Я осторожно потёр подбородок:
– Тогда больше претензий ко мне нет?
– Нет, претензий нет. А вот интерес есть.
Настал мой черёд удивляться:
– Какой же?
– Мир изменился, Иван Игоревич. Многие ещё не хотят этого признавать. Но… считайте, что у меня есть нюх на такие вещи. Может, благодаря ему я и выжил в девяностые. И считаю, что скоро понадобятся самые разные люди, например, хороший хирург. Чтобы выжить. И мне. И вам.
– Э-э-э… спасибо.
– Ещё не за что, – усмехнулся Коломойский и неожиданно протянул мне руку.
Я, чуть помедлив, пожал её.
– Спасибо, что сделали для Даши всё, что могли.
– Это моя работа.
– Да… это ваша работа. Иван Игоревич, не буду больше вас задерживать. Ребята отдадут вам нож. Вот, возьмите мою визитку. Если что, звоните.
– Извините, у меня нет с собой своей…
– Не надо, – прервал меня Коломойский. – Ваш телефон, Иван Игоревич, у меня есть. До свидания. Рад знакомству.
– Я тоже, – неуверенно ответил я и, мягко щёлкнув ручкой двери, вышел из машины.
Вдалеке увидел Машу – рядом с ней стоял Вадим и, вот уж неожиданность, друг детства Олег, капитанствующий в милиции. Позади них виднелся отец Иоанн. Вся честная компания бросилась ко мне, не успела машина Коломойского с эскортом из ещё одного чёрного «Лексуса», нафаршированного Бычарой и Лысым, отъехать.
– Ну как? – спокойно поинтересовалась Маша.
– Выяснили? – спросил Олег.
– Мир или война? – прогудел неожиданно взволнованно отец Иоанн.
– По очереди, – рассмеялся облегчённо я. И удивлённо глянул на Машу – когда это она успела Олега позвать. Больше некому – Вадим с ним не знаком, а в случайную встречу не верится. Молодец у меня жена, повелительница хладных трупов, спортсменка, комсомолка и просто красавица.
Секунду помолчал, а потом ответил:
– Не поверите, но, кажется, у меня появился покровитель в преступном мире.
Олег добродушно рассмеялся:
– А ты беспокоился. С твоим обаянием ты и в морге себе друзей найдёшь.
– И жену, – добавил Деменко.
Ответом ему стал взрыв хохота.
Домой мы добрались только через три с половиной часа. Вначале завезли Олега на работу, потом Вадима домой – и всё это через город, забитый пробками. Как Олег успел так быстро приехать – загадка. Особая магия милиции.
Солнце уже клонилось к закату, когда я припарковал машину около родного дома.
Уже перед самым подъездом я остановил Машу и тихо сказал:
– Спасибо.
Машка удивлённо вскинула брови:
– За что?
– За то, что не бросила. За то, что позвала Олега. За то, что была рядом.
Жена задумчиво хмыкнула и неопределённо повела плечами:
– Думала, что и спасибо не скажешь. Да пожалуйста. Для чего ещё нужна жена?
И пошла впереди меня к дверям.
Ещё один день в неведомом новом мире закончился. Что он новый, наверное, заметили даже самые закоренелые скептики. Сломалось что-то в часовом механизме мироздания – непредусмотренная высшим планом песчинка сломала зубец передаточного колеса, хитрая машинерия разладилась, и реальность стала распадаться на куски.
Я устало поднимался по лестнице, придерживая Машу за руку. Почему-то совсем не хотелось пользоваться лифтом. Как ни странно, но после такого богатого на события дня, когда сил – и душевных, и физических – просто не осталось, хотелось доказать себе, что я ещё что-то могу, на что-то способен. Что я ещё жив. И Маша, кажется, тоже была не против, во всяком случае, и слова не сказала, когда я на первом этаже повернул в сторону лестницы, а не направился к лифтовой шахте.
Хотелось забраться на Эльбрус, прошагать весь Тибет насквозь, забраться без страховки на Эйфелеву башню или просто наколоть дров. Ну, или зайти по лестнице на восьмой этаж. Раньше, лет пятнадцать назад, я на этот самый этаж забегал – проверял себя. Прочитал на каком-то дурацком сайте, что так можно проверить, насколько ты выносливым будешь в сексе. Мол, если смог забежать на третий этаж три раза и спуститься, значит, в постели будешь ого-го – дыхалка и сердце как у супермена. Трижды три – на героя посмотри. Но бегать на третий этаж и обратно – как-то странно со стороны выглядит. Ещё соседи по подъезду санитаров вызовут или милицию. И потому я тогда решил, что восьмой домашний этаж – это самое то. И никто не поймёт, что за дурь я творю.
Сейчас ни о каком сексе я и не думал. Женщина, которая меня привлекала, лежит под двумя метрами чернозёма. А та, что идёт рядом, давно уже вызывает чувства, скорее, родственные заботе, чем влечению. Странно, что всё так получилось. Мы ведь были когда-то чудесной парой – так говорили все знакомые, да и я так думал.
Пятый этаж я одолел уже с трудом. В груди работали с натугой кузнечные мехи, разжигая рядом с сердцем нешуточный пожар. Даже в горле запершило. Вот тебе и приехали – тридцать пять лет, а уже дыхалка никуда не годится. Маша намного спокойнее следовала за мной, кажется, даже дыхание у неё не сбилось. Собрав все силы и волю, я чуть ускорил шаг, перепрыгивая через ступеньку. Оставил Машу позади и, сжав зубы, отштурмовал последний этаж. Хрипло дыша, преодолел последний лестничный пролёт.
