– У вас всегда такая дисциплина на рабочем месте? – поинтересовался кто-то из присутствующих.
– Прошу прощения за этот досадный инцидент, господа. К сожалению, и у моих коллег нервы не выдерживают. Давайте продолжим.
Свет из окна сменился на закатный, когда я отправила восвояси последнего на сегодня родственника скоропостижно скончавшихся, освободив зал, и занялась криминальными трупами. Обещала двоих – значит, двое и будут. Студент, конечно, знатную свинью подложил: пилить черепную кость тупой ножовкой – занятие не для женских мышц, но куда было деваться. Ощущая себя доморощенным агентом Скалли, я добросовестно озвучивала всё, что видела, а Ив столь же добросовестно заменял диктофон, заполняя протокол исследования. Так выходило быстрее. Два банальнейших бытовых убийства, отягчённые изрядными дозами алкоголя, – повезло в какой-то мере. Когда-то такие случаи казались мне скучными, куда интересней было поломать голову над чем-то необычным. Но за последнее время загадки изрядно осточертели.
– Ну и работёнка у тебя, Машка, – сказал Ив, стаскивая перчатки и зажигая невесть где добытую сигарету. – Ни за что бы не поменялся.
– Ты же не куришь?
– Не курю, – согласился он, выпуская дым и протягивая мне пачку. – Будешь?
Я кивнула, села рядом.
– Всё на сегодня? – спросил муж.
– Как скажешь.
– А я сегодня что-то решаю? Маруська, к чему ты клонишь?
– Раз уж ты здесь… Я хотела бы похоронить Аню. Но, кроме тебя, помочь некому. Поэтому – как скажешь. Нет – значит, нет, поедем домой, а я буду думать, как справиться самой.
Он усмехнулся, сделал несколько затяжек. Я ждала.
– Маш, а просто попросить – никак? Вот без этого сеанса церебрального секса: «как скажешь», «тебе решать» и прочего. Просто – попросить?
– А я что делаю?
– Выкручиваешь мне руки. Вся такая беспомощная ты и такой сильный я, которому дают шанс проявить благородство. Машка, какого хера?
– У тебя паранойя.
– Ну да. Только сегодня я видел достаточно для того, чтобы понять: если я сейчас откажусь – ты на собственном горбу уволочёшь труп сперва в машину потом до могилы, сама закопаешь, не пикнув. А потом, возможно, свалишься – но это будет потом. Так?
– Когда я могу справиться одна – я справляюсь одна.
– Да, я заметил. Ты и сегодня собиралась справиться одна.
– Ив, – я вышвырнула сигарету в окно. – К чему ты клонишь?
– Наверное, к тому, что, оказывается, пять лет живу с женщиной, про которую ни хера не знаю. Не слишком приятное открытие. Но Маш, раз уж последние сутки – время сплошных открытий… в следующий раз, когда тебе покажется, что нужна моя помощь, – просто попроси. Не настолько ж я сволочь, чтобы сразу мне руки выкручивать.
Вторая сигарета улетела вслед за моей.
– Пойдём, помогу притащить, – поднялся муж. – Одевать во что будешь?
– Чёрт… – Об этом я и не подумала. – Слушай, может, съездишь домой, привезёшь что из моего старья?
– А ты?
– А я пока поработаю. Там ДТП, просто так не похоронишь, нужен акт исследования.
– Машка, она твоя подруга.
– Была. Теперь это труп.
– Давай я вскрою, а ты съездишь, – предложил он. – Чему-то меня на судебке учили.
– Муж, ты бы пустил меня оперировать… да хотя бы банальный аппендицит? Чему-то меня на оперативке учили.
– Нет.
Я кивнула: обсуждать дальше не было смысла. Ив помог затащить тело на стол.
– Держи пистолет, – сказал он. – Вернусь – достанем твой, а пока – мало ли… Или побыть пока с тобой?
– Не надо. Справлюсь.
– Не сомневаюсь.
