Возвращайся домой, возвращайся, чтобы я за тобой приглядывала. Джулия лежала в постели без сна и кипела от злости. Элспет сидела у окна. Они ждали.
— Хочешь, прогуляемся по Южному берегу? — предложил Роберт.
Он расплатился по счету, и они собирались выходить из ресторана. Валентина заколебалась. Ее смущали туфли. Остроносые, на шпильках, да еще на полразмера велики.
— С удовольствием, — ответила она.
До Вестминстерского моста они доехали на такси. На улицах — удивительное дело — было безлюдно. Их шаги гулко отдавались от тротуара, с противоположной набережной доносился смех. Зрелище ночного Вестминстера было для Валентины в диковинку. «Когда нет толпы, здесь намного приятнее». Роберт повел ее через мост и вниз по ступеням. Стоя у парапета, они смотрели на Темзу и здания парламента. Прямо над Биг-Беном зависла низкая оранжевая луна. Роберт привлек Валентину к себе. Она напряглась. Так они постояли несколько минут, и каждый пытался прочесть мысли другого. Наконец он сказал:
— Пойдем дальше? Мне кажется, ты озябла.
— Да, есть немного, — ответила она.
Они поднялись по тем же ступеням. При ходьбе Валентине было как-то спокойнее. Она не знала, как принято себя вести в таких ситуациях: предполагала, что они будут целоваться, а вдруг он захочет большего? Не рассчитывает ли, что она пойдет к нему? Неужели он не понимает, что это исключено? Который теперь час? Задержись она еще немного — Джулия с ума сойдет. Она и так на стенку лезет, а потом просто взбеленится… Украдкой Валентина пыталась взглянуть на часы Роберта. Потом вспомнила, где находится, и подняла глаза на Биг-Бен. Почти полночь. Они миновали мосты Ватерлоо и Блэкфрайарс. Ноги у нее горели. Он рассказывал о выставке, которую посетил в отделе современного искусства галереи «Тейт». Валентина с тоской провожала глазами каждую скамейку. На подходе к Лондонскому мосту она не выдержала:
— Может, присядем?
— Ох, прости, — спохватился он. — Совсем забыл, что ты на шпильках.
Опустившись на скамью, Валентина сбросила обувь. Она размяла пальцы ног, покрутила ступнями. Роберт наклонился и поднял ее туфли. Он так и застыл, держа в каждой руке по туфельке. Внутри они были теплыми и немного влажными.
— Бедные твои ножки, — выговорил он.
— Туфли чужие, — сказала она.
— Знаю. — Он поставил туфли Элспет рядом с собой. — Ну-ка. — Он вытянул руки. — Давай сюда лапы.
Посмотрев на него с сомнением, она все же подчинилась. Он развернул ее так, чтобы она, опираясь на локти, положила ступни ему на колени.
— Можешь снять чулки?
— Только не смотри, — сказала она.
Он принялся массировать ей ноги. Вначале она следила за его движениями, но потом запрокинула голову, и теперь ему было видно лишь тонкую шею и маленький заостренный подбородок. Он сосредоточился на ее подошвах, чувствуя, что достиг нового уровня раскованности: делал массаж ног молоденькой девушке в общественном месте. «Хотелось бы знать, не полагается ли за такое арест?» Но все мысли тут же улетучились. Мир сжался до этой скамейки: в нем были только ее ступни и его руки.
Валентина подняла голову. Она полностью расслабилась и поплыла. Роберт наклонился и поцеловал ее ноги.
— Процедуры закончены, — сказал он.
— Боже мой, — вырвалось у нее. — Кажется, я не смогу идти.
— Я тебя понесу, — сказал он и не обманул.
Было уже почти два часа ночи, когда Джулия и Элспет услышали шаги. Джулия выпрыгнула из постели, еще не решив, как быть — встречать Валентину на пороге или ожидать в спальне. Элспет полетела в прихожую и увидела медленно открывающуюся дверь; а еще она увидела, что Роберт несет Валентину на руках; увидела, как он бережно опускает ее на босые ноги, увидела, как Валентину, с туфельками в руках, слегка качнуло — и узнала то самое, что произошло однажды с ней самой. Валентина вглядывалась в темноту квартиры. Потом обернулась к Роберту и помахала одними пальцами. Он насмешливо поклонился, вернул ей чулки и пошел к себе. Валентина шагнула через порог и заперла дверь. А потом бесшумно пробралась в спальню.
Элспет осталась в прихожей. Ей не улыбалось быть свидетельницей неминуемой ссоры. Это мы уже проходили. Ей хотелось вырваться из квартиры, побыть одной, разобраться в своих мыслях. Хотелось догнать Роберта и умолить его… А о чем мне просить? Что я ему скажу? Элспет жаждала глотнуть чего-нибудь покрепче и хорошенько выплакаться в ванне. Она жаждала выскочить на улицу и до изнеможения идти куда глаза глядят, потом рухнуть в постель. Но вместо этого потащилась к себе в кабинет и стала смотреть в сад, залитый лунным светом. Отпусти меня, молила она ту силу, что удерживала ее взаперти. Пойми, я хочу умереть; умереть по-настоящему и уйти. Она выжидала, но ответа не было. Господи, кем бы Ты ни был, умоляю, отпусти меня. Это не помогло. Ей стало ясно, что никто ее не слышит. Оставалось полагаться только на себя.
