А потом стало поздно. Рядом с входом послышались тихие шаги, и не успели оборотни опомниться, как под своды шатра вступили сразу три деловито переговаривающиеся женщины. Две постарше и одна совсем юная, в мальчишечьих штанах и рубахе навыпуск.
– Ир! – обрадовалась она, завидев дракона. – А я думала, ты в Тальзии.
Нежно обняла и поцеловала расцветшего улыбкой мужа, сунула ему извлеченный из корзинки пирожок и обернулась к Раду, на шею которого Орисья уже ловко повязала хрустящий поварской фартук.
– Слюнявчиков для мужчин у нас нет, уж извини, а супом тебя накормить нужно. Отец, а в умывальню вы его отнести не догадались, раз пришли проведать?
– Он не маленький, и сам бы сказал, – тихо буркнул Иридос, досадуя на ведьм за прямоту.
– Ты не обижайся, отец, – с легкой укоризной глянула самая старая ведьма, – но ты все понимаешь неверно. И вообще обращаешься с ним очень неправильно.
– Докажи, – прищурился вожак, возмущенный таким обвинением.
– Все очень просто, – глянула она почти с жалостью и принялась осторожно обтирать застывшее маской лицо Рада влажной салфеткой. – Ты забываешь, что он белый ведьмак. И разговариваешь с ним как с оборотнем. И поступков ждешь таких же, как от оборотней, забывая, как трудно тебе было поначалу, когда ты обращался с ними как с обычными магами или людьми.
– Но ведь ведьмаком он стал недавно? – упрямо хмурился дракон, не желая признавать, что бабушка в чем-то права.
– Он был им всю жизнь, с самого детства, – с мягкой улыбкой сообщила мужу Анэри. – Просто не мог быть кем-то другим, ведь магии на Идрийсе почти нет. А потом начал просыпаться дар оборотня, и мы даже знаем когда.
– А больше вам не о чем поговорить? – не выдержал Рад.
– Прости, миленький, – нежно проворковала ему Мильда, – но им нужно все объяснить, иначе снова повесят на тебя стаю. А ты прежде всего лекарь, и душа у тебя болит за каждого, вот и в ловушке кинулся не сражаться, а лечить. И лечил до тех пор, пока не потерял от боли сознание, и все это время знал, что эта гадость тебя жрет и ты уже умираешь.
– Ведьма! – рыкнул взбешенный ее бесцеремонной откровенностью дракон. – Разве такое вслух говорят?
– Так ведь смолчать в таком деле стократ хуже, – вздохнула она, покосившись на побелевшего Сенарга. – Вы же как котята слепые, видите лишь ту картинку, какую вам показывают. И никому невдомек, что Рад привык постоянно носить личину пересмешника ради спокойствия матери, которая дрожит над ним, как над огоньком на ветру. А у него под этой маской чуткая и ранимая душа, иной у белых ведьмаков просто не бывает. И любовь у него потому такая трудная, он ведь даже готов отказаться от любимой девушки, лишь бы ненароком не искалечить ей жизнь, как случайный оборотень поломал жизнь его матери.
– Мильда… – тихо произнес устало прикрывший глаза ведьмак, но кожа на его скулах натянулась еще туже, – до сих пор я тебя уважал.
– Прости, миленький, – виновато развела руками старая ведьма, – но кто-то должен был это сказать. Но не всем, а только этим двоим, чтобы уяснили раз и навсегда, – ты не оборотень. Способность вызывать защитный кокон у тебя идет довеском, и она вовсе не лишняя, но по сути своей ты только ведьмак. Вот и знак проявился, немногие такого удостоились.
– Мы жребий кидали, – нежно расчесывая пальчиками непослушную гриву задумчиво притихшего дракона, мягко пояснила его зеленоглазая жена, – и я рада, что выпало не мне. Но бабушка говорит чистую правду, мы спросили ведьм старшего круга, и они посмотрели старые книги. Да и сам посуди, разве мог бы ведьмак с черствой душой стать белым? Стало быть, его ехидство – просто щит, как для тебя драконья шкура, а иначе ему не выжить. А кроме того, его с рождения воспитывала сестра Тишины, а они свято чтят честность, чистоту помыслов и преданность.
– Все, хватит, – заскрипел зубами Рад. – Иридос! Где тут у тебя умывальня?
– Идем, – тотчас отозвался дракон, и они мгновенно исчезли.
– Ну, теперь мы их не скоро увидим. – Орисья опустилась на диванчик, вытирая платочком взмокший от напряжения лоб. – А сейчас поговорим с тобой, оборотень.
– Может, мне лучше сразу туда прыгнуть? – дернул плечом в сторону обрыва к Горянке Сенарг.
– Не поможет, – насмешливо фыркнула Мильда. – Там у Иридоса воздушные путы растянуты, будешь болтаться над водой, пока он не вернется. Лучше послушай умных женщин, нечасто мы даем советы оборотням чужих стай.
– И сейчас бы не стали, ты и сам не глуп. Но про дар своего сына ничего не знаешь, а он для нашего мира большая редкость, его беречь нужно, – поддержала мать Орисья. – И не поверю я, будто ты ждал от него нежных объятий и поцелуев. Дирард давно взрослый мужчина, жил без тебя тридцать лет, прожил бы и дальше. А ты свалился как снег на голову, вот он и растерялся. Тут любой не сразу сообразит, как поступить, попробуй поставь себя на его место. Но мы-то точно знаем, что в его характере главное – отзывчивость и доброта, а напускная холодность вовсе не означает, будто ты ему не нужен. Просто Раду необходимо немного прийти в себя и свыкнуться с этой новостью. И еще… мы ведь и грана не лукавили, он действительно умирал. Иридос в последний миг друга в стазис сунул, маги только чудом из-за грани вытащили. Мы сами видели глаза Рада, когда он проснулся… у меня вмиг белых волос добавилось.
