– Слушай, а ведь она, похоже, с кладбища ехала. И я должна была рядышком сидеть.
Выходит, неприятное знакомство мужа спасло мне жизнь. Неожиданно.
– Вот как… Повезло тебе.
– А может, так бы и лучше было? Никаких тебе больше авралов, никаких проблем. Лежала бы сейчас холодная и спокойная.
– Ты в своём уме? – встревожился Вадим.
– Шучу, – я вздохнула. – Устала просто, вот и несу чёрт-те что. Пошли работать, а то эти сейчас кипятком ссать начнут. Ох, чёрт, её ведь как-то хоронить ещё…
– Да уж… Марья, а пойдём-ка в кабинет, коньяку плесну, проревёшься.
– Не стоит. Спасибо, правда. Разучилась я реветь за последние дни. Пойдём работать.
Трупы везли. В холодильники мы уже давно не заглядывали, утрамбовав туда столько тел, сколько влезало без деформации, и наплевав на санитарные нормы. Остальных аккуратно раскладывали вдоль стеночек, ровненько друг на друга, иначе пришлось бы учиться летать, чтобы не наступить на тела. Об очередности уже давно никто не вспоминал – брали тех, что на грани, чтобы не отдавать родственникам совсем уж гниющее тело. Конвейер. Времени думать нет, времени переживать тоже. Работать надо. Хорошо ещё, что шеф успел нового санитара оформить.
Новенький оказался четверокурсником меда, и кличка Студент приклеилась к нему в первые же полчаса, так что имя Саша забыли, не успев запомнить. То, что приходится работать днём вместо ночных, как предварительно договаривались, смен, Студента не смутило – все равно, по его словам, учиться невозможно. Кто-то из преподавателей умер, кто-то хоронил своих, расписание полетело к чёртовой матери. Пятый и шестой курсы сняли в поликлиники и на «Скорую», с первого по третий занимались в основном теорией, а до четвёртого курса, как оказалось, никому не было дела. Тем более, что преподаватели клинических дисциплин перебрались с кафедр в ординаторские, заменив погибших коллег и помогая выжившим разобраться с возникшим авралом. Словом, парень оказался предоставлен сам себе и уже подумывал о том, чтобы взять академ и уехать к родителям в райцентр, когда позвонил шеф.
Руки у Студента росли откуда нужно, наловчился он быстро, хотя и дёргал порой Михалыча, спрашивая совета. Работал парень качественно и, для новичка, споро, без него было бы совсем невмоготу. Но всё же ощущение полной бессмысленности происходящего не оставляло: профанация, а не исследование, подписывать стыдно.
Апофеозом безумия стал ворвавшийся в зал директор ритуального агентства. Такое чувство, что за последние дни он разучился ходить и разговаривать, а мог только бегать, хлопать дверями и кричать. Впрочем, услышав, что закончились гробы, я его поняла. Как отдавать покойников, как их хоронить – непонятно. Все эти дни мастера сколачивали домовины не покладая рук, но запас досок оказался не бесконечным, как и запас сырья на пилораме, и когда подвезут новые – неизвестно. Каким образом в происходящем оказались виноваты мы, я так и не поняла – но директор призывал на нашу голову кары небесные и требовал, чтобы экспертизы пока не проводили. Мы слушали – пока молча. Хотя по лицу Вадима было заметно, что вот-вот взорвётся – выдержкой и долготерпением шефа он не обладал. Но тут подал голос студент.
– Из ДСП колотите, – каким-то чудом он сумел вклиниться меж горестных воплей. – Этого добра в любом магазине стройматериалов полно. Также ножовку прикупите, и по трафарету. Медленно, но…
– Меня родственники линчуют, – выдохнул директор. – Из ДСП, где это видано.
– Они вас линчуют, если вы им тело без гроба отдадите. А может, с мебельщиками-ипэшниками договоритесь, тогда и вручную пилить не придётся.
Директор убежал. Мы переглянулись, кто-то бросил крепкое словцо, и всё вернулось на круги своя. Ненадолго: выдав очередное тело, вернулся студент и с убитым видом сказал, что родственник покойного хочет видеть эксперта, который вскрывал труп.
– Что случилось? – поинтересовалась я. – Идти беседовать с безутешными родственниками абсолютно не хотелось. И вообще, мы же в самый первый день ему объяснили: эксперты из зала не выходят. Нет возможности тратить время на бессмысленные разговоры.
– Он говорит, что у покойника золотые коронки сняли. И хочет видеть эксперта. Обсудить ситуацию, как он выражается.
Я присвистнула. Буйная фантазия у родственничка. И всё же, чем чёрт не шутит, ведь мог парень не устоять? Так кроме него там и Михалыч, и ещё два санитара постоянно отираются, не успел бы, даже если бы захотел.
– Он говорит, – студент судорожно вздохнул, словно собирался заплакать, – что пока милицию вызывать не будет, хочет миром договориться. Но если что…
– Понятно. Ну что ж, пойдём, побеседуем с безутешным родственником.
Родственником оказался мужичок раза в два старше меня.
– Не ожидал встретить здесь такую очаровательную барышню, – пропел старикан. Я внутренне поморщилась. Потрёпанный петух, уверенный, что он-то до сих пор павлин, и само его внимание должно безмерно льстить любой женщине от семи до семидесяти.
– Дело в том, барышня… – он склонился к уху, изображая заговорщицкий шёпот и попытался взять меня под локоть, – что у моего брата было три золотых коронки…
Я повела плечом, сбрасывая руку.
– Говорите громче, пожалуйста.
– Ну что вы, такое деликатное дело, было бы бестактно кричать на весь зал…
– Тем не менее, обвинить меня либо моего коллегу в воровстве у вас такта хватило, – хмыкнула я.
