– В том и дело, что не знаю, – я спрыгнула с подоконника. Зажужжала кофеварка: без ещё одной порции кофе явно не обойтись.
– Тебе чая долить?
– Да, пожалуйста.
Чашка негромко стукнула о стол, я вернулась на подоконник. Ив снова сидел спиной, давая время подумать. Сквозь толстые стенки кружки кофе не обжигал, а грел ладони, можно просидеть так до скончания века, покачивая ногой, щурясь разомлевшей на солнце кошкой и вдыхая тёплый запах. Просто сидеть и ничего не делать: непозволительная роскошь по нынешним временам. Особенно после того, как минимум неделю подряд ощущаешь себя щенком, которого жестокие дети бросили в горный ручей, – отчаянно молотящим лапами, чтобы удержать мордочку над водой, и нет времени даже скулить от страха, только барахтаться и хоть как-то дышать. Мне не справиться с течением. Но…
– Ив, я еду на работу.
– Сбрендила, – констатировал муж. – Вчера острых ощущений не хватило?
– Каждый раз, когда наше любимое Минздравсоцразвития издаёт новый гениальный приказ, я слышу о том, что ты хочешь послать всё к ядрёной матери и забыть медицину, как страшный сон.
– При чём тут?.. – Ив повернулся ко мне, плеснув чаем на пол. Настороженный, точно вот-вот начнется перепалка. Даже обидно, просто же разговариваем.
– Так что ты делаешь до сих пор в своей больнице? Острых ощущений не хватает?
– Я уйду – кто останется?
– Вот тебе и ответ.
– У меня больные. У тебя – трупы.
– Да к твоим больным я на пушечный выстрел не подойду – они шевелятся, – усмехнулась я. Встретилась взглядом с мужем. – Трупы. Несколько сотен. Летом. Продолжать?
– Не пугай, не маленький. Провоняют весь район, а потом придут мыши-крысы-тараканы и утилизуют. Ещё бродячие собаки – тем тоже всё равно, что жрать. Машка, ты не Матросов – грудью на амбразуру.
– Естественно. Матросов погиб, а я планирую ещё пожить. Долго и счастливо – если получится.
– Пусть в Минздраве разбираются.
Да уж, эти разберутся. По большому счёту я сама ещё не знала, что буду делать, оказавшись в морге, – если мы не могли справиться с работой, когда бюро было еще в полном составе, то много ли смогу я одна?
– Минздрав… Смешно. Санэпиднадзор, может, и зачешется, когда полетят тучи мух. Ещё стаи крыс, собаки. Бешенство, чума, тиф…
– Спасибо, – перебил Ив. – Я помню курс инфекционных болезней. Не пущу.
И что на это ответить? Только и остаётся, что, подняв бровь, уставиться на мужа, всем видом изображая весёлое любопытство. Только что сам говорил – взрослая девочка; и нате вам. Нашёл время изображать деспота.
Спорить бесполезно – чем сильнее я буду давить, тем сильнее Ив упрётся. Лучше дать возможность отступить с достоинством. Тем более, что мы оба знаем – в конце концов, я сделаю то, что сочту нужным. Точно так же, как и он за себя всегда решал сам.
Муж заёрзал под моим взглядом.
– Вот ведь упрямая баба… Маруська, ты понимаешь, что можешь снова нарваться на погром?
– Это мои проблемы.
– Хоронить по нынешним временам – тот ещё геморрой. Так что это будут мои проблемы.
– Что бы ты делал на моем месте?
– Сидел бы на попе ровно и ждал решения Минздрава.
Я от души рассмеялась: врёт и не краснеет. Кто не так давно сутками из операционной не вылезал?
– Машка, не пущу… – он снова поёрзал. – Ты меня в гроб вгонишь когда-нибудь.
Я молчала.
– Одну – не пущу. Вместе поедем, хоть будет кому, если запахнет жареным, ухватить тебя за шкирку и утащить оттуда. Собирайся.
– Есть, сэр! – отсалютовала я, спрыгивая с подоконника. Кружка с остатками кофе, сбитая неловким движением, кувыркнулась на пол.
– Раззява, – хмыкнул Ив, глядя на коричневые кляксы, украсившие пол. – Чашку в руках удержать не можешь, а туда же – на амбразуру, мир спасать…
Я запустила в него кухонным полотенцем, тут же получила этим полотенцем по заднице и поспешно ретировалась с кухни. Перед тем, как спасать мир, придётся помыть пол.
Пока я возилась с ведром, Ив устроился за компьютером. Вскоре из гостиной донеслась отборная брань.
– Машка, иди сюда!
Я опёрлась подбородком о его плечо, глядя в монитор. Тряпка, чавкнув, шлёпнулась на пол. Похоже, родственники умерших в тот день нашли крайних не только в нашем городе. Два морга Москвы, Новосибирск, Находка, ещё несколько городов, названия которых ничего мне не говорили.
– Прочитала? – поинтересовался муж. – А теперь глянь сюда.
– Суки! – я выпрямилась, с трудом переводя дыхание. Сволочи, какие же сволочи, шеф с первого дня докладные писал, и не он один, по всей стране… Я подхватила со стола коробку с диском, со всей дури запустила в стену. Хрястнула пластмасса.
– Маруська?
Я сухо всхлипнула – отчаянно не хватало воздуха. Ив развернулся вместе с креслом, подхватил на руки, не обращая внимания на заскрипевший пластик подлокотников.
– Всё, Маш, всё… Ничего уже не изменишь.
