— Так! Егор, живо дуй к этой Литвиновой! А впрочем… Серафима Алексеевна, если Егор заедет сейчас к Вам домой, у Вас найдется четкая, крупная фотография Кружилиной?
— Конечно! — обрадовалась Серафима. — А можно я потом поеду с ним к свидетельнице, вдруг по ходу дела всплывет что-то еще?
Вересков взглянул на лейтенанта. Тот согласно кивнул.
— Поезжайте, Серафима Алексеевна, конечно поезжайте!
Литвинова Тамара Константиновна, сразу узнала Машу по фотографии. А потом они вместе с Серафимой, для уточнения доказательств, вспомнили, что у Марии лямки вместе с верхней частью комбинезона, были закатаны до пояса, и частично прикрыты выпущенной наружу, и оттого немного помятой бежевой короткой блузкой. По этой причине у пожилой свидетельницы и не возникло сомнения в том, что преступница беременна. После этого Серафима показала Егору, по какой тропинке Мария свернула к пустырю со свалкой металла, и откуда она вытащила пакет с пистолетом.
… В среду вечером в половине восьмого в квартире Кружилиных раздался звонок. Развалившийся у ног хозяйки, Арчибальд, вскочил и с имеющим на то полное право, громким лаем, бросился в прихожую. Мария, приехавшая недавно с работы и слегка перекусив, в это время принимала душ. Галина Дмитриевна, сидящая в кресле у телевизора, поднялась и пошла открывать дверь позвонившим. Она посмотрела в глазок и увидела двух молодых людей, в одном из которых узнала следователя прокуратуры Егора Владимировича Свиридова. Он уже приходил к ним однажды, чтобы побеседовать с Машей об убийстве Голубева.
— Все ходят! Опять у Машки займут весь вечер, отдохнуть не дадут! — с досадой подумала Галина Дмитриевна, и, прихватив пса за ошейник, потащила его запирать в туалет.
— Сейчас! — на ходу крикнула она ожидавшим, и вернувшись, открыла дверь.
— Здравствуйте! — поздоровались вошедшие.
— Нам надо срочно побеседовать с Машей. — Сообщил лейтенант Свиридов. — Она дома?
— Дома. Душ принимает! — ответила женщина недовольно. — А вы надолго? Маша сегодня приехала такая уставшая, и вообще ей в последнее время нездоровится.
— Думаю, мы совсем ненадолго. — Ответил второй молодой человек, который представился Галине Дмитриевне младшим лейтенантом Боженовым.
— Мама, кто там? — крикнула Маша из ванной.
— Это к тебе, опять из милиции. — Ответила ей Галина Дмитриевна, после чего проводила нежданных визитеров в комнату дочери.
— Присаживайтесь! — она указала им на кресла.
Оперативники присели, а Галина Дмитриевна повернулась, чтобы уйти.
— Вам придется присесть и подождать здесь, пока Маша выйдет из ванной. — Сказал ей лейтенант Свиридов.
— Почему здесь? У меня сериал начинается.
Егор улыбнулся.
— Представителей власти при исполнении служебных обязанностей не принято оставлять одних.
В это время щелкнула дверь ванной и через минуту в комнате появилась Маша, укутанная в малиновый махровый халат.
Она приветливо улыбнулась знакомому лейтенанту Егору Свиридову, и извинилась за то, что вынуждена принимать их с сослуживцем в таком виде.
— Егор, что ж Вы не позвонили мне заранее, как в прошлый раз?
Егор пожал плечами.
— Так получилось, Мария Александровна, Вы уж, извините!
— Ну, что Вы, к чему такая официальность! — жеманно заметила ему Маша, и почувствовала вдруг, как у нее задрожали колени.
Она присела на диван и обратила свой вопросительный взгляд на оперативников.
— Теперь мне можно уйти? — с едва уловимым раздражением спросила Галина Дмитриевна.
— Подойдите к входной двери, Галина Дмитриевна, и впустите еще двоих наших сотрудников. Они должны там сейчас стоять. — Любезно попросил женщину Егор Свиридов.
— А, что случилось? — теперь уже настороженно спросила у него Галина Дмитриевна.
— Идите, идите, — поторопил ее Егор, и после того, как она скрылась, предъявил Маше обвинение.
— Мария Александровна, по показаниям свидетельницы Литвиновой Тамары Константиновны, которая видела Вас в день убийства Алексея Витальевича Голубева, недалеко от места преступления примерно в двадцать один час, десять минут, и опознала по фотографии, Вы подозреваетесь в совершении преступления.
Мария побледнела на глазах оперативников и вцепилась рукой в подлокотник, с такой силой, словно эти двое собирались оторвать ее от дивана.
— Какая свидетельница? — хриплым голосом произнесла она, и взглянула на Свиридова расширенными от испуга глазами.
— Пожилая женщина, которая подошла к Вам в тот момент, когда вы присели на лавочку. Вы еще сказали ей, что беременны, помните?
— Нет! — в ужасе воскликнула Маша. — Не знаю я никакой пожилой женщины!
— Конечно, не знаете, зато она Вас прекрасно узнала!
В это время в комнату вошли майор Косимов и старший лейтенант Захарченко, а вслед за ними понятые, — соседи Кружилиных, Малахов Сергей Григорьевич и его жена Кира Владимировна. Галина Дмитриевна, завершающая эту процессию, бледная, как полотно, остановилась возле двери и оперлась на косяк.
Понятых пригласили пройти вглубь комнаты, после чего лейтенант Свиридов предъявил Марии ордер на обыск.
Покопавшись для вида в нижних ящиках секретера и на книжных полках, они добрались до антресоли, о которой говорила Серафима, и извлекли оттуда сверток, при виде которого Мария опустила голову, и, не глядя ни на кого, попыталась силой воли унять колотившую ее дрожь.
