Заброшенная каменоломня на первый взгляд походила на подземный город; «улицы», прорытые для извлечения камня, неизменно оканчивались тупиком, то есть местом, где работы были прерваны.
Лишь одна из этих «улиц», казалось, не имела конца.
Однако и этот проход упирался в стенку, в которой было проделано (с какой целью — это было неведомо даже местным жителям) отверстие, шириной в треть ведущей к нему галереи; в него могли войти бок о бок два человека.
Морган и Валансоль, пройдя сквозь отверстие, очутились в подземном коридоре. Воздух там был до того разрежен, что пламя факела вот-вот готово было погаснуть.
Вдруг Валансоль почувствовал, что ему на голову и на руки падают редкие ледяные капли.
— Кажется, здесь идет дождь! — воскликнул он.
— Нет, — с улыбкой отвечал Морган, — просто мы сейчас проходим под руслом Ресузы.
— Так, значит, мы направляемся в сторону Бурка?
— Примерно так.
— Ну что ж, ты ведешь меня, ты обещал угостить меня ужином и уложить спать. Мне не о чем беспокоиться… только будет неприятно, если наша лампа погаснет, — заметил молодой человек, следя глазами за бледным, начавшим меркнуть пламенем факела.
— Что из того? Мы и в темноте не потеряем друг друга.
— Ну и ну! — продолжал Валансоль. — Как подумаешь, что мы служим принцам, которые даже не знают наших имен, а если б и знали, все равно позабыли бы их на другой же день… как подумаешь, что ради них мы разгуливаем в три часа ночи по подземному лабиринту, проходим под руслом реки, будем спать Бог знает где, а главное, что в один прекрасный день нас неизбежно схватят, предадут суду и гильотинируют… Согласись, Морган, что это какая-то бессмыслица!
— Милый мой, — ответил Морган, — то, что представляется на первый взгляд бессмысленным, чего никогда не понять толпе, в иных случаях на поверку оказывается возвышенным и прекрасным.
— Я вижу, — заявил Валансоль, — что для тебя еще тягостней, чем для меня, крушение наших надежд: ведь я занимаюсь этим ремеслом из чувства долга, а ты вкладываешь в него всю душу.
Морган тяжело вздохнул.
— Вот мы и пришли, — сказал он, прерывая разговор и невольно испытывая облегчение.
Он стоял перед каменной лестницей в десять ступенек. Морган поднялся по ступенькам, освещая дорогу следовавшему за ним Валансолю, и остановился перед железной решеткой.
Вынув из кармана ключ, он отпер решетчатую дверь.
Они очутились в подземной усыпальнице.
Справа и слева виднелись две гробницы, стоявшие на железных треножниках; герцогская корона и серебряный крест на лазурном поле гербов были доказательством того, что здесь покоится прах представителей Савойского дома, погребенных еще до того, как этот дом был увенчан королевской короной.
В глубине усыпальницы при колеблющемся свете факела можно было разглядеть лестницу, которая вела наверх.
С любопытством осмотревшись по сторонам, Валансоль понял, в каком мрачном месте они очутились.
— Черт возьми, — воскликнул он, — мы с тобой представляем полную противоположность спартанцам!
— В том смысле, что они были республиканцами, а мы роялисты? — высказал догадку Морган.
— Нет, потому, что они созерцали скелет в конце пиршества, а мы встречаемся с ним перед началом ужина.
— А ты уверен, что именно спартанцы давали такое доказательство своего философского умонастроения? — спросил Морган, закрывая дверь.
— Не все ли равно, они или другие! — заявил Валансоль. — Я уже доказал свою начитанность. Аббат Верто никогда не повторял своих доводов, и я тоже не стану повторяться.
— Ну что ж, в следующий раз ты скажешь, что так поступали египтяне.
— И не подумаю! — с беспечным видом отозвался Валансоль, но в его голосе сквозила неподдельная грусть. — Прежде чем мне представится случай еще раз блеснуть своей ученостью, по всей вероятности, я сам стану скелетом. Но что ты делаешь, черт побери? Зачем гасишь факел? Надеюсь, ты не намерен угощать меня ужином здесь и не уложишь спать на гробнице?
Действительно, Морган задул факел на первой же ступени лестницы.
— Держись за мою руку! — вместо ответа бросил он.
Валансоль поспешно схватил своего друга за руку, и это доказывало, что у него нет ни малейшего желания оставаться во мраке склепа герцогов Савойских, как ни почетно было для живого водить компанию с такими славными мертвецами.
Морган поднялся по лестнице.
Потом по напряжению его мускулов Валансоль догадался, что он делает какое-то усилие. Плита, закрывавшая выход из склепа, поднялась, в душное подземелье проник тусклый сумеречный свет, и пахнуло свежим ароматом сена.
— А! — воскликнул Валансоль. — Да мы попали на сеновал! Что ж, это мне больше по душе!
Морган ничего не ответил, но помог своему товарищу выбраться из подземелья и опустил на место плиту.
Валансоль стал осматриваться и обнаружил, что они находятся в обширном помещении, заполненном сеном. Бледный свет вливался сквозь окна своеобразной изящной формы, необычной для склада фуража.