– Сволочи… – я уткнулась в его ключицу. – Ив, они же могли этот приказ – что скоропостижно скончавшихся не исследовать – в самые первые дни выпустить. И все были бы живы. Не только наши, эти… – я мотнула головой в сторону монитора. – Все, понимаешь? А они тянули, пока по всей стране не полыхнуло.
– Маш… я не уверен, что сам на их месте бы не тянул. Даже если наплевать на закон – нужно же понять, в чем причина стольких смертей.
– Да нечего там понимать! Ни на макро-, ни на микроуровне ни хрена!
Никакого разумного объяснения, логичные версии давно закончились, разве что удариться в эзотерику, которая всегда была последним прибежищем некомпетентности. Готова поспорить на что угодно – меньше всего чинуши думали о поисках причин. А вот о том, чтобы прикрыть себе задницу…
– Днём раньше! Хотя бы днём раньше – и все наши были бы живы!
Ив молчал, тихонько баюкая меня на руках.
– Слушай, а может, попы правы? Может, ад есть? И на самом деле – это мы умерли, а преисподняя – это не геенна огненная, а вот это, что вокруг?
– У тебя слишком буйное воображение.
– Тогда почему этот кошмар не заканчивается? Я больше не могу. Просто не могу, и всё.
– Можешь, Маш. Ты можешь. И я могу.
– Я задолбалась быть сильной!
Он тихонько хмыкнул.
– Хорошо. Давай я притащу с кухни оставшуюся посуду, и можешь расколотить её всю. Я помогу – тоже всё задолбало, может, так полегчает. А нет – потом ляжем рядышком на пол и будем дуэтом рыдать, пока не сдохнем. Такая перспектива тебе больше нравится?
– Вредина ты… – я снова уткнулась ему в плечо, переводя дыхание. Заставила себя выпрямиться. – Всё. Попустило.
– Вот и хорошо. Ехать на работу передумала?
– Не дождёшься, – я слезла с колен мужа, разглядывая осколки пластика на полу. – Да уж, наворотила… Александр Македонский, конечно, герой, но зачем же стулья ломать?
– Да ну его, вкладыш сохранился, а коробку найти да диск переписать – пара пустяков, – отозвался Ив. – И пока не начали собираться… Маш, насчёт вчерашнего.
Я развернулась, встретила его взгляд.
– Не советую повторять. У меня тоже не железные нервы. Либо мы разговариваем, как люди, либо мы – два сорвавшихся с цепи животных… и на этом поле я сильнее. Так что не надо.
– Поняла, – медленно произнесла я.
– Вот и отлично, – Ив выбрался из кресла. – Если не передумала ехать – одевайся. Время идёт.
Гольф послушно заурчал, двинулся по пустым улицам. Странно, разгар рабочего дня, даже с учётом умерших людей в городе всё равно осталось полно, да и машин на дорогах должно быть больше. Так пусто бывает разве что по выходным в разгар дачного сезона. К тому, что на улицах почти нет детей, я почти привыкла, хотя каждый раз, стоило об этом задуматься, по спине пробегал холодок. Мельтешащая, вечно орущая мелюзга когда-то безумно раздражала, а когда исчезла, оказалось, что именно она давала иллюзию бессмертия.
Впрочем, пусто было недолго: на перекрёстке дорогу преградили мерно бегущие люди. Десятки, может, сотни людей пробегали мимо, полностью перекрыв движение.
– Это что за явление?
– Гампы, – сказал муж. – Ты не знала?
– Когда бы мне про них узнать?.. – я присмотрелась к бегущим. У каждого на боку – сумка защитного цвета, напоминающая о временах «военки».
– А противогазы им на кой ляд?
Муж пожал плечами. В самом деле, ему-то откуда знать… И где их столько раздобыли? А главное – зачем? Истерика в ожидании предстоящего Большого Полярного Лиса? Тогда – чем бы дитя ни тешилось, пусть лучше вспоминают, как обращаться с противогазом, чем сбиваются в напуганные стаи, готовые громить всех и вся только для того, чтобы заглушить собственный страх. Правду говоря, мне и самой страшно. И не только из-за того, что творится прямо сейчас.
– Ив, как думаешь, что будет с экономикой лет этак через пятнадцать? Когда войдут в трудоспособный возраст… вошли бы – те дети, что умерли?
– Я думаю, что экономике придёт конец куда раньше. Если уже не пришел.
Да уж. Похоже, нас ждут весёлые деньки, по сравнению с которыми последняя неделя – просто цветочки.
– Надо что-то делать!
– Что именно? Единственный вариант, который я вижу, – когда совсем припрёт, уехать к твоим и жить натуральным хозяйством. Как в девяностые за счёт огородов жили – помнишь?
– Ещё бы не помнить, – меня передёрнуло. – Только сейчас всё как-то неправильно. Бандиты тогда были, но я не помню погромов, – я мотнула головой в сторону аптеки с вынесенными стеклами, мимо которой мы как раз проехали. – Следующими окажетесь вы, практикующие врачи. За то, что не смогли тогда никого спасти.
– Не каркай.
Машина вывернула на улицу, что вела к площади у мэрии, и опять появился народ. Толпа заняла всё пространство, и мужу пришлось сбавить скорость, чтобы пробраться среди стоящих прямо на проезжей части людей. Я снова вспомнила девяностые, когда едва ли не каждый день на площади собирались митинги – то в поддержку, то в знак протеста. Только в те времена толпа была единой, а сейчас с разных углов площади летели разные лозунги, мегафоны надрывались, перекрикивая друг друга. Я прислушалась: если глас народа – глас божий, то грех ему не внимать.