Ощущение дежавю ударило наотмашь, как снежок, прилетевший в голову неожиданно откуда. Больно, звонко, холодно.
Всё было, как пять дней назад. Запах лекарств на площадке, врач, мрачно курящий рядом с дверью соседки, дверь Галины Фёдоровны, распахнутая настежь.
– Что… случилось? – с трудом переводя дыхание, спросил я.
Врач с интересом глянул на меня. Представляю, какое зрелище он увидел – пыхтящий мужик, весь мокрый, с дикими глазами. Маньячина, только сбежавший из ПНД. Следом он перевёл взгляд на Машку – на этот раз в его взгляде появился больший интерес. А что, Маша девушка симпатичная. И функциональная, простая одежда этого не скрывает. А после такого альпинистского подъёма жена выглядела соблазнительно – грудь тяжело вздымается, выпирая под футболкой, губы чуть приоткрыты. Я прямо сам залюбовался.
– Соседи? – поинтересовался врач.
– Аг…га, соседи. Что… случилось-то?
– У вашей соседки сердечный приступ. Умер кто-то.
Маша тихо ответила:
– У неё муж пять дней назад умер. В тот день. Только сын да сестра остались.
– Гадство, – сплюнул врач. – И самое херовое, сейчас везде так.
Я кивнул и боком протиснулся в дверь соседки. Аккуратно разулся – Галина Фёдоровна всегда держала квартиру в чистоте. Мне совсем не хотелось добавлять к грязным следам врачей «Скорой» ещё и свои. Нет, коллег я прекрасно понимал. И квартиры бывают разные, и должностная инструкция для работников «Скорой помощи» категорически запрещает разуваться в чужой квартире, а бахил на скромную зарплату врача не напасешься.
С удивлением для себя самого помог разуться Маше, сняв с неё кроссовки. Поймал её изумленный взгляд и кивнул в сторону залы, откуда доносился шорох и негромкий чужой женский голос. Наверное, медсестры.
В квартире запах лекарств усилился. Как будто я попал в помещение аптеки. В современных фармацевтических заведениях такой запах встречается редко – он остался в советских аптеках. Стерильная память прошлого.
Громко играла музыка.
Восемнадцать лет – это не много,
Когда бродишь по Тверской да без денег,
И немало, когда сердце встало,
А от страны тебе пластмассовый веник.
С удивлением я узнал Шевчука. Нет, такая музыка часто доносилась из квартиры Галины Фёдоровны. Но уже давно, с тех пор, как её сын Боря ушёл в армию, русский рок не сотрясал стены дома. А раньше порой даже соседи снизу приходили, умоляли прекратить рок-концерт в одиннадцать вечера. Боря никогда на децибелы не скупился – старался включить так громко, чтобы все были счастливы, и никто не ушёл обиженный. Жаль, не всегда соседи понимали души прекрасные порывы. И потому Шевчук, звучащий в квартире Галины Федоровны, меня удивил. Вроде ж Борька сейчас на Кавказе…
Тяжёлое предчувствие сдавило горло. Я ускорил шаг и почти забежал в гостиную. Рядом с соседкой – белой, как привидение, и как будто полупрозрачной – сидела медсестра и держала её за руку. Галина Фёдоровна тяжело дышала, кривя рот, словно ей было больно проталкивать воздух в лёгкие.
– Что случилось? – спросил я.
– Боря умер, – тихо ответила Галина Фёдоровна. И зарыдала звериным, чёрным плачем.
Я не выдержал – этот тоскливый бабский вой заставил сердце дернуться в болезненной судороге – выбежал на площадку, оставив Машу с соседкой. Врач смолил очередную сигарету. Глянул на меня понимающе, протянул пачку.
– Спасибо, – хрипло пробормотал я.
Неожиданно врач сплюнул и сказал:
– Уволюсь я, пожалуй. Сил нет.
Закурив и сделав полную глубокую затяжку, я выдохнул слова вместе с дымом:
– Так херово?
– Так везде, – мрачно бросил врач. – Каждый второй вызов. Смерть, смерть, смерть… И не прекращается.
– А я нет, останусь. Иначе вообще некому…
– Наш? – с интересом глянул врач.
– Хирург.
Устало облокотившись на стену, он неожиданно протянул мне маленькую серебристую фляжку.
– Будешь?
– Нет, – мотнул я головой. – И хотел бы, в больнице тоже задница полная. Но мне ещё с женой нужно поговорить. А это лучше на трезвую голову.
– Это да… – согласился мужик и сделал долгий глоток. Чуть слышно запахло хорошим коньяком. – Как знаешь.
От соседки вышла медсестра. Следом за ними, провожая, шла Маша. В спину им ударили начальные аккорды той же песни «ДДТ». Шевчук хрипло запел по второму кругу:
Умирали пацаны страшно,
Умирали пацаны просто,
И не каждый был снаружи прекрасным,
И не все были высокого роста.
Врач обернулся к моей жене:
– Присмотрите за ней. Инфаркт я не подтверждаю, похоже, приступ стенокардии. Все, что нужно, мы ей дали – думаю, через полчаса будет полегче. Говорите, у неё муж умер в тот день?