– А спросить их можешь? – с надеждой спросил оборотень и смолк, глотая вставший в горле комок.
– Древень, – мягко позвала Бетрисса, – магистр Иридос с герцогом Шаграйном добрались до выхода?
– Немного осталось, но вестника маг уже отправил, – деловито сообщил древень. – А вас пора перенести?
– Подождем, пока они уйдут на плато, чтобы на душе спокойно стало, – решила Бет и оглянулась на Фанью, проверить, правильно ли рассудила.
– А меня отправьте к стае, – тихо попросил Дед. – Волнуются они.
– Иди, – глядя ему прямо в глаза, решила Бет. – Но не забудь, времени у тебя на выбор только до вечера. Ты можешь либо вернуться к жене и сыну, либо снова от них уйти, и теперь это будет предательством. А измен они оба не прощают, я точно знаю.
– А я? – вдруг с горькой усмешкой вскинулся он. – Я как?
– Если ты про короля, – сухо процедила Фанья, – то у нее не было никакого иного выхода. Иглунд влюбился и добивался согласия не один год, жил возле монастыря почти постоянно. И за это время раскопал почти все наши тайны, но готов был все простить, если она даст согласие. А потом поставил ультиматум, и если бы она отказала еще раз… Рада мы могли бы потерять. Нет, убивать его король не собирался, зато мог отобрать. Лишил бы моего отца за обман всего имущества и выслал с Идрийса вместе с женой и «сыном». Конечно, и я нашла бы, чем ответить, – яростно сверкнула глазами тихоня, – но Занта и думать о таком не могла и приняла его браслет. И больше об этом я ничего говорить не буду, слишком все тяжело и непросто.
– И не нужно, – успокаивая, погладила ее по плечу кадетка и покосилась на застывшего статуей оборотня. – Теперь он все знает и пусть решает сам. Только одно хочу добавить: Зантарии я все равно все расскажу, и Шаграйну тоже. Мне и одного висящего на совести выбора многовато, больше не потяну. Древень, мы готовы, переноси.
– Стой, – тенью метнулся в Бетриссе седой волк, прижал ее к камню и тотчас сбросил звериный облик. – Извини… я тебя не напугал?
– После твоего сыночка нас очень трудно чем-нибудь испугать, – нервно фыркнула Бет. – А зачем нужно было так прыгать-то?
– Отвык… кокона ведь не было… – виновато глянул он и заговорил горячо, сбивчиво: – Ну как ты не понимаешь, нельзя ей говорить про меня! Она королева, а я просто Дед. Она ведь только из жалости может ко мне вернуться, как подруга того Мишеле. Но его ты почему-то пожалела…
Оборотень с горькой досадой махнул рукой и отвернулся, глотая непролитые слезы по молодости, прожитой не так, как мечталось.
– Сенарг, это ты еще пока не понимаешь, – подсев к нему ближе, мягко и проникновенно поведала Фанья. – Он ведь твоя копия… особенно как возмужал годам к двадцати, почти не отличить. И взгляд и усмешка… Думаешь, почему Бетрисса тебя так быстро узнала? Да у меня самой иногда мороз по коже, когда он смеется, – ясно вижу твое лицо. Ведь все считали тебя погибшим. Дед Ирхин еле ходил, разговаривать не мог, а внука узнал с первого взгляда, это тебе о чем-нибудь говорит? И она… как встретится тайком с сыном, так потом три дня рыдает, хорошо хоть Иглунд никогда не понимал из-за чего. Но его я теперь тоже жалею, он ведь на жену как на чудо смотрел, надышаться не мог, все желания исполнял. Потому-то черные первым делом расправились с ним. А с ней так и не смогли, у Рада друзья сильнее оказались.
– Пора, – посмотрев на притихшего, задумавшегося вожака, решила Бет, и в этот раз зеленый вихрь подхватил их без промедления и стремительно потащил по тоннелям, густо заросшим чудесным мхом.
Глава двадцать четвертая,в которой сирена получает очень непростые подарки
– Тэри, – звенящим шорохом разнесся по пещерке окрепший голос цветка, – нам с тобой пора поговорить.
– Хорошо. – Сирена с готовностью повернулась к слабо светящимся роскошным листьям и приготовилась ждать.
– Ты мне очень помогла, и за это я тебя награжу.
– Не нужно, – тотчас отказалась маркиза Дарве Ульгер, – у меня теперь все есть. А я очень рада, что смогла хоть чем-то поддержать тебя и древней, мне жаль, что их осталось так мало.
– Скоро будет много. – В бесстрастном шелесте Тэрлине почудилась улыбка. – Но я говорю о другом. Мы никого не просим… и не заставляем ничего делать. Но твой отказ от подарка огорчил бы меня, если бы мне было дано испытывать собственные эмоции, а не только ощущать чужие.
– Значит… – задумалась Тэри, – ты считаешь, что мне будет плохо, если я его не возьму?
– Ты хорошо научилась нас понимать.
– Тогда я беру твой дар с благодарностью и нежной любовью, вы стали мне за эти дни почти родными, – вздохнула девушка, начиная догадываться, что пришло время расставания.
– Вот, – цветок не умел говорить лишних слов, – это мой знак.
Тонкий, белесый корешок юрко, как змейка, скользнул сирене на предплечье, обвился вокруг, щекоча кожу, и замер причудливым рисунком.
– Спасибо, – вежливо произнесла Тэри, не испытывая особенного восторга от странного украшения. – А где его можно будет хранить?
