Вдруг мы увидели машины налоговой инспекции: они перекрыли дорогу рядом с заправкой. Мне удалось сохранить хладнокровие. Проклятье, я не предполагал подобной помехи. Было бы сложно объяснить инспекторам, куда это я направляюсь в краденой машине, нашпигованной оружием, с тремя парнями, укрывающимися от следствия.
Мы поравнялись с инспектором, он поглядывал на нас с интересом. И поигрывал своим жезлом – я надеялся, скорее от скуки, чем из желания заставить нас остановиться. Я смотрел на него и на жезл.
“Не поднимай его, – шептал я, – только не поднимай его”.
Мой взгляд был слишком настороженным и напряженным. Я смотрел на инспектора, он смотрел на меня. На лбу у меня выступил пот. У товарищей внутри похолодело.
Десять метров, пять метров, один метр.
Пальцы на спусковом крючке. Боевая готовность.
Но жезл не поднялся.
Я даже представить себе не могу, что случилось бы, если бы инспектор остановил нас. События развернулись бы иначе. Одно я знаю точно: мы не сдались бы живыми. До сих пор помню испуганные лица своих товарищей, когда я сделал разворот и поехал в обратном направлении. Они подумали, я сошел с ума, но на самом деле я соображал более чем ясно. Я оценил ситуацию и понял, что инспекция могла следить за автомобилями, движущимися только в одном направлении. Если бы они стали останавливать машины, идущие по встречной полосе, то блокировали бы всю дорогу. Убежденные моими доводами, ребята расслабились. Они поняли, что, даже ослепленный ненавистью, я не теряю ясности ума. К сожалению, тот блокпост слегка расстроил наш четкий план. Пришлось возвращаться на базу, и всю дорогу я думал, какую еще уловку изобрести, чтобы заставить ребят продержаться еще несколько дней вместе со мной в том затхлом гараже. Время работало против нас. Следовало поторопиться.
Когда я вернулся в гараж, я весь дрожал. Волнение всегда охватывало меня до или после ответственного дела. Но я не терял рассудительности. Я действовал, как солдат, который борется не за родину, но за свою жизнь.
Наш осведомитель перепугался. Он пытался объяснить нам, что не видел блокпоста, когда вызвал нас. Я успокоил его, ведь блокпост начали устанавливать на наших глазах. Судьбе было угодно, чтобы в тот день Джуфа выжил, а я избежал проверки. Но если бы нас застукали, Джуфа был бы жив по сей день, а я оказался бы в тюрьме еще до начала своей вендетты или был уже убит. Возможно, умерли бы и инспекторы.
Однако все обошлось. В тот же день связной сообщил мне, что двоим из ребят нужно вернуться домой. Вечером я никак не мог заснуть.
Напряжение росло. Группа из четырех вооруженных мужчин была заперта в гараже, и они нуждались в нормальном питании, гигиене и сне.
Я начал сомневаться в успехе операции. Новости, которые приносили мне осведомители, не обнадеживали. Джуфа никогда не задерживался подолгу в одном и том же месте и почти не покидал машину. Единственной приятной новостью было то, что он сам сидел за рулем автомобиля. Зная это, я мог точнее прицелиться.
Я не понимал, зачем Джуфе подобные предосторожности. Вот уже несколько лет я не давал о себе знать, старался быть незаметным, почти не появлялся в городке, а всякому встречному говорил, что скоро уезжаю в Германию. Здесь какая-то загвоздка.
В ту ночь я уснул, обдумывая свой план. Он явно нуждался в изменениях. Я проснулся с мыслью о Франко. Он идеально подошел бы для осуществления новой операции. Я пошел к нему, обнял его и, будто бы шутя, сказал:
– Знаешь, я слышал, Джуфа болтает, что еще нужно отлить пулю, которая способна убить его.
На самом деле эта фраза принадлежала Неторе, но я хотел подбодрить ребят, которые уже изнемогали от бездействия в этой невыносимо душной норе. А вдруг следовало вообще отказаться от затеи? Пару раз я помышлял об этом всерьез.
Мои тягостные раздумья прервали звуки радио, которые доносились из окошка дома напротив.
Песня Франческо Де Грегори лилась в воздухе.
Я вспомнил Ирину. И нашу последнюю встречу. Ту безумную любовную сцену на лестничной площадке. Я почувствовал сильное возбуждение. Боже мой, до чего неуместны сейчас эти воспоминания.
Потом появился второй связной. Он сообщил, что Джуфа припарковал машину, в которой вместе с ним сидели друзья, напротив автосалона Винченцо.
– Вперед, ребята! Сегодня наш день, а завтра поедем на море! – скомандовал я весело, хотя у самого на душе было скверно.
На этот раз я был более спокоен и собран. Я отдавал себе отчет в том, что, если на этот раз операция провалится, ребята разбегутся. Мы прыгнули в машину и поехали. Дорога оказалась свободной: никаких блокпостов, пробок, светофоров. Судьба нам благоволила.