Я подождала, пока утихнет шум мотора, – просто для того, чтобы оттянуть неизбежное. Как там говорил Вадим… просто биологический объект. Не человек, пусть даже бывший. Биологический объект. Я несколько раз, не зная зачем, перебрала инструменты: все на месте.
Биологический объект.
Поехали.
Ив вернулся довольно быстро – похоже, улицы по-прежнему пустовали. Положил на стул пакет, мельком глянул на происходящее.
– Помощь нужна?
– Нет, спасибо, сама закончу.
– Тогда скажи точно, где пистолет. Залезу пока, заберу.
Выслушал объяснения и пропал. Я уже начинала всерьёз беспокоиться – мало ли, кого занесло в пустой морг, если залез некрофил, что мешает попасть в здание кому-нибудь более опасному – когда муж вернулся.
– Пистолет нашёл, сейчас заряжу и верну. Хотел ещё гроб найти, но не вышло. Всё растащили.
– Чёрт с ним, с гробом, всё равно в багажник не влезет. А…
– Мёртвым всё равно, – закончил за меня Ив. – А тебе?
– Мне – нет. Но всё, что могу я для неё… точнее, уже не для неё, а ради её памяти, сделаю. И не буду корить себя за то, что не всесильна.
– Завидую, – помедлив, отозвался Ив. – У меня так не получилось.
Мы завернули одетое тело в мешок для трупов и загрузили в багажник. Ив сказал, что дозвонился кладбищенскому священнику, тот обещал отпеть по всем правилам. С отдельным местом договориться не вышло – придётся положить в одну могилу с Кирюшей. Что ж, хоть так.
Отец Иоанн встретил нас у входа на кладбище, предусмотрительно устроившись под единственным фонарём над воротами.
– В такое время и заблудиться недолго, – сказал он вместо приветствия. – Пойдёмте, провожу.
На самом деле сейчас здесь было куда легче ориентироваться – не сбивали с толку толпы народа, как днём. Но говорить об этом, пожалуй, не стоило, по крайней мере, при священнике. Объявит ещё, чего доброго, какой нечистью. Отец Иоанн, конечно, не слишком походил на невменяемого фанатика, но проверять, где кончается человек и начинается служитель культа, не хотелось. И без того всю дорогу до церкви пришлось слушать молитву. Мы внесли тело, уложив на специальную подставку.
– Смутные времена настали… – пробурчал Иоанн себе под нос.
Я напряглась. Если спросит про гроб – пошлю всё к чёртовой матери, заберу Аню и зарою сама. Я просто не смогу слушать упрёки и увещевания. Да, не по-людски, да, память подруги заслуживает того, чтобы всё было сделано так, как полагается по её вере, и как она хотела бы сама. Но… господи, я не супермен. Я сделаю всё, что в моих силах, и, может, чуть-чуть больше, но я не умею творить чудес.
Священник тем временем вынес откуда-то два свертка ткани, крест, бумажную книжечку-молитву.
– Крест нательный на ней? – спросил он.
– Нет.
Иоанн вздохнул, я снова ощетинилась, готовая защищаться, но священник и тут ничего не сказал, лишь вышел и вернулся с нательным крестиком на верёвочке. Надел его Ане на шею, покрыл голову платком, вложил в руки крест. Дал в руки Иву зажжённую свечу, вторую протянул мне.
– Отче… я атеистка.
Он кивнул, пристроил свечку к какой-то иконе.
– Есть кто-то, кто будет молиться за ее душу?
– Не знаю.
– Печально… Значит, этим кем-то буду я. Начнём, пожалуй.
Какое-то бесконечное время я слушала, не вслушиваясь, лишь краем сознания отмечая просьбы упокоить душу в раю со святыми, презрев совершённые при земной жизни прегрешения. Зачем все это? Для кого? Ане всё равно, она мертва, Ив её почти не знал, я… Я знаю, что за гранью ничего нет, мы живы, лишь пока на земле есть кто-то, кто о нас помнит, и мне не нужны молитвы для того, чтобы не забывать. Так что я тут делаю?
