нет новозаветного числа сто сорок четыре тысячи – и вся коммуна в виде сплочённого сборища праведников будет спасена. Мэнсон нисколько не сомневался, что слова Апостола Иоанна «Я слышал число запечатлённых: запечатлённых было сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израилевых» относятся к нему и «Семье». А все остальные обречены по определению. И потому церемониться с уже обречёнными тушками Чарльз Мэнсон не собирался.
Песня «Битлов» «Helter Skelter» не просто пришлась по душе лидеру «Семьи». Он увидел в ней знак. Даже не так – Знак с большой буквы. И само имя песни – это символ и название будущей войны белой расы с чернокожими, после которой миром будет управлять мэнсоновская «Семья». «Битлов» он уверенно назвал четырьмя всадниками Апокалипсиса, которые пришли в этот мир только лишь для того, чтобы дать лично ему, Чарльзу Миллзу Мэнсону, знак и дальнейшие инструкции.
Услышано – сделано. И восьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят девятого года пророк взял с собой близкого товарища по «Семье», а заодно трёх девушек, и решил показать им, как нужно убивать. Они поехали в дом к бывшему знакомому Терри Мэлчеру с намерением убить там всех, кого увидят. Их бывшему знакомому повезло – он в доме не жил уже больше месяца. А не повезло совсем другим людям. Восемнадцатилетнему подростку, двум взрослым мужчинам и двум женщинам, одна из которых была на девятом месяце беременности. Мужчин и женщин «семьянины» связали, а потом зарезали, как свиней на скотобойне. Беременная женщина оказалась женой режиссёра Романа Полански – её звали Шерон Тейт. Чтобы отвести от себя подозрение, Мэнсон и товарищи написали на стенах кровью множество расистских и сатанинских лозунгов, а сам Чарльз не удержался и написал название любимой песни, которая его и подтолкнула к убийству. Вот только название у него с ошибкой вышло – «Healter Skelter». До сих пор считают, что он не просто так ошибся. Что эта ошибка имеет значение. Но сам Мэнсон до сих пор по этому поводу молчит.
– Вот то, как я помню эту историю, – подытожил я уже почти у самого дома. Рассказ занял всю дорогу. Да я и сам в воспоминаниях не заметил, как пролетели два десятка минут.
– Пи…ц! – ёмко охарактеризовал Олег и мой рассказ, и текущую ситуацию в целом.
– Согласен, – я уточнил. – Но сам понимаешь, я могу и ошибаться. Даже надеюсь, что ошибаюсь. Единственное, что я могу утверждать точно, – наш убийца знает историю Мэнсона.
– Знаешь, Иван, на своей работе я узнал одно из правил мироздания. События всегда происходят по самому херовому сценарию. Так что я буду играть с позиции того, что мы имеем маньяка, который будет убивать.
Олег зло сплюнул:
– Поеду, сообщу коллегам. Ох уж они обрадуются.
– Представляю. Олег, я уверен, ты его найдёшь.
– Обязательно найду, – он невидяще уставился куда-то в сторону. – Знаешь, мне почему-то совсем не больно. А ведь вроде любил её…
– Олежка…
– Неважно. Бывай, друг, – Олег стиснул мою ладонь, резко сел в машину и стартанул с места, подняв тучу пыли.
Я же не спешил. Проводил взглядом машину друга. И только затем направился к своей. Уселся в удобное кожаное кресло «первого пилота», провёл ладонью по рулю.
Сомнения, сомнения… Вечно вы всё портите. Если бы я умел принимать решения, не задумываясь о последствиях, сделал бы в жизни намного больше. Вот только не факт, что это больше оказалось бы в итоге более правильным. Не покидало чувство, что я сейчас подписываю сделку, если и не с дьяволом, то уж точно с одним из его ближайших подчинённых.
Визитка, извлечённая из бардачка машины, порадовала тактильными ощущениями. Да и неудивительно – у такого человека визитки иными и быть не могут, дорогая бумага, дорогое тиснение, дорогие ощущения.
Два длинных гудка. Две возможности отказаться, сбросить звонок, выключить телефон.
– Доброго дня, Иван Игоревич, – отозвался Коломойский. – У меня с утра было ощущение, что вы мне позвоните.
– Доброго дня. Вы говорили, что я могу к вам обратиться, если мне понадобится помощь. Это ещё в силе?
– Конечно, Иван Игоревич. Приезжайте, побеседуем.
– Когда вам будем удобно?
– Да хоть сейчас.
– Тогда диктуйте адрес.
Оказалось, что Коломойский живёт не так уж и далеко от меня. Мне раньше представлялось, что такие люди проживают только за городом. Им всё равно нет надобности каждое утро ездить на работу. А чтобы выбраться поразвлечься или в магазин, вполне подходит комфортабельный дорогой автомобиль.
Но до Коломойского дорога заняла не более десяти минут. В стороне от шумных улиц, в глубине частного сектора расположился небольшой трёхэтажный дом красного кирпича – с широкой стеклянной стеной, начинающейся со второго этажа и уходящей под черепичную крышу. Участок огораживал высокий – под два с половиной метра – кирпичный забор с узорчатыми стальными шипами поверху. Ворота представляли собой монолитный лист стали, судя по всему, отъезжающий по направляющим рельсам, а не раскрывающийся створками. Из-за забора выглядывала высокая и тонкая башня, отстоящая чуть в стороне от дома и возвышающаяся над жилым строением практически на целый этаж. В отличие от дома, она по виду была сложена из грубого необработанного камня или искусной имитации оного.