Наконец я увидел его. Я не поверил своим глазам, но это был Джуфа собственной персоной. Он нацепил огромные солнцезащитные очки и передвигался с величайшей осторожностью. Как и сообщил нам связной, он сидел за рулем своей машины и ехал в том же направлении, что и мы, чуть опережая нас. Я решил, что, если он рванет вперед, мне удастся подсечь его. В сравнении с его подержанным “Фиатом” мой “БМВ” казался мощной машиной. Упустить Джуфу нельзя. Моя жизнь и жизнь моих товарищей зависела от этой операции.
Мы увидели друг друга издалека. Джуфа что-то заподозрил, хотя и не узнал меня сразу. Но он уже попал в ловушку. И находился в крайне невыгодной позиции. На мгновение я испугался, как бы он не открыл дверцу и не выскочил из машины.
Узнал он меня лишь тогда, когда я подъехал к нему почти вплотную. Он нажал на газ и попытался оторваться от преследования, но в результате этого неловкого маневра врезался в машину впереди. Я перекрыл для Джуфы все пути отступления, и мои сообщники начали стрелять в него.
Я не ошибся, сделав ставку на Франко. Он выглянул из задней дверцы со своей винтовкой и прицелился прямо в голову Джуфы. Это движение было отработано бесчисленное множество раз. Я наблюдал сцену, словно в замедленной съемке. Выстрел Франко должен оказаться для моего врага смертельным. Одновременно Нино начал палить из своей винтовки, мощность которой могла впечатлить любого. Мы уже испробовали наши пушки на склоне горы и теперь были уверены, что содержимое машины превратилось в кровавое месиво. С треском и искрами автомобиль взорвался и развалился на части, отбрасывая куски плоти. Переднее стекло разлетелось на мелкие осколки.
Я отдал приказ выйти из машины и завершить операцию. Я увидел, как Нино меняет заряд. Мы подошли ближе к остаткам автомобиля наших врагов, разместились таким образом, чтобы не задеть друг друга, и расстреляли оставшиеся патроны. На этот раз я не сомневался, что моему противнику пришел конец. Мерзавец был просто нашпигован свинцом.
Я подумал о невинных людях, которых он убил сам или приказал убить, – о бедных отцах семейств, всех тех несчастных, кто не пожелал иметь дела с мафией и чья вина состояла лишь в том, что они носили общую со своими врагами фамилию. Среди них был даже мальчик пятнадцати лет. В тот день я хотел восстановить справедливость, отомстив за всех невинных жертв.
Но в хаосе происходящего я потерял из виду Марио: он погнался за одним из приятелей Джуфы, обратившимся в бегство, и до сих пор не возвращался. Это начинало меня беспокоить. Я был вынужден покинуть машину и пойти на его поиски. С одним только пистолетом я чувствовал себя уязвимым и постоянно озирался по сторонам. Затем я вспомнил об израильской винтовке “Узи” и взял также ее. Я опасался, что кто-нибудь из моих врагов или полицейских спрятался за машиной и готов открыть огонь, как это уже случалось раньше. Я рисковал. На мне был бронежилет, который закрывал меня от шеи до паха, но при этом затруднял движения.
Наконец я увидел Марио, он прибежал, задыхаясь.
– Этот козел сбежал от меня! – злился он.
Между тем на дороге образовалась огромная пробка. Десятки машин застряли в обоих направлениях. Люди выскакивали из автомобилей и шли пешком, я должен был что-то предпринять и освободить дорогу. Жестами я призывал водителей побыстрее проезжать мимо, не затрудняя движения. Месть, однако, состоялась. Теперь предстояло подумать о бегстве. Я подождал, пока все мои товарищи вернутся в машину, призывая их быть осторожней с оружием, чтобы избежать случайных выстрелов. Подобное уже случалось во время наших тренировок. Итак, мы тронулись в обратный путь, оставив позади себя поле боя. Мы возвращались на виллу.
Несколько часов спустя в программе новостей показали место происшествия. Журналист пытался пробраться сквозь кордон полицейских, карабинеров и толпу зевак. Он подтвердил, что в результате перестрелки были убиты три человека, но остальные уцелели. Кому-то из моих врагов удалось скрыться.
Терпение. Главное, что Джуфа – я с трудом верил в это – был мертв. Человека, уничтожившего мою семью, больше не существовало. Я годами жил ненавистью и мечтал о его смерти. И я был уверен, что со временем он убил бы меня и дорогих мне людей.
Нет, его смерть не принесла мне счастья, но я чувствовал себя спокойнее. Пусть теперь другие боятся меня. И в то же время я понял, что отныне враги объединились против меня и начали самую безжалостную травлю.
Но пока волноваться не о чем, следующей моей мишенью был Неторе. Только убив Неторе, я мог считать свою месть состоявшейся.
Ночью мы перебрались в более надежное убежище. Как я и представлял, с утра активизировались силы правопорядка. Потом мне рассказали, что каждый житель городка подвергся всевозможным проверкам. Сотрудники органов правосудия, прибывшие из Палермо, поставили всех подозреваемых на учет. Карабинеры расставили блокпосты на каждом углу. Люди были перепуганы. Все поняли: это ответ на другую перестрелку. Газеты писали, что состоялась вендетта за убийства, случившиеся четыре года тому назад, двадцать первого сентября. Все догадывались, что это еще не конец. И были правы. В последующие годы в нашем городке произошло еще много убийств. Жителям было ясно: мы объявили войну.
До чего безрассуден я был. И насколько отважен.