Егор осторожно, чтобы на стереть отпечатки пальцев, развернул пистолет, показывая его понятым.
— Что ж Вы, Мария Александровна так опрометчиво поступили, не избавившись от оружия? — спросил он. — Наверное, приберегли его для следующей жертвы? Интересно, какой бы она стала по счету?
И Егор, ухмыльнувшись, ответил сам себе.
— Наверное третьей!
Он, аккуратно взяв пистолет двумя пальцами, повертел его перед мертвенно белым лицом Марии.
— Здесь, скорей всего, окажутся не только Ваши отпечатки пальцев, но и Зуева Аркадия Николаевича, которому Вы так любезно вводили в вену героин. А? Мария Александровна, что Вы на это скажите?
Мария ничего ему не ответила, и даже не подняла головы, а Галина Дмитриевна, стоящая возле двери, стала медленно оседать на пол.
— Вызови скорую! — приказал майор Касимов лейтенанту Захарченко, и, подхватив женщину под руки, осторожно прислонил к двери.
— Мама! — Маша вскочила, было, с дивана, но тут же снова опустилась на него, ибо ноги ее, ставшие ватными, подкосились.
— Где у вас нашатырь? — спросил у нее Касимов.
— В ванной, там аптечка, белая полочка у двери. — Сказала Мария, стуча зубами.
…..Лейтенант Свиридов позвонил Серафиме на мобильный, как было условленно.
— Алло! Серафима Алексеевна, это Свиридов.
— Ну, что? — нетерпеливо воскликнула Серафима, услышав его голос.
— Взяли с поличным! Пистолет лежал там, куда Вы указали.
— Слава богу! — с облегчением и одновременно с горечью, произнесла Серафима.
— Она не сказала, почему это сделала?
— Пока нет! Ее только что взяли под стражу. Завтра будет допрос, и я думаю, что мы узнаем о причинах убийства.
— Спасибо Вам, Егор.
— И Вам спасибо, Вы облегчили нам очередное раскрытие!
Серафима сложила мобильник и убрала его в сумочку.
— Ее взяли? — поинтересовался стоящий рядом с ней Серафим.
— Да! Нашли пистолет, представляешь! Она считала себя такой неуязвимой, что даже не удосужилась избавиться от него, и он все еще лежал на прежнем месте. Ну…. Там, где мне приснилось.
— Угу!
Серафима тяжело вздохнула.
— Ты довольна? — поинтересовался Серафим.
— На этом этапе, вполне. Но Машка!.. У меня все это просто не укладывается в голове!
— Ладно, куда мы теперь?
— Знаешь, я проголодалась. Может, поймаем такси и поедем к маме поужинать?
— Не поздновато ли?
— Думаю, нет! Она, наоборот, будет рада меня увидеть. И потом, мы ей все расскажем. Теперь уже можно!
…….Марию привели в камеру предварительного заключения, в которой уже находилась какая-то пожилая женщина.
— Бомжиха, или алкашка отпетая. — Непроизвольно отметила про себя Мария, взглянув на замызганную одежду и пропитое, опухшее лицо незнакомки, с подернутыми бледной паутинной поволокой, мутными, как слабо забеленный сгущенкой чай, глазами. Она опустилась на привинченную к полу скамейку, с противоположной стороны от сокамерницы. Однако, та, совершенно не взяв в расчет брезгливое пренебрежение хорошенькой молодой девушки, поднялась и подсела к ней.
— За что тебя? — поинтересовалась она, заглядывая в глаза своей новой соседке.
— Отстаньте, пожалуйста! — вежливо попросила ее Маша, и, почувствовав неприятный запах, исходящий от незнакомки, отодвинулась на край скамьи.
— Брезгуешь? Ну и черт с тобой! — обиделась женщина и отсела от нее на свое прежнее место.
— Слава богу, что она меня сразу поняла! — подумала Маша, и прислонившись к стене, устало прикрыла глаза.
Теперь, когда первое затянувшееся шоковое состояние стало понемногу отступать, в голове ее сам собой образовался вопрос. — Почему оперативники о ней узнали? Ведь она продумала все до мелочей, обеспечила себе стопроцентное алиби! Она в течение полугода, с того самого момента, как задумала преступление, методично пыталась пройти каждый свой шаг в предстоящей операции! Она знала, что ее молодость вполне естественно, может потянуть за собой достаточно много опрометчивых вещей, и потому подходила к делу очень серьезно. Ошибок быть не должно! — Говорила она себе, и всякий раз как в кино, представляла себя на месте следователя, ведущего дело об убийстве Голубева, причем опытного и дотошного, умеющего профессионально подойти к делу со всех сторон! А потому, в самую первую очередь, после высадки из машины, когда ей, якобы, нужно было зайти в магазин, она определила для этой роли крупный универсам, где покупатели самообслуживались, расхаживая с металлическими тележками или корзинками. В таком магазине люди, проходя через кассовый контроль, становились, практически незаметными для кассиров. Те, порою, даже не поднимали на них глаз, по той простой причине, что их мишенью, в которую следовало целиться, являлась не личность покупателя, а проплывающая перед ними по ленточному эскалатору, груда всевозможных товаров, которую необходимо было правильно обсчитать и выбить чек. Мария, при случае, всегда могла бы сказать следователю, что заходила именно в этот универсам. И сколько бы кассиров он ни опросил потом, никто из них не смог бы ее узнать, и это с учетом обстоятельств их работы, выглядело бы вполне закономерно! Чтобы обеспечить себе и дальнейшее алиби, Маша уговорила маму, при необходимости, сообщить следователю, что она пришла домой не в десять, а гораздо раньше.