— Нет, — заметил Валансоль, — пожалуй, это не сеновал.
— Взбирайся-ка на сено и садись у окна, — отозвался Морган.
Валансоль живо вскарабкался на стог, как школьник на каникулах, и уселся под самым окном.
Через минуту Морган расстелил перед ним салфетку, положил на нее пирог, хлеб, ножи, вилки и поставил бутылку вина и два стакана.
— Вот как! — вырвалось у Валансоля. — Лукулл обедает у Лукулла!
Потом, поглядев в окно, он увидел какое-то строение со множеством окон, перед которым расхаживал часовой; казалось, оно примыкало к зданию, где скрывались друзья.
— Честное слово, — заявил он, — мне кусок не полезет в горло, пока я не узнаю, где мы обретаемся. Что это за строение и почему у ворот разгуливает часовой?
— Ладно, — отвечал Морган, — если тебе уж так захотелось узнать, я тебе все разъясню: мы находимся в Бру, в знаменитой церкви, постановлением муниципального совета превращенной в склад фуража. Соседнее здание — казарма жандармов, а часовой, как видно, охраняет нас с тобою, он не допустит, чтобы нас потревожили среди ужина или схватили во время сна.
— Молодцы жандармы! — усмехнулся Валансоль, наполняя свой стакан. — За их здоровье, мой друг!
— И за наше! — добавил, смеясь Морган. — Черт меня подери, если кому-нибудь взбредет в голову явиться сюда за нами!
Не успел он допить свой стакан, как вызов, брошенный им черту, как будто оказал действие: внезапно раздался пронзительный окрик часового:
— Кто идет?
— О! — воскликнули молодые люди. — Что это значит?
Со стороны Пон-д’Эна появился отряд человек в тридцать; обменявшись паролем с часовым, отряд разделился: большая его часть под командой двух человек, видимо офицеров, вошла в казарму, остальные продолжали свой путь.
— Внимание! — прошептал Морган.
И друзья, стоя на коленях, чутко прислушиваясь и вглядываясь в происходящее за окном, стали ждать, что будет дальше.
Объясним же читателю, что означало появление жандармов в четвертом часу утра, когда молодые люди, приступая к ужину, почитали себя в полной безопасности.
XLБЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ
Дочь смотрителя не ошиблась: с жандармским капитаном в помещении тюрьмы разговаривал не кто иной, как Ролан. У Амели были все основания тревожиться: ее брат действительно выслеживал Моргана.
Ролан и не подозревал, что глава Соратников Иегу так дорог его сестре, и если не заглянул в замок Черных Ключей, то лишь потому, что опасался, как бы не проговорился кто-нибудь из слуг.
Он тоже заметил Шарлотту в комнате ее отца, но она не выказывала удивления, и ему подумалось, что девушка его не узнала, тем более что он пробыл в тюрьме лишь несколько минут; обменявшись какими-то словами с капитаном, он отправился на Бастионную площадь, где они условились встретиться; в этот час площадь была совершенно безлюдна.
Сдав тюремщику арестованных, жандармский капитан поспешил к Ролану.
Молодой полковник с нетерпением поджидал его, шагая взад и вперед по площади.
При тюремном смотрителе Ролан только назвал себя; теперь он мог подробно объяснить, в чем дело.
Итак, он сообщил жандармскому капитану о цели своего приезда.
Подобно тому как в многолюдном собрании иной раз просят предоставить слово, чтобы высказаться по личному вопросу, и тут же получают разрешение, Ролан, кровно заинтересованный в этом предприятии, попросил первого консула именно ему поручить преследование Соратников Иегу и легко получил согласие своего шефа.
Приказ военного министра передавал в его распоряжение не только гарнизон в Бурке, но и гарнизоны окрестных городов.
Приказ министра полиции обязывал всех жандармских офицеров оказывать ему поддержку.
Естественно, Ролан решил прежде всего обратиться к жандармскому капитану в Бурке, которого он давно знал как человека мужественного и исполнительного.
Его ожидания оправдались; жандармский капитан, кажется, готов был с досады растерзать Соратников Иегу: они останавливали дилижансы в четверти льё от города, но ему никак не удавалось их захватить.
Капитану было известно, что рапорты о трех последних ограблениях были направлены министру полиции, и понимал, в каком скверном тот настроении.
Но Ролан поверг его в крайнее изумление, рассказав ему, что произошло в Сейонском монастыре в ночь, когда он там караулил, а главное, что приключилось с сэром Джоном в этом же монастыре на следующую ночь.
Правда, до капитана дошли слухи, что гость г-жи де Монтревель получил удар кинжалом в грудь, но никто не подавал жалобы, и он считал себя не вправе рассеивать мрак, окружавший это происшествие, полагая, что Ролану нежелательно предавать его огласке.
В ту тревожную пору полиции приходилось на многие беззакония смотреть сквозь пальцы.
Ролан хранил молчание, намереваясь в свое время самолично выследить засевших в монастыре переодетых монахами убийц.
На этот раз он явился, располагая всеми средствами, чтобы осуществить свое решение, и с твердым намерением не возвращаться к первому консулу, пока не добьется успеха.