Нашли дурака! Я прекрасно знал, что значит “просто отметиться”.
После карабинеров к нам наведалась полиция. Комиссары тоже допрашивали мою мать.
“Боже мой, – думал я. – Меня ищут военные, полиция и мафия: государство и анти-государство!”
Помощи ждать было не от кого: люди, на которых я рассчитывал, не желали связываться со мной. Более того, поняв, кто выйдет победителем из войны, все решили примкнуть к сильной стороне, которой на тот момент являлась “Коза Ностра”.
Я чувствовал себя загнанным зверем. Снова нужно было бежать с Сицилии, но я колебался. Проклятье, ведь я приехал сюда, чтобы разделаться с Джуфой. “Рано или поздно, – пытался я приободрить себя, – он должен засветиться где-нибудь. Выйти в бар, или в ресторан, или в кино…”
Там я легко убил бы его. Я замаскировался бы: нацепил шляпу и приклеил бы усы. А для бегства с места преступления годится велосипед.
Но вскоре я понял, что Джуфа никогда не допустит ошибки моего дяди и не покажется запросто в городке.
Однажды утром прошел слух, будто состоялась серия облав, нацеленных на семью Резина, Джуфу и Неторе. Государство начало просыпаться. Я вздохнул с облегчением. Правда, убить их следовало мне, но аресты освободили бы меня от тревоги, подтачивавшей силы, и прекратили бы цепочку убийств, уничтожавших моих друзей и семью.
Я опасался, что не смогу долго скрываться от полиции, и решил уехать. Однако теперь у меня не было фальшивого паспорта. И все же перед отъездом, даже ценой собственной свободы, я должен был попрощаться с матерью.
На рассвете я позвонил в дверь. Услышав мой голос, мать бросилась на порог, не успев толком одеться, и обняла меня. Она плакала от радости. Я едва сдерживался, чтобы тоже не заплакать.
Мы вошли в дом. Времени было мало, я чувствовал, что ответственность за семью отныне лежит на мне, и наказал всем вести обычную жизнь, словно ничего не произошло, и по возможности не выходить на люди. Сестер, испуганно смотревших на меня, – как же сильно изменилась их жизнь за последнее время! – я попросил возобновить прерванную учебу, а мать – позаботиться об отце. Братишке велел учиться и учиться, и пусть не вздумает связываться с дурной компанией. Я даже повысил голос, когда твердил ему наставления, чтобы он хорошенько все усвоил. Больше всего я опасался именно за брата. Несколько месяцев назад Джуфа, не колеблясь, убил подростка: тот крикнул, что отомстит за отца, погибшего во время памятной бойни. Мальчику было всего пятнадцать лет…
– Делайте, как я сказал. О деньгах я позабочусь…
Родные внимательно слушали меня. Им не хватало главы семьи.
Днем ранее я продал своему приятелю ювелиру часы “Ролекс” и другие ценные вещи, приобретенные в Гамбурге. Половину суммы, около двадцати миллионов лир, я вручил адвокату, попросив его позаботиться об отце и дяде, находившихся в тюрьме. Адвокату не следовало знать о наших денежных затруднениях. Он должен думать, что наша казна полна. Не успели мои родные возвратиться из Германии, как адвокат, не теряя время даром, пошел к матери выпрашивать деньги. Я пообещал ему, что в день суда выплачу недостающую сумму, если от отца не поступит жалоб.
– Но пожалуйста, – попросил я его, – никогда больше не требуйте денег от моей матери, иначе я вернусь и разобью вам челюсть.
Адвокат ответил, что процесс продлится долго.
– Не волнуйтесь о деньгах, – сказал я ему. – Защищайте нашу семью должным образом, в долгу я не останусь. Договорились? – Я встал с кресла, пожал адвокату руку и на прощанье посмотрел ему прямо в глаза. Он кивнул.
Выйдя из кабинета и вдохнув свежего воздуха, я задумался над тем, хорошо ли выдержал роль сурового человека.
Я оставил родным достаточно денег и со слезами на глазах простился. На Сицилии меня больше никто видеть не должен.
Лишившись фальшивого паспорта, я все равно решил рискнуть и пересечь границу с настоящими документами. Ни на итальянской, ни на немецкой границе документы проверять у меня не стали. Таможенники не удостоили меня даже взглядом. Я бежал ради мести, но откуда им было знать о моих намерениях.
Кёльн
Кёльн был прекрасен. Особенно меня поразил кафедральный собор, символ города, – величественная громада, возвышающаяся над Рейном, с двумя башнями-близнецами, по сто пятьдесят шесть метров в высоту каждый. Внутри собор восхищал своей мощью, от которой захватывало дух.
Сначала я не осмеливался переступить порог и несколько минут стоял у входа, завороженный.
Потом я свыкся с грандиозностью собора и внимательно исследовал детали: двадцать колоколов, внутреннее пространство башней, роспись витражей, Алтарь Трех Волхвов с реликварием, равного которому нет во всей Европе.
Много лет спустя я прочел, что Кёльнский собор внесен в список ЮНЕСКО, и осознал свое глубочайшее невежество. Впрочем, уже тогда я понимал, что передо мной шедевр архитектуры.
