– Ишь ты, шустрый. Предлагаю делать ставки – успеет или нет?
– Заткнись!
– Не успел… Туда и дорога сучонку.
Я рухнула на четвереньки, выворачивая на пол содержимое желудка.
– Машка, ты чего?
– Мёртвым же по хрен…
– Живым – нет, – отрезал Ив. – Если бы я узнал, что над телом моей матери… Туда и дорога.
От очередного приступа тошноты меня спасло только то, что в желудке уже ничего не осталось.
– Маш?
Я сглотнула горький ком, заставила себя подняться и распрямить плечи.
– Всё. Время идёт. Работаем. Будь добр, помоги мне поставить стол.
Прежде чем переодеться и натянуть перчатки, я позвонила студенту. Голос с той стороны был невнятен – похоже, парень решил снять стресс алкоголем и изрядно преуспел в этом деле. Ну что ж, придётся ему вспоминать методы экстренного протрезвления.
– Так, студент, – отчеканила я в трубку. – У тебя полчаса на то, чтобы проблеваться, столько же на душ и горячий сладкий чай. Или рассол – чем там ты обычно электролитный баланс с бодуна восстанавливаешь. И ещё час на то, чтобы привести себя в порядок и явиться на работу.
– Мария Викторона, но ведь…
– Через полтора часа на работе. Время пошло, студент. Вперёд.
В дверь постучали. Ив открыл, положил на стол две тонких тетради – и где успели найти? Почерк внутри обеих тетрадей оказался одинаковым – похоже, кто-то в очереди взял на себя обязанность писаря. Самоорганизация, конечно, дело хорошее, но если я выпущу из рук штурвал – пиши пропало. Ох ты, чёрт, умею же я находить приключения себе на задницу!
Отмыть пол несложно, когда он кафельный, а к каждому секционному столу подведен кран со шлангом. Гораздо больше времени понадобилось на то, чтобы разыскать и привести в порядок документы. «Без бумажки ты букашка» – и никакие экстремальные условия никого волновать не будут. Впрочем, мне повезло, если можно называть происшедшее этим словом: ярость толпы была направлена на людей, а не на документы. Повезло ещё и в том, что вчерашнее вывело из игры самых агрессивных, готовых не просто к ворчанию, а к активным действиям. Иначе сегодня пришлось бы куда сложнее – если вообще бы удалось заставить их помогать.
За пять минут до назначенного времени в зале было чисто, органокомлекс лежал в брюшной полости хозяина, труп аккуратно, насколько позволяло время, зашит. А я знала, где находятся тела из первого по списку десятка, и даже успела несколько раз набрать номер директора ритуального агентства. Абонент оказался недоступен – впрочем, ничего другого я и не ожидала.
– Ив, тебе приходилось свидетельства о смерти оформлять? Поможешь, чтобы мне только расписаться?
– Конечно. Иначе я тут со скуки сдохну, просто стоять и смотреть.
– Лично я сдохла бы от скуки, если бы пришлось только писать.
– А я привычный, – хмыкнул он. Посмотрел на настенные часы. – Время.
Разумеется, известие о том, что придётся разбираться не только со своим покойным родичем, но и помочь соседям по очереди прибрать своих, а потом показать следующим, как и что делать, людей не обрадовало. Я пожала плечами и предложила попробовать уложить труп на стол в одиночку, а потом в одиночку же его, обмытого, одеть. Очень хотелось заявить что-то вроде «не устраивает – выметайся», но пока я подбирала формулировки повежливее, время ушло.
– А санитары на что? – спросил один из первых трёх, что я пустила в зал.
– Где вы видите санитара?
– А он? – мужчина ткнул пальцем в Ива. Я посмотрела на ошарашенную физиономию мужа и закашлялась в кулак.
– Что он тут делает? – продолжал мужик. – Бумажки заполняет?
– Без этих, как вы изволили выразиться, бумажек вы не сможете получить место на кладбище и похоронить вашу жену. Будем препираться дальше или займёмся делом?
Он пробухтел что-то себе под нос, но предложенные перчатки – хорошо, что запас в бюро приличный, как раз партию на месяц завезли – взял. Остальные молча последовали примеру.
Наши современники почти не видят смерти. Семьи, где каждое следующее поколение живёт отдельно от предыдущих. И если родившиеся и выросшие в большой избе на три-четыре поколение с детства знали, что смерть существует, то сейчас милиция взламывает квартиры одиноко живущих стариков, к которым слишком редко приходили родные. А ещё есть больницы, куда попадают «тяжёлые», хосписы – не для всех, конечно, но есть. И так выходит, что чаще всего люди уходят на руках у чужих, а потом чужие же готовят тело к погребению, оставляя на долю родни лишь последнее прощание. К добру оно или к худу – не мне судить. Но удержать саркастическую усмешку, глядя, как добровольные помощники кривятся, прикасаясь к телам, несмотря на перчатки, я не смогла. Хорошо, что все они были больше заняты своим страхом и отвращением, нежели мной. Нормальная, наверное, реакция, особенно если вспомнить то, с какими лицами свежеиспечённые студенты-медики впервые притрагиваются к наформалиненному макропрепарату. И все же…
Освоились они, впрочем, довольно быстро, так что на мою долю оставалось только показать, где взять тело, выдать мыло и ветошь и объяснить, что нужно сделать. Дальше можно было искать трупы для следующей партии и писать свидетельства о смерти. Конвейер запустился, предыдущие объясняли необходимое следующим и удалялись вместе с телами, только шелестели шины по асфальту, да, пару раз подняв взгляд в открытое окно, я видела, как, скосившись под перекинутым через плечо замотанным в полиэтилен трупом, выходили со двора не слишком хорошо одетые мужчины за пятьдесят. Ещё были матери, уносящие на руках детей, – на этих я старалась лишний раз не смотреть.
