— Так. Но что станет с тобой и твоими ребятами?
— Это уж как Бог даст! Мы защищаем Божье дело, ему и позаботиться о нас!
— Вот видите, — обратился Кадудаль к Ролану, — ничего не может быть проще! По коням, полковник! Счастливого тебе пути, Сердце Короля!
— На какого из этих двух коней мне сесть? — спросил Ролан.
— Берите любого: они друг друга стоят, и у каждого в седельной кобуре пара превосходных пистолетов английской работы.
— Они все заряжены?
— И заряжены на славу, полковник! Я никому не доверяю их заряжать.
— Итак, вперед!
Молодые люди вскочили в седла и поскакали по дороге в сторону Вана. Кадудаль указывал путь Ролану, а Золотая Ветвь, начальник штаба армии шуанов, как отрекомендовал его Жорж, скакал позади, шагах в двадцати от них.
Проехав селение, Ролан бросил взгляд на дорогу, которая вела из Мюзийака в Ла-Трините.
Прямая как стрела дорога казалась совершенно безлюдной.
Когда они проскакали с пол-льё, Ролан спросил:
— Где же, черт возьми, ваши солдаты?
— Справа и слева, перед нами и позади нас.
— Вы шутите! — вырвалось у Ролана.
— Какие там шутки, полковник? Неужели, по-вашему, я так безрассуден, что пускаюсь в путь без разведчиков?
— Вы, кажется, сказали, что, если я захочу посмотреть на ваших бойцов, мне останется только вас попросить.
— Сказал.
— Ну, так я хочу их видеть.
— Весь отряд сразу или только часть?
— Сколько вы берете их с собой?
— Триста.
— Тогда я хочу видеть сто пятьдесят.
— Стой! — бросил Кадудаль.
Он приложил обе руки к губам, и послышалось уханье филина, а затем крик совы, причем уханье полетело направо, а крик совы — налево.
Через миг с правой и с левой стороны дороги из зарослей появились фигуры людей; перепрыгнув через канаву, идущую вдоль дороги, они выстроились двумя шеренгами.
— Кто командует справа? — спросил Кадудаль.
— Я, Усач. (И шуан шагнул к генералу.)
— А кто слева?
— Я, Поющий Зимой. (И к нему шагнул другой шуан.)
— Сколько у тебя людей, Поющий Зимой?
— Сто.
— А у тебя, Усач?
— Пятьдесят.
— Значит, всего сто пятьдесят?
— Так точно, — в один голос отвечали начальники бретонцев.
— Ну что, полковник, вы столько и хотели видеть? — засмеялся Кадудаль.
— Вы волшебник, генерал!
— Э-э, нет! Я всего лишь бедный крестьянин, как и все мы, но я командую войском, и у нас каждый знает, что он делает, и всем сердцем предан Богу и королю!
Тут он повернулся к своим бойцам:
— Кто командует авангардом?
— Лети-Стрелой, — ответили оба шуана.
— А арьергардом?
— Патронташ.
Второй ответ прозвучал так же в один голос, как и первый.
— Значит, мы можем спокойно продолжать свой путь?
— Да, генерал, как если бы вы шли к мессе в свою сельскую церковь.
— Так едем дальше, полковник! — обратился Кадудаль к Ролану.
Он снова повернулся к шуанам:
— Ступайте, ребята!
В тот же миг все разом перескочили через канаву и скрылись в чаще.
В течение нескольких секунд слышался шорох ветвей и шаги бойцов, пробиравшихся в кустах.
Потом все стихло.
— Ну что, — спросил Кадудаль, — теперь вы убедились, что с такими молодцами мне нечего бояться ваших синих, будь они даже самыми отчаянными храбрецами?
Ролан молча вздохнул: он был того же мнения, что и Кадудаль.
Они двинулись дальше.
Не доезжая примерно льё до Ла-Трините, они увидели на дороге движущуюся точку, которая быстро увеличивалась.
Превратившись в темное пятно, она остановилась.
— Что это такое? — поинтересовался Ролан.
— Разве вы не видите? Человек, — ответил Кадудаль.
— Вижу. Но кто он?
— Неужели вы не догадались по быстроте движения, что это гонец?
— А почему он остановился?
— Да потому, что заметил нас и не знает, идти ему вперед или повернуть назад.
— Что же он будет делать?
— Сейчас он колеблется, он ждет.
— Чего?
— Сигнала.
— И он ответит на сигнал?
— Прежде всего он послушается. Чего вы хотите? Чтобы он пошел вперед? Или двинулся вспять? Или в сторону?
— Я хочу, чтобы он пошел вперед, тогда мы скорее услышим от него новости.
Кадудаль так искусно стал подражать кукушке, что Ролан невольно стал оглядываться по сторонам.
— Это я, — сказал Кадудаль, — не озирайтесь.
— Значит, гонец, направится к нам?
— Не направится, а уже подходит.
И в самом деле, гонец ускорил шаги и через минуту-другую очутился перед своим генералом.
— А! — воскликнул Жорж. — Это ты, Идущий-на-Штурм!
Генерал наклонился к гонцу, и тот шепнул ему на ухо несколько слов.
— Меня уже предупредил об этом Благословенный, — отвечал Кадудаль.
И он повернулся к Ролану.
— Он говорит, что через четверть часа в селении Ла-Трините произойдет важное событие. Вы должны при нем присутствовать. Поспешим!
И Кадудаль пустил галопом своего коня.