Сашка молча переминался с ноги на ногу. Правильно молчит, попробует оправдываться – ничего, кроме новых обвинений, не услышит.
Мужичок замахал руками:
– Ну что вы, вас лично никто не обвиняет, такая милая барышня, как можно…
– Ага, коронки сами испарились, – я заглянула в рот покойному. Действительно, трёх зубов не хватает, слизистая лунок гладкая – видно, что удалены давно, и лунка успела зарасти. Повнимательней присмотрелась к соседним зубам. Интересно…
– Вот, сами видите, – он снова попытался взять меня за локоть, – были, а теперь нету.
– И?
– Десять тысяч, и я не вызываю милицию. Вы уж там между собой как-нибудь договоритесь, сумма-то небольшая… Разберётесь, кто поддался соблазну, да сами и накажете, чего сор из избы выносить.
Ясно. Врезать бы тебе по лоснящейся харе. Конечно, мы тут деньги лопатой гребём и у всех на шее цепи в палец толщиной из коронок, у покойников снятых.
– Подождите минутку, пожалуйста. Александр, пойдёмте со мной.
Я вернулась в секционный зал.
– Мария Викторовна! Я не брал, я…
– Вадим, вызови, пожалуйста, милицию. И скажи, чтобы прихватили с собой стоматолога, – я хлопнула Сашку по плечу, – не дрейфь, Студент, прорвёмся.
– Марья, ты уверена?
– Врёт мужик. Вызывай ментов.
– Ну что, барышня, договорились? – Новоявленный Паниковский встретил меня ласковой улыбкой. Я улыбнулась ещё шире.
– Как вы справедливо заметили, нечистоплотность должна быть наказана. Поэтому мы посовещались и решили вызвать милицию.
– Ну что вы, барышня, зачем милицию? К чему такие сложности? Давайте уладим дело без шума и пыли. Вам лишние проблемы ни к чему, мне некогда бумажки писать. Ладно бы о больших деньгах речь шла, что для вас те десять тысяч – тьфу…
– К сожалению, отменить вызов не получится. Присядьте, пожалуйста, – я придвинула стул, – милиция уже едет, я уверена, ситуация благополучно разрешится.
Милиция приехала спустя пять вскрытий, группа со старшим лейтенантом во главе, все парни незнакомые. Впрочем, понятно, на убийства выезжают другим составом, а кроме как на трупах мне с ментами дела иметь не приходилось. Стоматолога привезли, как и просили. Я вкратце объяснила ситуацию и провела их в зал, где находился покойный вместе с ожидавшими родственниками, почему-то не слишком обрадовавшимися явлению стражей порядка. Стоматолог осмотрел труп.
– Зубы под коронки не обточены. Не было никаких коронок.
– Ясно, – сказал старший лейтенант. – Забирайте своего родственника и валите отсюда.
– Постойте. Кажется, это называется «вымогательство». И «клевета». А ещё «мошенничество». Я хочу написать заявление.
Мент вздохнул.
– Женщина, оно вам надо? Ну подадите в суд, за моральный ущерб у нас больших денег не выплачивают, а другого ущерба и не было.
Да уж, если тебе ещё тридцати нет, а уже обзывают женщиной, значит, пора в паранджу заматываться. Впрочем, ещё пара недель в том же духе, и будут называть бабушкой. На миг мне стало жалко этого вымотанного парня – тоже ведь пашут как проклятые, дух некогда перевести. И у меня работа стоит…
– Я всё понимаю, ребята. Простите. Но таких надо учить. Давайте писать заявление, – обернулась к молча торжествующему Сашке. – Студент, сгоняй, там на кафедре чай есть и печенье. Организуй.
– А можно кофе?
– Саш, глянь, вроде тот, что вчера купили, ещё не все выпили. Давай, займись.
Следующие сутки прошли на дежурстве. Сиганувший с седьмого этажа парень, мужчина, «упавший» на кухонный нож двадцать раз подряд, ещё один – с топором в черепе, умудрившийся при появлении следственной бригады зашевелиться. Тоже не редкость, в принципе, зачастую люди просто не удосуживаются убедиться, что человек действительно мёртв и не нуждается в помощи. Неудавшегося покойника, уже без топора, увезли в нейрохирургию, а мы отправились на следующие вызовы, поминая всех родственников нынешних трупов до девятого колена. Поодиночке ни один случай не сверхординарен, но не разом же в одни сутки?
Потом пролетели несколько дней, совершенно неотличимых друг от друга. Разве что народа в пикете становилось всё больше, появились палатки, а каждого входящего и выходящего сотрудника провожали бранью. Мы старались не ходить по одному, но утром не подгадаешь. Тем, кто приезжал на своих машинах, было попроще, а я каждый раз крепче сжимала сумочку, где лежал невесть какими путями добытый Ивом пистолет. Изящная дамская штучка помещалась на моей ладони, и само сознание того, что есть чем защититься, успокаивало.
Труповозки по-прежнему подъезжали с завидной регулярностью, подвозя вперемешку и новых, и старых покойников. О том, каково людям почти неделю держать в квартире труп, который невозможно похоронить, я старалась не думать. Так же, как старалась не думать об Ане. Михалыч сказал, что тело в холодильнике. Ни телефонов, ни каких-то ещё координат Аниных родственников или сослуживцев у меня не было, а заниматься похоронами самостоятельно не хватало сил. Да и возможностей у Вадима было куда меньше, чем у шефа – не заматерел ещё, связями не оброс и способностью правильно надавить на нужного человека пока не обзавёлся. Научится со временем, но когда оно, то время, настанет? А пока хоть самой гроб сколачивай. Вообще, ребята обещали помочь, но пока у них тоже не было ни сил, ни