– Он теперь часть тебя, – спокойно сообщил цветок, помолчал, давая утихнуть охватившей девушку тревоге, и добавил: – Но ты этого даже не заметишь, как не замечаешь ушей, пока не увидишь в зеркале. Зато он сможет то, чего ты до сих пор не умела. Ощущать чужие эмоции, как и я. И предупредит тебя, если приблизится кто-то с нехорошими намерениями.
– Спасибо, – увереннее повторила Тэри, понимая, как удобно иметь такой живой амулет. – А как его кормить?
– Не волнуйся, ему достаточно твоего тепла и воды, которой ты умываешься. А теперь тебя отправят в сад, наверху сейчас день, а ты давно грезишь о солнце.
Больше цветок ничего не сказал, а спросить Тэри не успела. Вспух вокруг плотным зеленым туманом путь древней и увлек кадетку из тайного убежища в тоннели и проходы, ведущие к замку Элайн.
«Выставил, как надоевшую игрушку», – с обидой вздохнула Тэрлина и тотчас посмеялась над собой.
Цветок не может любить или ненавидеть, ему ничто не надоедает, не веселит и не печалит. Он только рассуждает, сухо и спокойно, о том, как уберечь свою жизнь и своих древней ради тех бесценных знаний, которые хранит для таких же, как он. Знаний, которые когда-нибудь пригодятся тем высшим существам, которые его создали, поселили в надежном месте и ушли дальше, изучать новые миры.
– Закрой глаза, – прошелестел на ухо Тэри древень, и она послушно зажмурилась.
Чтобы через миг даже через веки почувствовать жаркие лучи солнца, не затененного ни одним листком.
– Взгляните, там девушка, – озадаченно произнес кто-то неизвестный, и его тотчас возбужденно перебил другой незнакомец: – Кадетка вернулась!
Не прошло и пяти секунд, как вокруг Тэри толпилось несколько человек, и, слегка приоткрыв глаза, она рассмотрела в нестерпимо ярком свете их цветастые рубахи.
– У нее что-то со зрением, – наконец догадался кто-то, разглядев слезы, текущие по щекам сирены.
– Где? – знакомо рявкнул вдруг рядом Годренс, и в следующий момент маг крепко прижимал сирену к груди и с тревогой взывал: – Тэри! Ты плачешь?
– Солнце… – сквозь слезы улыбнулась она, недоумевая, почему древни не догадались вывести ее в тень.
– Идем в дом, – облегченно выдохнул дроу, вокруг вмиг потемнело и стало прохладно. – Это галерея второго этажа, тут полумрак. Вот платок, вытри глаза и не спеша открывай. А пока рассказывай, как у вас там дела?
– Сегодня утром пришла последняя группа, самая большая, – поясняла сирена, начиная догадываться, как истово их здесь ждали и как осторожно нужно рассказывать новости, приносимые цветку древнями.
И лучше смолчать об услышанном случайно, как и о собственных догадках. Королева и без того переживает, незачем пугать ее заранее.
– А Дора? – не выдержал маг, и Тэрлина улыбнулась в ответ:
– Она молодец. Но ее приют второй от входа, и сейчас туда как раз подходит последняя группа спасенных. Поэтому она пока очень занята.
– А Бет с Фаньей? – Как оказалось, за несколько мгновений в комнату успела набежать толпа магов и даже Майзен, который, как помнилось Тэрлине, должен сейчас находиться в столице.
И у всех были вопросы.
– Бет с Фаньей с утра ходили в пещеры шахтеров, – буднично пояснила Тэрлина, стараясь не выдать тревоги, какой обливалось ее собственное сердце, пока сестры не вернулись.
– Зачем? – раздалось несколько голосов.
– Оставить для Иридоса тайник с амулетами и едой и захватить оттуда вожака, который твердо решил дождаться возвращения спасателей. Но пока они обедали и отдыхали, магистр и Шаграйн успели вернуться и принесли рабов, над которыми черные делали опыты.
– Где они? – хором выдохнули маги.
– Цветок забрал спасенных зеленым путем, а Иридос отправился наружу по тоннелям, которые указали ему древни. Он должен выйти в заснеженное ущелье восточной части хребта и заранее отправил на плато вестника.
В комнате разом стало тихо и пусто, маги, как обычно, ушли стремительно и без предупреждения. И тогда раздался голос, услышать который Тэри боялась больше всего.
– А советник? – Даже сейчас, когда в комнате не было никого, кроме них, Майзена и Годренса, ее величество не решилась назвать сына по имени.
– Он вместе с Иридосом. И он жив, это я знаю точно, – твердо выговорила Тэри и сжала зубы.
Ей и самой сказали те же самые слова, но сердце в тот миг почему-то заныло тупой болью.
– Спасибо, – шепнула королева побледневшими губами, и дроу немедленно оказался рядом с ней, коротко махнул пальцами, творя какое-то заклинание.
– Ваше величество! Пожалейте свое сердце! У вас еще двое сыновей, – укоризненно бормотал он, усаживая ее величество в кресло. – Очень скоро они тоже начнут уходить и уезжать, драться с врагами и спасать друзей.
– Запру в этом замке, – всхлипнув, с чувством пообещала королева, постепенно справляясь с нахлынувшим отчаянием. – У меня и за одного вся душа изболелась.
– Слышал, Бэри? – раздался от двери ехидный басок Альреда. – Старший вовсю развлекается, а запирать будут нас. Никакой справедливости.