? Ничуть не бывало! Ведь я, так же как и вы, солдат. Но люди по-разному борются за свои идеи. У каждой религии есть свои герои и свои мученики. Счастливы в этом мире герои! Блаженны мученики в мире ином!
Молодой человек произнес эти слова с такой убежденностью, что они взволновали Ролана, вернее, поразили его.
— Но я пришел к вам не для того, — продолжал Морган, переходя от вдохновения к характерной для него веселости, — чтобы философствовать на политические темы! Я пришел просить у вас разрешения поговорить с первым консулом.
— Как! С первым консулом?! — воскликнул Ролан.
— Ну да. Перечитайте мое письмо, — ведь я сообщил вам, что у меня есть к вам одна просьба?
— Да.
— Ну так вот, я собирался попросить у вас разрешения поговорить с генералом Бонапартом.
— Извините, я никак не ожидал подобной просьбы…
— Она вас удивляет, даже вызывает у вас беспокойство? Дорогой полковник, если вы не верите мне на слово, можете обыскать меня с головы до ног и убедиться, что на мне нет никакого оружия, поскольку я положил на стол свои пистолеты. Более того, возьмите в каждую руку по пистолету, встаньте между первым консулом и мной и при первом же моем подозрительном движении пустите мне пулю в лоб. Что, вам подходят такие условия?
— Допустим, что я оторву от дел первого консула и он согласится вас выслушать, но можете ли вы мне поручиться, что ваше сообщение заслуживает его внимания?
— О! Ручаюсь головой! — и Морган добавил жизнерадостным тоном: — В настоящий момент я являюсь посланником коронованной, вернее, развенчанной особы, но от этого не менее чтимой благородными сердцами. Впрочем, я отниму у вашего генерала лишь немного времени, господин Ролан, и если наш разговор затянется, он всегда может меня отослать; будьте спокойны, я ни на секунду не задержусь!
Ролан с минуту помолчал.
— И вы можете сделать это сообщение только первому консулу?
— Только первому консулу, потому что только он один может мне ответить.
— Хорошо. Подождите меня, я доложу ему о вас.
Ролан направился было в кабинет генерала, но тут же остановился, бросив тревожный взгляд на заваленный бумагами стол.
Морган перехватил его взгляд.
— Вот как! Вы боитесь, как бы я без вас не прочитал эти бумажонки! Если бы вы знали, как я ненавижу читать! Пусть бы на этом столе лежал мой смертный приговор, я не потрудился бы его прочесть. Я сказал бы: «Это дело судейских — каждому свое!» Господин Ролан, у меня замерзли ноги. Я сяду в ваше кресло и в ваше отсутствие буду их греть. Возвратившись, вы застанете меня здесь в той же самой позе.
— Хорошо, сударь, — отозвался Ролан.
И он направился в кабинет первого консула.
Бонапарт разговаривал с генералом Эдувилем, главнокомандующим войсками в Вандее.
Услышав, что дверь отворяется, он с досадой обернулся.
— Я сказал Бурьенну, что никого не принимаю!
— Я сейчас слышал от него об этом, генерал, но ответил ему, что для меня можно сделать исключение.
— Ты прав. В чем дело? Говори скорей!
— Он сейчас у меня.
— Кто?
— Тот, что был в Авиньоне.
— Так-так! А чего он хочет?
— Увидеться с вами.
— Как? Со мной?
— Да, с вами, генерал. Это вас удивляет?
— Нет. Но о чем будет речь?
— Он наотрез отказался мне это сказать. Но смею вас уверить, это не какой-нибудь назойливый проситель или помешанный.
— Но, может быть, это убийца?
Ролан покачал головой.
— Ну, да тебе лучше знать…
— Вдобавок он не возражает, чтобы я присутствовал при ваших переговорах, я буду стоять между ним и вами.
Подумав, Бонапарт произнес:
— Пусть войдет.
— Но вы знаете, генерал, что, кроме меня…
— Да. Генерал Эдувиль будет так любезен, что минуту подождет. У нас с ним долгий разговор. Ступай, Ролан.
Пройдя через кабинет Бурьенна, Ролан вернулся в свой кабинет. Морган сидел все в том же кресле и грел ноги у камина.
— Идемте. Первый консул вас ждет, — сказал молодой полковник.
Морган встал и последовал за Роланом.
Когда они вошли в кабинет Бонапарта, тот был один.
Генерал бросил быстрый взгляд на главу Соратников Иегу и сразу же удостоверился, что это тот самый человек, которого он видел в Авиньоне.
Морган остановился в нескольких шагах от дверей; он в свою очередь, с любопытством разглядывал Бонапарта и уже не сомневался, что именно его видел за табльдотом в тот вечер, когда с опасностью для жизни возвратил Жану Пико двести луидоров, похищенных у него по ошибке.
— Подойдите, — сказал первый консул.
Морган поклонился и приблизился еще на три шага.
Бонапарт ответил на его поклон легким кивком.
— Вы сказали моему адъютанту полковнику Ролану, что хотите что-то мне сообщить.
— Да, гражданин первый консул.
— Для этого мы должны остаться с вами с глазу на глаз?
— Нет, гражданин первый консул, но это такое важное сообщение…
— …что вы предпочли бы говорить наедине со мной.
— Разумеется, но осторожность…
— Во Франции, гражданин Морган, быть осторожным — значит быть мужественным.
— Мой приход к вам, генерал, доказывает, что я вполне разделяю ваше мнение.
Бонапарт повернулся к молодому полковнику.
— Оставь нас одних, Ролан.
— Но, генерал… — возразил было адъютант.
Бонапарт подошел к нему и прошептал:
— Я вижу тебя насквозь: тебе любопытно узнать, что изречет сей таинственный рыцарь с большой дороги, но успокойся, ты это узнаешь…
— Дело не в этом. А вдруг он, как вы сами только что говорили, окажется убийцей?..
— Ты же сам сказал, что это исключено. Хватит тебе ребячиться! Оставь нас одних.
Ролан удалился.
— Вот мы и одни, сударь, — сказал первый консул. — Говорите.
Морган молча вынул из кармана письмо и протянул его генералу.