– Бедняжки, – огорчилась княгиня, но тут же обнаружила возникшую в ее хозяйственном уголке кучку мешков и корзин и взялась за их распаковку.
Древень помогал как умел, но вскоре выяснилась одна тонкость. Недостаточно получить от цветка подробные знания обо всех предметах, необходимо еще иметь навык обращения с ними.
За работой время пролетело незаметно, и Дора даже удивилась, когда древень, шепнув, что беглецы уже пришли, нырнул в мох.
– Бетрисса сказала, нас тут накормят. – Старая женщина в неимоверно потертом и сотни раз штопанном платье устало опустилась в мох прямо у входа.
– Так и есть, – приветливо кивнула кадетка, шагнув навстречу долгожданным гостям. – Я – Дора. Умывальня вон там, я могу помочь детям.
– Линка и сама справится. – Хельга оглянулась и кивнула на худую девчонку, прячущую за неровными сосульками волос изуродованное личико.
Дора невольно зацепилась взглядом за страшные шрамы и стиснула зубы, едва представив, какую нестерпимую боль испытала эта девчонка с диковатым взглядом зеленоватых глаз. И лишь уколовшись об этот недетский взор, глянула ниже.
«А дети-то где?» – едва не сорвалось с губ, но вбитые разбойником правила и упорные тренировки помогли не вскрикнуть от изумления.
Потому что сидевшие у ног девчонки тощие, облезлые щенки волков и лис и были беглыми детьми.
– Тогда идите все сюда, – рассмотрев напряженное ожидание в устремленных на нее взорах, приветливо позвала кадетка, стараясь, чтобы ее улыбка не имела ничего общего с любезно-пренебрежительными гримасками высокомерных знатных дам. – У меня в умывальне есть купель. А к тюре выдам по ломтику копченого мяса… думаю, оно малышам не повредит.
– Если они будут обедать без щитов, – буркнула ведьма, и это замечание снова было проверкой.
– Я думаю, им и купаться нужно без щитов, – легко откликнулась Дора, разливая тюрю по мискам и расставляя их по плоской каменной плите. – Вода тут теплая и целебная. А потом разложат вещички сушить и залезут под одеяла, в этом приюте у вас отдых шесть часов.
– А почему так? – прицепилась к этим словам Хельга. – Бетрисса нас отправила через четыре.
– Подходящее для приюта место найти было непросто, поэтому переходы разной длины, – кротко сообщила ей Дора, припомнив объяснения Тэрлины. – Поторапливайтесь, обед уже ждет.
Пока дети спали, сопровождающие простирнули их убогую одежку, развесили на самых высоких камнях и прилегли неподалеку от Доры, поглядывая на нее с интересом и недоверием.
– Когда уходить будем, едой поделишься? – наконец словно невзначай осведомилась ведьма.
– Конечно, вы же останавливаетесь передохнуть? Дать на привале малышам по куску лепешки – святое дело.
Дора отлично помнила, каким вкусным становился простой хлеб, прихваченный на прогулку в лес или на луга. Рядом с запущенным замком Марьено не было ухоженных парков и клумб. Да возле него и изгороди почти не осталось, хозяйственные селяне потихоньку растащили выпадающие от времени и бесхозности камни на постройку погребов и колодцев.
– И где ж вы столько еды возьмете? – вроде бы сочувственно вздохнула Хельга, но Дора расслышала в ее вопросе и сомнение, и недоверие, и затаенный интерес.
– Об этом мне ничего не известно, – мягко улыбнулась кадетка, сразу припомнив предостережение Тэри. – Но знаю, что в следующем приюте, у Октябрины, вам дадут горячее.
– А после Октябрины кто будет?
– Она вам и скажет, кто из сестер ушел на следующий приют.
– Вот как… – задумалась старуха, иначе ее назвать Дора не могла. – Ну, значит, там и узнаем. Нам, если на самом деле, все равно, лишь бы вы всех забрали. Самые смелые и дерзкие рабы в наказание работают в глубинных горячих выработках, добывают редкие минералы. Газы там ядовиты, долго никто не выдерживает.
– Я думаю… – заикнулась кадетка, помолчала и уверенно добавила: – Мы спасем всех. Не знаю, как, мое дело – как можно лучше выполнить свою работу: встретить вас, накормить и устроить на отдых. Но ты же видишь, как много предусмотрено и сделано? Значит, наши знают и про тех… в горячих шахтах.
Больше беглецы вопросов не задавали, но перед уходом, покормив детей и повесив за спину небольшой мешочек с мясом и лепешками, Хельга со вздохом обронила:
– Не пойму я, кто вы, и разгадать не могу, почему вдруг вспомнили о нас… Но лжи и зла не вижу, поэтому верю, что желаете добра… и хочу отдать тебе вот этот знак. – Она сняла с шеи неказистый медный амулет, грубовато выкованный в виде трех колец, продетых одно в другое, и вложила в руку насторожившейся кадетки: – Передашь Бетриссе… у вас наверняка есть способ. Пусть покажет тем, кто придет, это знак.
– Если ты хотела оставить этот амулет Бет, то почему сама не отдала? – нахмурилась княгиня. – Разве она показалась тебе подозрительной или солгала?