В Кёльне жилось непросто. Это была незнакомая для меня среда. Я крутился, как мог, сошелся с итальянскими эмигрантами – рабочими, официантами, мелкими торговцами и жуликами. И каждый вечер приносил домой по меньшей мере пятьдесят франков. Иногда перепадала целая сотня. Эти деньги покрывали мои ежедневные расходы, но я ожидал крупного клиента.
В дом своих родственников в Дюссельдорфе, где я был официально зарегистрирован, я не мог поехать. Боялся ареста, учитывая то, с какой настойчивостью меня выслеживали органы правопорядка. Только несколько месяцев спустя я разгадал причину столь пристального внимания: карабинеры хотели поставить меня на учет, но для этого следовало вручить мне повестку. Не больно я нуждаюсь в вашем внимании! – подумал я. Представить только, в Италии я должен был каждую неделю являться в участок и расписываться на бумажке – так меня бы выследили и убили в два счета.
Но подобных требований явки в участок не существовало за границей. Я успокоился: находясь на немецкой территории, я ничем не рисковал.
Я поехал в Дюссельдорф. На самом деле, мне не терпелось вернуться в Гамбург, но я не мог подставить Фофо: мой друг должен остаться цел и невредим. Да, я доверял ему, но его родные и близкие жили на Сицилии, а одна только мысль о том, что я могу стать причиной их бед, пугала меня. Случай с Доменико стал мне уроком.
Мы с Фофо созванивались чуть ли не каждый день. Во время одного из телефонных разговоров я поручил ему продать мой ресторан. Фофо отказался. И слава Богу. Деньги, которые приносил ресторан, я отсылал домой на Сицилию – это был верный доход. Фофо мой спаситель. Я был слишком молод и не справился бы в одиночку, без его советов.
Выждав еще некоторое время, я решил вернуться в Гамбург, пообещав себе вести жизнь скромную, уединенную, неброскую. Жить, как раньше, было нельзя: вокруг слишком много соотечественников, слишком много ушей и глаз.
Ожидание
Из газеты “Корьере делла сера”, единственного итальянского издания в Германии, и из разговоров соотечественников я узнавал страшные сицилийские новости. В Санта-Лучия-дель-Мела, например, началась настоящая война между кланом Паторе и “Коза Нострой”. Не проходило и дня без убийства: уже насчитывалось множество жертв, а война, казалось, разгоралась все с большей ожесточенностью.
Подсознательно я был на стороне Паторе, даже не зная их лично: враг моего врага – друг мне.
В любом случае, я решил копить сведения и подписался на две сицилийские газеты. Я начал изучать, что происходит в Санта-Лучия-дель-Мела.
Вскоре я понял, что там творятся нелепые вещи: многие из убитых причислены следователями к “Коза Ностре”.
“Что же там творится?” – недоумевал я.
Еще несколько месяцев спустя я узнал, что мафиозные войны развязаны в деревнях провинций Агридженто и Нисса[12], хотя и не столь масштабные, как в Санта-Лучия-дель-Мела. Похоже, мафия уничтожала сама себя, остров очищался. Эта мысль воодушевила меня: неужели настали времена революции против мафиозных авторитетов?
“Мужайся, – сказал я себе. – Неясно, какой оборот примет дело. Нужно получше разобраться во всей этой истории”.
В Гамбурге, выжидая подходящего момента для мести, я познакомился с Томмазо. Он родился и вырос в Германии, но его семья была родом из Тосканы. Томмазо держал крупный ресторан с четырьмя шеф-поварами и десятком официантов, и всем заправлял он сам.
В ресторане был зал, предназначенный для игры в кости. Я ужинал там каждый вечер и нарочно проиграл пару тысяч марок в кости. И распустил слух, что потерял в игре в десять раз больше: я расставлял сети и ждал добычи. Я не торопился.
Как-то раз в час обеда я зашел в ресторан за видеокассетой на итальянском языке, которую мне хотел дать для просмотра один из официантов, Валентино.
Томмазо сидел за покерным столом. Он выигрывал и был в хорошем настроении. Мне предложили присоединиться к игре. Как я узнал позднее, ходил слух, будто я избалованный и развязный сынок крупного промышленника.
Черт возьми, наконец настал момент, которого я так давно ждал, но я сразу смекнул, насколько сложно действовать без должной подготовки. У всех присутствующих имелись семьи, и они собирались по домам. Однако все игроки должны были вернуться следующим вечером. Времени оставалось в обрез. Я вытряхнул из карманов десять тысяч марок – нарочито небрежно, словно это была какая-то мелочь. Окружающие стали многозначительно переглядываться, бросая алчные взгляды на мои деньги.
Мы поиграли пару часов, условившись возобновить игру в другой раз. Вдруг я заметил, что Томмазо подмигнул одному из своих подчиненных.
“Подмигивай, подмигивай”, – подумал я. Я был так уверен в себе, что даже не испугался его дерзости.
Крючок был заброшен. Остальное – вопрос времени. И как-то вечером я появился в игорном зале ближе к полуночи, притворившись полупьяным.
С какой вежливостью и предупредительностью все присутствующие приняли двадцатилетнего молокососа, да еще еле стоявшего на ногах. Шакалы! Игра началась.