– Как ты начала выражаться!.. – с изумлением и восхищением смотрела на подругу Кати.
– Это мне цветок объяснил, – слегка смутилась сирена. – Он хранит мудрость всех прошлых поколений и помнит все события. И может рассказать обо всем, если сочтет нужным. Ну, готовы? Тогда отправляйтесь.
Глава четырнадцатаяО заботах и печалях старшины кадеток и рабов, проделавших навстречу свободе нелегкий и страшный путь
Бетрисса удобно полулежала в куче мягкого мха и задумчиво оглядывала свое новое хозяйство. Она была полностью согласна с Тэри, что кормить пленников досыта – это самое глупое и вредное из благодеяний, которые может совершить спасатель. Потому и предложила подругам не мучиться, пытаясь поровну разделить между спасенными нехитрые продукты, а сделать в больших котелках, прихваченных из замка предприимчивыми древнями, тюрю. Простое и дешевое блюдо бедняков, куда можно класть все или почти ничего. Среди запасов имелись сухие лепешки, сизые, кисленькие ягоды и сухой солоноватый сыр, каким, старшина точно помнила, был набит один из ларей в подвале Элайна. Покрошить все в котелок и залить водой было несложно, труднее оказалось найти ложки.
– Да зачем им ложки? – наконец заявила Бет. – У нас в госпитале во время мятежа посуды тоже не хватало, так все пили из кружек. И суп, и жидкую кашу.
На том и остановились. Дора отправилась в свои владения, а Бетриссу древни вместе с припасами принесли в первый приют. Поставили котел с тюрей и половник на камне у стены и исчезли, давая старшине возможность оглядеться.
В дальнем углу пещеры кадетка нашла удобную умывальню, вход в которую древни скрыли свисающими с потолка плетями мха. В небольшом гроте, по одной стене которого струилась теплая вода, скапливаясь в неглубокой выемке, можно было умыться и искупать детей, а при необходимости переодеться в чистые вещи, лежавшие стопочкой на камне. Осматривая грот, Бет с удовольствием признала, что и сама не устроила бы всего с большей предусмотрительностью и заботой.
И это говорило ей о многом. Никогда ни одно существо, спасающее ради получения вожделенной энергии детей чужой расы, не станет заботиться об их удобстве с такой дотошностью, ведь ему и так должны быть благодарны до конца жизни. Только тот, кому боль и горе обездоленных малышей действительно близки, постарается сделать все возможное, чтобы успокоить беглецов и дать им почувствовать безопасность и доброту места, куда они попали.
– Они уже близко, – вынырнула из соседней кучки мха зеленоватая голова древня и, секунду посомневавшись, добавила: – Не все поверили нам, хотят устроить тебе проверку. Не бойся, если будут слишком придираться – я их усыплю.
– Только не торопись, – забеспокоилась Бет. – Сначала я попытаюсь с ними договориться. Действуй лишь в самом крайнем случае, если я крикну: «Сон!»
– Ладно, – помолчав, неохотно буркнул древень и исчез, и кадетке осталось лишь гадать, успел он посоветоваться с цветком или принял это решение сам.
О том, как она будет договариваться с недоверчивыми пленниками, Бетрисса пока не думала, это станет ясно лишь после того, как она на них посмотрит и определит, кто мутит воду. Хотя понять их тоже можно: если вокруг только враги, то и святой станет подозрительным и недоверчивым…
Они вышли из темного зева узкого тоннеля почти бесшумно, не выдав себя ни звуком шагов, ни разговорами. И если бы Бет не знала, куда смотреть, то обязательно пропустила бы появление двух худющих фигурок, настороженно замерших на самой границе тьмы и бледного сияния мха.
Помолчала немного, давая им рассмотреть себя, и мягко, устало поинтересовалась:
– Ну и долго вы будете там стоять? У меня готова тюря, а в умывальне есть теплая вода. На отдых вам дано четыре часа, потом пойдете дальше. Я буду встречать следующих.
– А ты так уверена, что они придут? – дерзко оскалился в ответ парнишка лет двенадцати со взрослой недоверчивостью в волчьих глазах. – Может, мы сейчас заберем твою тюрю и вернемся? Что делать будешь? Силой задержишь?
– Держать не стану, – равнодушно бросила Бет, сделала паузу и с сожалением добавила: – Но, надеюсь, у вас хватит ума использовать единственный белый камень, подаренный судьбой. Всем известно, как она скупа на такие дары: за все годы, пока ваши родители сидят в выработках, это первый раз. И второго уже не будет.
Резковато, но иначе с ними нельзя. Эти мальчишки, не знавшие детства и не видевшие от чужих ничего, кроме жестокости и обмана, верят лишь своему опыту.
– Не врет она, – хмуро буркнула немолодая женщина, появившаяся из мрака позади подростков, и решительно потеснила волчонка: – Пропусти, Галь. Руки уже трясутся, и Саночка мокрая. Может, тут найдется сухая тряпица?
– Все, что смогли, приготовили, – прохладно огрызнулась кадетка, расслышав в последних словах старухи ехидство. – Умывальня в том углу, там есть мыло и немного чистой одежды, для самых нуждающихся.
– Ну так мы тут все такие, – фыркнула старуха, решительно устремляясь в сторону купальни, и недоверчивый Галь побежал за ней, обогнал и первым нырнул под густые плети.