Студент опоздал на четверть часа. Я сделала вид, что не заметила ни задержки, ни щетины и налитых кровью глаз, ни мутного запаха выветривающегося спиртного. Выглядел парень именно так, как досужая молва любит изображать сотрудников морга, разве что помятого бычка в зубах не хватало – и попытки новоприбывших обозвать Ива санитаром и заставить «работать» прекратились мигом. Не знаю, что бы я делала без мужа, который взял на себя самую муторную часть, так что мне оставалось только подписывать и ставить печати на свидетельства, в которых раз за разом повторялась одна и та же причина смерти: острая коронарная недостаточность.
Мужчины друг другу определенно не понравились: после того, как я их представила, Студент тут же попытался воззвать к закону, по которому посторонние в секционный зал не допускаются. Ив в ответ поинтересовался у меня, всегда ли мои коллеги являются на работу в виде, приличествующем разве что грузчику. Я цыкнула на обоих и отправила студента помогать очередной партии посетителей.
– Давно этот пацан за тобой ухлёстывает? – полушёпотом спросил муж, когда Сашка исчез за дверями трупохранилища.
– О чём ты?
– Машка, я не слепой. Пацанчик откровенно взревновал, едва узнал, кто я.
– Совсем сдурел. Я детьми не интересуюсь.
– Да кто тебя знает…
– Стукну, – пообещала я, приподнимая увесистую амбарную книгу, в которой регистрировались документы.
– Молчу-молчу… – кажется, он хотел добавить что-то ещё, но в зале снова появился Студент, и Ив на самом деле замолчал.
Какое-то время всё шло без происшествий. Ворчащего Студента, которого, кажется, догнало похмелье, можно было пережить, родственников покойных тоже – несколько попыток качать права не в счёт. И я даже начала надеяться, что неприятности на мою долю закончились. Ровно до тех пор, пока в зал, дыша духами и туманами, не вплыла барышня примерно моего возраста. Барышня двумя пальцами приняла перчатки, огляделась по сторонам, томно пошатнувшись, отстранила бросившегося было к ней студента. Ив откровенно ухмыльнулся, глядя, как дамочка неровным шагом пересекает зал, трепетной ручкой опирается о письменный стол и рушится прямо в мужские руки. Я встретилась взглядом с мужем и отвернулась, делая вид, будто поправляю маску. Только бы не расхохотаться в голос. Ив с невозмутимым видом опустил барышню на холодный кафельный пол и поинтересовался, есть ли у нас нашатырка.
– Есть! – вскинулся студент.
– Откуда? – флегматично вопросила я. – Трупам она без надобности.
Остановила за рукав рванувшегося помогать санитара:
– Александр, у вас есть работа.
– Но…
– Я готова закрыть глаза на ваше опоздание и неподобающий вид, но извольте выполнять свои должностные обязанности. Займитесь делом.
– Но я…
– Может, из шланга полить? – спросил муж. – Надо же как-то в чувство привести…
На самом деле, нашатырка, конечно, была – для посетителей. Но я не собиралась играть по чужим правилам. Тем более, что и муж откровенно развлекался, глядя на представление.
– Валяй, – разрешила я. – Хотя в руководствах по экстренной помощи пишут, что в подобных случаях надо для начала освободить пострадавшего от стесняющих дыхание предметов одежды… Насколько мне известно, в расстегивании лифчиков у тебя немалый опыт, так что целиком ему доверяюсь.
Барышня зашипела помоечной кошкой и вылетела из зала.
– Машка, ты зараза!
Я махнула рукой:
– А то ты настоящих обмороков не видел и не понял, что к чему? Или жалеешь, что не пришлось «освобождать от предметов одежды»? Потрогать там было что…
– Мария Викторовна… – студент сдернул маску, словно ему не хватало воздуха. – Как так можно? А если бы обморок был настоящий?
– Если бы у бабушки был…, – я осеклась, посторонние, пожалуй, и без того видели и слышали достаточно лишнего. – Словом, у меня нет ни времени, ни желания возиться с истеричками, о чём я предупредила всех несколько часов назад. Не умеет держать себя в руках – пусть ищет кого-то, кто сделает грязную работу за неё. Скакать вокруг некому.
– Она же женщина!
– Я тоже. И что?
– Вы не женщина, вы андроид!
– Александр, вы медик или институтка? Ваш безусловно богатый внутренний мир сейчас совершенно не к месту. Поэтому будьте любезны, засуньте его… словом, поглубже, и возвращайтесь к работе.
– Да пошла она к… эта ваша работа и вы вместе с ней! – Студент швырнул на пол перчатки и вылетел вслед за барышней.