Ролан помчался вслед за ним.
Въехав в селение, они различили вдалеке толпу, бурлящую на площади в свете смолистых факелов.
Грозный гул и волнение толпы доказывали, что и действительно там происходило что-то необычное.
— Пришпорим коней! — воскликнул Кадудаль.
Ролан вонзил шпоры в бока своего скакуна.
Заслышав лошадиный топот, крестьяне расступились: их было человек пятьсот или шестьсот, все до одного вооруженные.
Кадудаль и Ролан въехали в освещенное пространство. Их окружали метавшиеся и кричавшие люди.
Суматоха усиливалась; тесня друг друга, эти люди устремлялись на дорогу, что вела к селению Тридон.
По этой улице медленно ехал дилижанс, сопровождаемый двенадцатью игуанами: двое шагали справа и слева от кучера, десять других наблюдали за дверцами.
На середине площади дилижанс остановился.
Крестьян так занимал дилижанс, что мало кто обратил внимание на Кадудаля.
— Эй! — крикнул Жорж. — Что у вас тут происходит?
Услышав знакомый голос, все обернулись и обнажили головы.
— Круглоголовый! — разом выдохнула толпа.
— Он самый, — отозвался Кадудаль.
Один из крестьян подошел к Жоржу.
— Разве вас не оповестили Благословенный и Идущий-на-Штурм? — спросил он.
— Да. Так вы захватили этот дилижанс на пути из Плоэрмеля в Ван?
— Да, мой генерал, его остановили между Трефлеаном и Сен-Нольфом.
— Он там?
— Надо думать.
— Поступайте, как вам подскажет совесть; если это грех перед Богом, то берите его на себя: мое дело судить за грехи перед людьми. Я останусь здесь, но не намерен ни во что вмешиваться. Не будет вам от меня ни запрета, на помощи!
— Ну, что он сказал, Рубака? — раздались со всех сторон голоса.
— Он сказал: «Поступайте, как вам подскажет совесть, а я умываю руки».
— Да здравствует Круглоголовый! — закричали крестьяне и ринулись к дилижансу.
Кадудаль оставался неподвижным среди бурного людского потока.
Ролан замер на месте рядом с ним. Его разбирало любопытство: он не понимал, что здесь происходит.
Человек, говоривший с Жоржем, тот, кого называли Рубакой, отворил дверцу.
Можно было разглядеть дрожавших от страха пассажиров, которые сбились в кучку в глубине дилижанса.
— Если вы ни в чем не провинились ни перед королем, ни перед Богом, — загремел голос Рубаки, — то выходите спокойно. Мы никакие не разбойники, а христиане и роялисты.
Как видно, это заявление успокоило путешественников: из дилижанса вышел мужчина, вслед за ним две женщины, потом третья с младенцем на руках и еще один мужчина. Каждого пассажира шуаны внимательно разглядывали и, убедившись, что это не тот, кто им нужен, пропускали:
— Идите!
В карете оставался только один человек. В дверцу сунули пылающий факел, и стало видно, что это священник.
— Служитель Божий, — обратился к нему Рубака, — что ж ты не выходишь вместе с другими? Ведь я сказал, что мы роялисты и христиане. Или ты не слышал?
Священник не шевельнулся, зубы у него так и стучали.
— Чего ты так испугался? — продолжал Рубака. — Или твое одеяние тебе не защита? Человек в сутане не может согрешить ни против короля, ни против Церкви.
Прелат съежился и глухо пробормотал:
— Смилуйтесь, смилуйтесь!
— Помиловать тебя? — удивился Рубака. — Выходит, ты сознаешь за собой вину, негодяй ты этакий!
— О! — вырвалось у Ролана. — Господа роялисты и христиане, так-то вы обходитесь со служителем Божьим?
— Это не служитель Божий, — возразил Кадудаль, — а слуга Сатаны.
— Кто же он?
— Безбожник и цареубийца! Он отрекся от Бога и подал голос за казнь короля — это член Конвента Одрен!
Ролан содрогнулся.
— Как же с ним поступят? — спросил он.
— Он убил и будет убит! — отрезал Кадудаль.
Тем временем шуаны вытащили Одрена из дилижанса.
— Это и впрямь ты, ванский епископ! — продолжал Рубака.
— Смилуйтесь! — взмолился Одрен.
— Тебя-то мы и ждали! Нас оповестили, что ты едешь в этом дилижансе.
— Смилуйтесь! — в третий раз возопил епископ.
— У тебя есть с собой епископское облачение?
— Есть, друзья мои.
— Ну, так наряжайся, — давненько мы не видывали вашего брата.
Из дилижанса выбросили дорожный сундук, принадлежавший Одрену, сорвав замок, вынули из него полное епископское облачение и передали прелату.
Когда Одрен облачился, крестьяне стали в круг с ружьями в руках.
Отражая пламя факелов, ружейные стволы отбрасывали зловещие молнии.
Двое крестьян взяли епископа под руки и поставили в центре круга. Он был бледен как смерть.
На минуту воцарилось гробовое молчание.
Но вот послышался голос Рубаки.
— Сейчас мы будем тебя судить! — заявил шуан. — Служитель Божий, ты изменил Церкви! Сын Франции, ты осудил на смерть своего короля!
— Увы! Увы! — пролепетал Одрен.
— Это правда?
— Не смею отрицать…
— Потому что отрицать это невозможно. Ну, что скажешь в свое оправдание?