Как только я подъехал к воротам, они плавно сместились в сторону, открыв небольшую щель, в которую я еле-еле провёл автомобиль. Судя по всему, охрана объекта велась строго – без вольностей и русской безалаберности. Встретил меня Лысый, чуть в отдалении маячили Бычара и ещё парочка охранников. Видимо, после недавнего инцидента Бычаре запретили подходить ко мне близко, чтобы не напоминать ни мне, ни себе о небольших разногласиях. На щеке охранника ярко выделялась рана в тонких стежках швов – порезы от керамбита, особенно с серрейторным лезвием, очень плохо заживают. Что меня всегда радовало. А сейчас особенно.
– Иван Игоревич, шеф вас ждёт, – вежливо, но довольно-таки холодно сказал Лысый, показывая рукой на башенку.
– Спасибо… Как там Вадим? Я не ошибся с именем?
Мне показалось, что в глазах Лысого мелькнула ироничная искорка. Мы не спеша шли по двору, в ходе прогулки я с интересом изучал быт местного олигарха – но ничего особенного в поле зрения не попадалось. Видимо, золотые унитазы, дверные ручки с рубинами и алмазами, трупы замученных жертв и стеллажи долларов находятся в доме. Потому меня и пригласили в башенку. Чтобы не украл самый любимый труп.
– Не ошиблись. Рука заживает, щека не особо. И он немного сердится.
– Думаю, это пройдёт.
– Я тоже так думаю, – кивнул Лысый. – Если хозяин иного не прикажет.
– Кстати, мы с вами уже в который раз встречаемся, но я так и не знаю, как вас зовут.
– Зовите меня Катя.
Я споткнулся от неожиданности:
– Э… Неожиданное имя.
– Катя я для друзей. Для деловых партнёров Катафалк.
Я удивлённо глянул на Лысого и заметил, что он улыбается. Чуть ли не ржёт надо мной.
– Шутить изволите… Катя?
Лысый тихо хохотнул:
– Вы бы себя видели. Хорошая старая шутка. Не вы первый поймались. А вообще меня зовут Дэн.
Я протянул ему руку.
– Что ж, вот и познакомились, Катя, – не удержался, чтобы не съязвить. – То есть Дэн.
Лысый кивнул и распахнул передо мной дверь башни. Уже заходя внутрь, я понял, что дверка-то непростая. И не зря Дэн открыл её сам передо мной – совсем не знак вежливости, а, скорее, неожиданное уважение. Я бы долго мучился с непривычки – дверца по толщине достигала сантиметров десяти и была полностью металлической. Некоторые офисные сейфы при виде этой двери покраснели бы от зависти.
– Поднимайтесь по лестнице, Иван Игоревич. Босс ждёт на втором этаже.
Половицы тихо поскрипывали под ногами, стены прикрывал такой же камень, как и снаружи, но у меня возникло ощущение, что это не более чем обманка. Судя по тому, что я видел, переступая порог, стены башни слишком толстые для обычных каменных блоков. Ступеньки тоже оказались крутоватыми. Так что быстро забежать по лестнице, как я привык, не получилось. Подъём круто поворачивал вокруг центрального ствола против часовой стрелки. Я вспомнил, что в Средние века так строили специально, чтобы хозяевам башни было удобнее защищаться клинками, чем врагам атаковать – мечникам атакующих труднее размахнуться для мощного удара. Но тут явно руководствовались иными соображениями. В современном мире обычный ПМ даст сто очков форы любому клинку, а АКМ поставит шах и мат в скоротечной партии.
– Поднимайтесь быстрее, Иван Игоревич, – донёсся голос Коломойского. – Чай остывает.
Олигарх ибн Бандитович развалился в глубоком чёрном кожаном кресле. Меня ждало кресло напротив – белое.
– Присаживайтесь, доктор, – усмехнулся Коломойский. – Добро пожаловать в мой скромный замок. Спрашиваете себя, почему именно здесь, а не в доме?
– Чужой монастырь, – пожал плечами я.
– Логично, устав тут мой. Но я всё же отвечу на незаданный вопрос. На меня сегодня совершили покушение. Второе за неделю. Хочу немного передохнуть. В башне мне спокойно.
– Для неудавшейся жертвы вы выглядите вполне нормально.
– Ребята опытные, вот и прикрыли. Но нервы у меня всё равно не железные. Знаете ли, Иван Игоревич, я немного отвык от таких сильных ощущений. Грешным делом, наивно подумал, что девяностые уже не вернутся.
Я взял со стола чашку с ароматным зелёным чаем, бросил в неё две ложечки сахара из тонкой хрустальной сахарницы, приютившейся на самом краю стола. Рядом стоял стеклянный чайничек, заполненный ещё наполовину. Глоток горячего чая неожиданно наполнил тихим, простым блаженством. Только сейчас я понял, насколько же хотелось пить. А с этим беспокойным утром нервы на таком взводе, что горло пересохло, словно я протопал с десяток миль по пустынным дюнам.
– Мне жаль, – вежливо ответил я. – Надеюсь, никто не пострадал?
– Ещё нет, – улыбнулся мне Коломойский. Но в его улыбке я увидел скрытую угрозу.
– Будете искать заказчика?
– А зачем? Я и так знаю.