– Ведьмы, – взмолился ошарашенный оборотень, – но мне-то теперь что делать?
– Да ничего особого. Всего лишь хорошенько запомни мои слова, повторять не буду, – очень серьезно произнесла Мильда. – Отставь свою гордость, забудь на время про стаю и не вспоминай старые законы. И иди к жене, разберись со своей семьей. Тогда решать все остальные задачки будет намного проще.
– Если согласен, – участливо вздохнула Орисья, – то кивни. Мы, так и быть, по-родственному поможем.
– Откуда у нас родство? – неверяще глянул в ожидающие глаза ведьм Дед и нерешительно кивнул.
Жизнь менялась слишком резко и стремительно, и он никак не успевал спокойно обдумать эти перемены, просчитать варианты и принять решение самостоятельно, так, как привык.
– С трех сторон, – деловито отправив куда-то магического вестника, сообщила самая молодая ведьма. – У всех нас мужья – оборотни. Зато твой сын – ведьмак. Ну и последнее: по вашему закону он теперь дважды побратим моему мужу, сначала Рад спас Ира, потом наоборот.
– Добрый день! – Выпрыгнувшая из воздуха женщина смутила оборотня своим ярким и легким полумужским одеянием, смелым взглядом внимательных глаз и непривычно свободным обращением, словно была сродни ведьмам. – Зачем звала, дочка?
– Это отец Дирарда, – коротко пояснила Анэри, – и его нужно отправить в Элайн, к тальзийской королеве. Но они не виделись тридцать лет…
– Поняла, необходимо первое впечатление, – что-то решая, задумчиво прикусила губу гостья и приветливо кивнула оборотню: – Идем. Да не бойся, я Лэйта, мать Иридоса.
Сенарга словно ветром подхватило, и через миг он обнаружил, что стоит в просторной комнате перед большим, до пола, зеркалом.
– Сначала уйди в кокон, – велела магиня. – Я добавлю тебе силы и брошу заклинание молодости. Зантария женщина видная, и за ее здоровьем маг следит. Ты должен ей соответствовать.
– Зачем? – еще спорил Сенарг, но уже чувствовал, как свернутый кокон начинает греть сердце давно забытым ощущением полноты запаса, манящим окунуться в его бодрящее тепло.
– Красавец, – довольно щурилась Мильда, рассматривая крупного темно-серого волка со спускающимся на грудь пышным светлым воротником и черной гривой, переходящей в широкую спину заматеревшего зверя. – Сразу видно, настоящий вожак.
– Достаточно, – скомандовала Лэйта и подтолкнула сбросившего кокон вожака к зеркалу. – Анэри, что модно у оборотней в Тальзии?
– Нет там оборотней, у которых есть мода, – горестно вздохнула Мильда, и в ее голосе прозвучало столько сочувствия и душевной боли, что Сенарг мгновенно проглотил едва не сорвавшееся с языка язвительное словцо.
И злиться на ведьм за бесцеремонное вмешательство в собственную жизнь тоже как-то разом перестал, приняв сердцем искренность их желания помочь. Ему самому, его ершистому, но необыкновенному сыну и Занте, которая сейчас пьет какие-то зелья и с каждой минутой все меньше верит в его желание с ней увидеться. И одновременно с этой верой в ее сердце гаснут последние искры чудесного огня, вспыхнувшего когда-то между ними в обшарпанном захолустном трактире.
И едва Сенарг осознал, насколько хрупок и недолговечен ведущий к его счастью мосток, как вожака рабов охватило сжигающее душу нетерпение. Какая еще мода, какая одежда! Ему бы поскорее увидеть ее глаза, высказать откровенным взглядом всю тоску и нерастраченную нежность, которые он столько лет свято хранил для нее одной.
Берёг, несмотря ни на что.
– Значит, будет, – постановила Лэйта. – Одевается же как-то особенно его сын? Анэри, дай картинку. Отличный костюм, но раз он носит зеленый, отцу сделаем темно-синий… или все же шоколадный?
– Синий, – выдавил оборотень, глядя, как стремительно меняются куртки на видном мужчине, глядящем из чудесного зеркала.
Они были похожи как братья, но тот, за стеклом, был лет на двадцать моложе, и седина еще лишь слегка присолила его виски. А лицо не такое призрачно-белое, да и морщинок не видно, только по взгляду да твердой складке у губ можно понять, сколько ему пришлось пережить.
– Но очень темный, – посоветовала Анэри, наблюдая из стоящего неподалеку кресла. – Цвет ночного неба. Теперь немного строгой серебряной вышивки в цвет к поясу.
– Но у меня нет… – Договорить Сенаргу ведьмы не дали:
– Вожаку положен серебряный пояс. А кинжал в ножны пока сунем твой, Ир потом что-нибудь придумает. Все, отправляем. Кто-нибудь с ним пойдет?
– Лучше я, – подумав мгновение, решила Анэри, шагнула к зеркалу, прищурилась, и ее мальчишеский наряд стал строгим золотистым платьем с высоким воротничком и длинными, летящими рукавами.
– Удачи, – подмигнула ей магиня, и рядом вспыхнул светлый овал магического портала.