Второй подросток, лет десяти, на минуту скрылся в тоннеле и вскоре вернулся, ведя за собой вереницу малышей, привязанных замурзанными поясками к длинной веревке.
При виде этих детей сердце Бет больно сжалось: никогда ей еще не приходилось видеть такой неприкрытой нищеты. Даже во времена Донгер-Карритской кампании, когда в Карстад хлынули беженцы с южного побережья, смуглые заплаканные дети, которых держали на руках измученные матери и бабушки, были одеты хоть и в ношеные и грязные, но целые вещи, любовно вышитые когда-то яркими узорами.
А эти малыши, молчаливо переступавшие замотанными в обмотки ножками, были обряжены в такое дырявое тряпье, которое никогда даже не было детской одеждой. В штанишках, державшихся на малыше с помощью переброшенной через плечо веревочки, явно угадывался лоскут домотканой полосатой юбки, какие носят рыбачки с западного побережья, а в криво, наспех сшитых рубашонках – остатки истертых мужских рубах.
Но про одежду забывалось сразу, стоило перевести взгляд на худенькие, полупрозрачные личики детей с большими, не по-детски печальными глазами.
– Святая Тишина… – почему-то припомнилось Бет любимое восклицание Олифании, – как же они шли-то?
– Потихоньку, – вдруг дружелюбно улыбнулась вмиг преобразившаяся старуха. – Извини, сестра, сразу не признала. Зови меня Хельгой.
– А ты меня – Бетриссой. Но я только ученица, – нехотя обронила герцогиня Лаверно полуправду и, желая облегчить труд Доре и остальным подругам, если они решатся сюда прийти, добавила для вескости: – Мы все тут такие.
Присела перед малышами, которые чутко, как дикие котята, следили за каждым ее движением, и озадаченно вздохнула:
– Как вы их отвязываете? Я помогу умыть. А вот с одеждой хуже, все вещи на взрослых, но мальчики могут выбрать вещи поменьше. Если длинно, отрежем рукава.
– Еще чего, портить такую хорошую вещь! – Шустрый Галь выбрался из умывальни в сером костюме, сшитом явно на Кателлу, и деловито подвернул рукава. – Давай твою тюрю, нам еще назад идти. А их отвязывать не надо, веревку выдернуть, и все дела.
– Мы и сами справимся, – поддержала его Хельга.
Все оказалось действительно просто, пояски малышей были связаны на концах петлей, в которую продевалась бечева. За второй конец ее держала девочка лет десяти с изуродованными страшными ожогами руками и личиком.
Она очень ловко освободила малышей и повела в купальню вслед за старухой, а Бет щедро налила мальчишкам по полной миске тюри и виновато развела руками:
– Придется пить через край, ложек мы не запасли.
– У каждого своя есть, – отмахнулся Галь, принюхиваясь к поставленной на колени миске. – А что это за кусочки белые плавают?
– Лепешка. У меня их маловато, вот и покрошила в тюрю, чтобы сытнее было. – Кадетка посомневалась и осторожно спросила: – А зачем вам назад? Старухе без вас трудно будет дальше детей вести.
– Там дорога хуже? – нахмурился младший мальчишка, тоже выбравшийся из умывальни в новом костюме и опасливо поглядывающий на Бет черными, раскосыми, как у торемцев, глазами.
– Нет, чем дальше, тем ровнее тропа, – пояснила Бет. – Но малыши ведь уже утомились и с каждым переходом будут уставать все сильнее. До следующего приюта идти часа три, не меньше.
– А что такое «следующий приют»? – испытующе глянул Галь.
– Точно такая же пещера, как вот эта. Там вас встретит моя сестра.
– А тюря там тоже будет? – тихо поинтересовался второй мальчишка, успевший дочиста вылизать миску.
– Конечно, – уверенно подтвердила Бет и вся сжалась от осуждающе уколовшего ее взгляда черных глаз. – А разве тебе не понравилась?
– Вкусно, – буркнул он и покосился на Галя. – Но это неправильно… бесплатно много не кормят, нам Дед рассказывал. На площади бедным один раз в день наливали суп и давали хлеб. А у тебя, получается, пять раз в день!
– Так вот ты о чем, – облегченно выдохнула Бетрисса, вспомнив о бесплатных обедах, которыми постоялые дворы и харчевни Карстада по очереди кормили на городском рынке стариков, нищих и бродяг.
Да и вообще любой, временно попавший в тяжелое положение, мог некоторое время перебиться. При этом хозяева и купцы присматривались к обедающим, и зачастую многие из них к вечеру находили работу и жилье. А вот Бет, когда вынуждена была искать средства на пропитание, обходила стоящие под навесом столы стороной, хотя оттуда доносился весьма аппетитный запах. Но для девушки ее круга обед вместе с нищими означал движение вниз.
– У нас ситуация особая, – веско пояснила она примолкшим мальчишкам. – Нужно помочь вам поскорее стать здоровыми. А для этого вы должны есть почаще, но понемногу, иначе желудки сорвете.
– Сама говоришь – понемногу, а налила полную миску! – не желал сдаваться юный торемец.
– Уймись, Лис! – беззлобно прикрикнула Хельга. – Она нам не враг! А налила так, как принято у свободных людей… но это я виновата, нужно было ее предупредить. Покажи-ка поварешку, Бетрисса. Малышам черпай по одной, нам с Линкой – по две. Мы Саночку по очереди несем.