– В том-то и дело, что не лгала, – тяжело вздохнула ведьма и виновато заглянула Доре в глаза: – Ну пойми ты, никак не могла я сразу ей полностью доверять! Ведь это как волшебная сказка: вдруг приходит послание, открывается потайной ход, и там встречают прекрасные девушки, добрые и приветливые. А сказок не бывает, я за эти годы точно поняла! И все наши так думают, наслушалась я за почти десять лет… хотя они всей сотней показались. Все вокруг жадные и злые, тащат все себе в норы, топят и давят всех остальных.
– И только ты одна хорошая, берешь на руки младенца и ведешь спасать самых слабых малышей, – начала сердиться княгиня. – А у нас за них душа болеть не может! Мы же все жестокие и жадные!
– Не сердись… – горько скривив губы, еле слышно выдавила Хельга, – но ты все неверно поняла. Этим детям в шахтах все равно не выжить, бороться они не могут, быстро бегать – тоже. А надзиратели все сильнее звереют, за любую провинность на детях отыгрываются… Взрослых оборотней они опасаются, даже в ошейниках. Потому Дед и сказал: «Уведи их, если повезет – спасутся, а нет – то хоть руки связывать не будут».
– В каких… ошейниках? – растерянно потерла лоб кадетка, пропуская пока все остальное. – Но на вас с девочкой же ничего нет?
– У меня всего лишь слабые способности травницы, – вздохнув, пояснила Хельга, – а Линка – только на четверть оборотень, ей без опытного наставника первый раз обернуться не удастся, а наши помочь не смогли, сами все в ошейниках. А малыши оборачиваются только потому, что еще беззубые щенки, потом и на них наденут ярмо… если выживут. Так не забудь, передай амулет, силком его отобрать нельзя, отводом особым прикрыт, а наши все видят.
Развернулась и ушла вслед за малышами, которых в этот раз вела Линка.
– Не знаю, в чем загвоздка, но там все же нечисто, – в который раз буркнул Синк, подтягивая повыше повешенную на шею сетку, поддерживающую на весу его раздавленную лапу.
Хотя он и плелся потихоньку, уйдя в кокон настолько, насколько позволял проклятый ошейник, но сил оставалось все меньше, и позади теперь брели только две беременные женщины, которым не разрешалось лезть вперед остальных.
Само собой, глупо думать, будто им удастся уйти в случае засады, но лучше такая надежда, чем вообще никакой. Их ведь лишь это и спасает уже столько лет – вера в чудо, в прозрение мощных магов, в их желание помочь своим слабым и доверчивым собратьям.
Задумавшись, Синк почти наткнулся в полумраке на двух старух, поддерживающих избитого парня, брошенного в выработки полторы декады назад. Как ведьмы ни старались, вылечить его полностью не удалось, а прятать с каждым днем становилось все труднее. Надзиратели совсем озверели, и хотя и раньше не разрешали работавшим в мастерских и шахтах оборотням делиться своими пайками с женщинами, детьми и калеками, но хотя бы смотрели на подобные нарушения сквозь пальцы.
Не задаром, разумеется, но и не за услуги. Тряслись за собственную безопасность. Несколько несчастных случаев, когда особенно лютые надсмотрщики внезапно падали с мостков в глубокие трещины или в стволы горячих шахт, очень наглядно показали слугам чернокнижников, на что способны оборотни, даже если на них надеты ошейники повиновения, не дающие ни убрать кокон, ни накопить магии на полный облик.
И даже обвинить рабов ни в чем нельзя – не было никого рядом с погибшими или изувеченными надзирателями в момент падения. Но каждый тюремщик знал точно, за какую именно жестокую выходку покарали очередного изверга неуловимые мстители.
– Чего встали? – шепнул Синк хрипло, ему было тяжко не только говорить, но и дышать.
Он и передвигался с трудом после удара внезапно обрушившейся в шахте глыбы, краем задевшей спину. Уйти бы в кокон – у оборотней магия регенерации самая сильная, ну кроме разве что обаяния и поиска, – да проклятый ошейник высосал всю силу.
– Пришли, – тихо пояснила женщина, помолчала и с истовой надеждой выдохнула: – Неужели все?
– Лепешки бы, – мечтательно пробормотала ее подруга и по-детски облизнулась: – Вкусная была лепешечка.
– Дура, – с жалостью фыркнул оборотень и веско добавил: – Бесплатные лепешки бывают только на поминках.
– Мне уже все равно, – обреченно призналась она. – Устала, сил нет даже жить. Только кусочек лепешки…
Синк смолчал. Хлеб и сыр, принесенные подростками, поделили на всех, по махонькому кусочку. И крошку сыра все сосали неспешно, стараясь подольше сохранить во рту давно забытый вкус. Хотя совсем уж без приварка не жили: гномы, наглухо закрывшие проходы в свои владения, иногда тайком приносили рыбу и грибы в обмен на редкие металлы. Сами они в горячие шахты ходить не имели права, потеряв его в каверзной сделке, превратившей коротышек в рабов собственного жилья.
Оборотень потихоньку двинулся вперед, огибая обессиленно привалившихся к стене калек и женщин с младенцами. На этот раз, скрепя сердце поверив россказням вернувшихся в шахты подростков, стая рабов отправила во внезапно открывшийся сказочный проход почти полсотни людей и оборотней. Всех, кто до этого времени был им хотя и обузой, но одновременно и семьей и убежищем. Горькой болью и единственным лучиком света в непроглядном мраке проклятой рабской жизни.