Неся в руках чулки и туфли, Валентина прокралась в спальню. Джулия в пижаме сидела на кровати и болтала ногами. При появлении Валентины она обернулась:
— Тебе известно, сколько сейчас времени?
— Нет.
— Почти два часа ночи.
— Ой.
Джулия соскочила с кровати. Валентина подумала: «Полезет в драку — зафигачу в нее туфлями». Они стояли лицом друг к другу, не решаясь выговорить те слова, которые разожгут ссору. Джулия подумала: «Надо лечь спать — да и все». Но не удержалась и выдала:
— Это все, что ты можешь сказать? «Ой»? — Она стала передразнивать неумелое притворство Валентины. — «Ой, ой, ой».
Валентина пожала плечами:
— У нас что, комендантский час? Ты здесь вместо мамы? Да хоть бы и так: мне двадцать один год. — («Ну что, съела, Джулия?»)
— Могла бы для приличия сообщить, в котором часу вернешься: я же беспокоюсь. — («Я больше, чем мама. Ты от меня просто так не отделаешься».)
— Это твои проблемы. Ты прекрасно знала, где я и с кем. — («Ты мне не указ».)
— Ты отправилась поужинать. Ужин не затягивается до двух часов ночи! — («Где ты шлялась целых семь часов?»)
— Я ходила на свидание, а остальное тебя не касается. — («И отвяжись».)
— Нет, касается! Что на тебя нашло? — («У нас друг от друга секретов никогда не было».)
— Тебе не кажется, что уже пора жить собственной жизнью? — («Господи, да отвянь ты, Джулия».)
— Естественно! Мы и так живем собственной жизнью, только вместе… — («Валентина!»)
— Я не о том! — Валентина швырнула туфли через всю спальню. Они безобидно запрыгали по ковру. — Ты прекрасно понимаешь — я хочу сама распоряжаться своей жизнью. Я хочу стать собой! Мне надоело быть полуличностью. — У нее брызнули слезы. Джулия сделала шаг вперед, но Валентина вскрикнула: — Не прикасайся ко мне! Не смей!.. — И выбежала в коридор.
Джулия осталась стоять с закрытыми глазами, опустив руки. «Завтра одумается. Сделаем вид, что ничего не произошло». Она вернулась в постель и стала прислушиваться, пытаясь определить, где находится Валентина. Потом ее сморил сон; ей приснилось, что она пришла к Мартину и бродит одна по его квартире, нащупывая бесконечные тропинки среди нагромождения коробок.
Валентина устроилась на ночь в гостевой спальне. Постель, как выяснилось, отсырела; Валентина чувствовала себя порочной от того, что легла спать в нижнем белье. «Не помню, чтобы я когда-нибудь спала одна». На самом деле она так разнервничалась, что не могла уснуть. Ссора с Джулией не давала ей покоя; вечер, проведенный с Робертом, отступил на многие недели назад и вспоминался как смутная и желанная передышка в настоящей битве. Саму себя она теперь видела здравомыслящей и несломленной. «Я одержала победу, — молча повторяла она. — Высказала все, что накипело. Так ей и надо. Знала ведь, что правда на моей стороне. Теперь все пойдет по-другому».
Наутро близнецы, избегая смотреть друг на друга, встретились в кухне. Они приготовили яичницу и тосты, вместе позавтракали в холодном свете столовой и обменялись парой слов. Все стало на свои места, но прошлого уже было не вернуть.
ВИТАМИНЫ
— У вас нездоровый вид, — сказала Джулия Мартину несколько дней спустя. — Я вам куплю витамины.
— Слышу голос Марики.
— Это хорошо или плохо?
Они сидели у Мартина в кабинете. День клонился к вечеру; Валентина ушла с Робертом на кладбище, и Джулия, как заблудшая овечка, притащилась к Мартину, громко жалуясь, что все ее бросили, и втайне рассчитывая посмотреть с ним телевизор. Оказалось, у Мартина срочное дело; она маячила рядом, изнывала от скуки, но не теряла надежды.
Мартин с улыбкой развернулся вместе с креслом. В тусклом свечении монитора он выглядел пришельцем из другого мира; Джулия даже нашла его красивым, но понимала, что это красота распада. Его лицо отливало синевой, а руки в теплом свете настольной лампы казались кроваво-оранжевыми.
— Это приятно. Люблю, когда обо мне заботятся, но в меру. Чрезмерная опека тоже ни к чему.
У Джулии назревал план.
— Конечно, конечно, это так. Но если я куплю витамины, вы не откажетесь их принимать?
Мартин опять повернулся к экрану. Он составлял сетку для кроссворда. От щелчка мышкой три квадрата сделались черными.
— Трудно сказать. Мне не упомнить, когда пора глотать таблетки.
— А я буду напоминать. Возьму это на себя.
— Что ж, все лучше, чем впихивать в себя фрукты-овощи.
— Решено, завтра же поеду в «Бутс». — Джулия помедлила. — Вы всю ночь работать собираетесь?
— Да, нужно было начать еще вчера, но я отвлекся на другое. А послезавтра уже сдавать. — Мартин сделал пометку в рукописном наброске кроссворда. — Если хочешь включить телевизор — прошу.
— Нет, я одна смотреть не люблю. Пойду к себе, почитаю.
— Уж извини, что я такой плохой компаньон, но мне — кровь из носу — надо закончить, иначе редактор явится сюда с дубинкой.
— Да ничего.
Когда Джулия переступила порог своей квартиры, ее план принял реальные очертания.