Последнее прощание, тихонько коснуться губами холодного лба того, что уже не было Аней.
– Воистину, суета и тление вся житейская, виды, и безславная; вси бо исчезаем, вси умрем: царие же и князи, судии и насильницы, богатии и убозии, и все естество человеческое. Ныне бо, иже иногда в житии, во гробы вергаются, их же да упокоит Господь, помолимся.
Больше ничего в этом мире не осталось, лишь суета и тление. Но пока мы живы – будем жить, а там разберёмся.
– Отец Иоанн, сколько я должен? – спросил Ив.
– Оставь, – махнул рукой тот. – Впрочем… Один разговор. Бессонница у меня, а и поговорить не с кем, так что сделай одолжение. После того, как похороним, вернёмся в церковь, побеседуем. Да, я с вами. Когда тело опускают в могилу, должно пропеть «Трисвятое». Вы же этого не сделаете.
– Спасибо, – сказала я. Не знаю, зачем мне это нужно, но зачем-то, видимо, нужно.
Когда мы добрались до могилы (мужчины несли тело, я шла впереди с лопатами и фонариком), я протянула Иву перчатки, оказавшиеся в кармане ветровки.
– А тебе? – спросил он.
– Перебьюсь.
– Это я перебьюсь, мужчина как-никак.
О господи… Дай мне мудрости понимать мужа, любви прощать его и терпения к его настроению. Сил же не прошу, ибо тогда прибью его к чёртовой матери.
– Ты хирург прежде всего. Какого рожна я должна прописные истины напоминать?
Муж ругнулся в пространство, но перчатки взял. Говорят, в старые времена хирурги появлялись в миру не иначе как в тонких перчатках, опасаясь испортить руки. Может, правда, может, врут, но в любом случае с сорванными мозолями в операционной делать нечего, да и в джентльмена играть не время. Тем более, что моим рукам после двух выкопанных – кажется, целую вечность назад – могил терять было нечего.
Конечно же, мы забыли про верёвки, и мужу пришлось спрыгивать в могилу, чтобы опустить тело, а нам с отцом Иоанном – вытаскивать Ива наверх. Наконец, всё закончилось, и мы пошли обратно.
– О чём вы хотели поговорить? – спросил муж.
– Не здесь, – ответил священник. – В храме.
Остаток пути мы прошли молча.
– Ив, я вас здесь подожду. Хочу одна посидеть, подумать.
– Всё в порядке?
– Нет, и ты это знаешь. Поэтому и хочу побыть одна.
– Держись, – он легонько приобнял за плечи. – И если что – кричи, мы рядом.
– Кого тут бояться? Вампиров и зомби?
– Мародёров.
– Если что – я буду стрелять. Эффективней.
– Оказывается, я женат на терминатрикс. – Муж взъерошил мне волосы. – Хорошо, я скоро.
– Можешь не торопиться. Посижу, подумаю.
Закрылась дверь, отгораживая меня от света из церкви. Я опустилась на ступеньки, глядя на Млечный Путь, нечасто его увидишь за городскими фонарями. Где-то поблизости пахла сирень: так одуряюще, что захотелось пойти на запах, точно собаке, и зарыться лицом в пушистые грозди. Я сказала Иву «подумаю» – но думать на самом деле было не о чем. Жизнь – это очень забавный предмет: вот она есть – и её сразу нет. О чём тут вообще думать? Для мёртвой я сделала всё, что смогла, а живых вокруг осталось не так много. Не надо было, наверное, на Студента орать: пацан совсем, а я с него спрашиваю, как со взрослого. С другой стороны – а когда взрослеть, если не сейчас? Что ж, завтра будет понятно – если парень хоть чего-то стоит, на работе он появится, а сегодняшнее – обычный срыв, который со всеми бывает. Не появится – вызванивать не буду, мне требуется эффективная помощь, а не дитятко, которому самому приходится сопельки вытирать. Так и порешим.