Я потянулась, поднявшись со ступенек: глаза слипались, и больше всего хотелось свернуться калачиком прямо на земле и уснуть. Пойду, попробую найти эту чёртову сирень, иначе отрублюсь прямо здесь.
Стукнула дверь.
– Маша? – окликнул Ив. – Машка!
– Не кричи, тут я, – я выступила из тени кустов. – Поговорили?
– Пошли отсюда!
Муж ухватил за запястье и зашагал к машине так резво, что мне пришлось бежать следом вприпрыжку.
– Куда летишь как угорелый?
– Домой! – всё же шаг он сбавил.
– Что случилось?
– Я не подписывался беседовать с умалишенным, это привилегия Деменко.
– Всё так плохо? – я застегнула ремень. – Он не похож на больного.
– А как по-твоему должен выглядеть сумасшедший? Красноглазый и с топором наперевес?
– Муж, или перестань психовать, или останови машину, иначе угробишь нас обоих.
Он вдарил по тормозам так, что я едва не влетела лбом в стекло, несмотря на ремень.
– Отец Иоанн двинулся на религиозной почве, что в его случае естественно. В чём конкретно это выражается и его сверхценные идеи я обсуждать не намерен, во всяком случае, сейчас, ни с тобой, ни с кем бы то ни было еще.
– А с Деменко?
– И с Деменко. Маш, хватит, закрыли тему, – он побарабанил пальцами по рулевому колесу и снова завел мотор. – Включи лучше радио.
Закрыли так закрыли. Интересно, чего такого мог сказать батюшка, чтобы Ив так завёлся? Хоть не возвращайся на кладбище и не спрашивай.
– Сделай погромче! – сказал Ив, и я послушно повернула рукоятку магнитолы.
– …аварии, – продолжала диктор. – Напомним, сегодня вечером автомобиль протаранил остановку общественного транспорта. Несколько человек, включая двух подростков, погибли на месте, остальные пострадавшие доставлены в городские больницы…
– Твою мать… – прошипел Ив. – Сегодня наши на экстренных дежурят. Весёлый завтра, чувствую, денёк будет.
– Да уж, – посочувствовала я, – странно, что тебя сегодня не вызвонили.
– Была бы совсем задница – вызвонили бы. Но завтра я в твой морг не поеду, уж извини.
– Ясное дело. Ты и без того меня сегодня просто спас.
– Не преувеличивай.
– Нет, правда. Ив… спасибо.
Глава 8
Я мрачно рассматривал недра сейфа. Рядом всхлипывала старшая медсестра – тушь у неё потекла ещё пару минут назад, оставив извилистые чёрные дорожки на щеках. Прям персонаж из старого фильма «Ворон» с Брендоном Ли. Останавливаться Валентина Матвеевна явно не собиралась. Я нутром ощущал, как она постепенно подбирается к полномасштабной истерике, но не мог найти слова, чтоб успокоить.
В принципе, сложившаяся проблема решаема. Теоретически. А вот сколько сил и нервов уйдёт, чтобы оправдаться перед госнарконтролем, – вопрос отдельный. По профессиональным меркам – это даже не ЧП, совсем уже нет. Всё равно, что сравнивать загоревшуюся канистру бензина и взрыв бензоколонки.
Единственное, чего я не мог понять, – какая сволочь всё это устроила. Ключ оставался только у старшей. По её словам, за последние пару дней более ни в чьих руках побывать не успел. А самой старшей вообще за такое браться глупо – в первую очередь на неё и подумают. Повяжут и запрут.
Но, тем не менее, результат налицо.
Сейф. По двадцать миллиметров стали. Неповреждённый замок. Монолитные металлические стенки. Надёжно упакован в бетон стены, что защищает с пяти сторон из шести. А сквозь дверцу пробиться можно только с помощью отбойного молотка и перфоратора.
И ни одной ампулы наркотических веществ на полке.
Кто-то вымел всё подчистую.
– Меня-а-а же поса-а-а-дят, Ива-ан Игоревич! – потихоньку начала завывать старшая медсестра. В кабинет удивлённо заглянула Диана – я махнул рукой, мол, потом расскажу, не мешай.
И ответил:
– Валентина Матвеевна, никто в милицию заявлять не будет. Успокойтесь. Вначале разберёмся внутри стен отделения, потом уже будем думать, что нам делать.
– Ключ же только у меня-я-я-а…
– Дайте-ка его сюда, – протянул я руку.
Медсестра, судорожно вздохнув, протянула мне фигурную полоску металла. Я провёл пальцем по боковинкам – тёмная сталь, вся в зазубринах, видно, что им пользовались уже много лет. Привычный, знакомый ключ от сейфа – не подменили. Да и уже то, что медсестра открыла с утра хранилище именно им, показывает, что это тот самый что ни на есть настоящий, родной. Как открыла, так и побежала ко мне в слезах – трудно не заметить, как полка с наркотиками враз опустела на весь запас. Фигня в том, что я до сих пор не мог понять, кому это могло понадобиться. Лекарства специфические. Даже самые прожжённые наркоманы не стали бы просто так ими ширяться – они привыкли к иным веществам. Пусть и более грязным, зато дозировка передаётся из поколения в поколение. Классические морфинисты остались в двадцатых годах прошлого века да в сетевых сказках про хирургов-наркодилеров. Специализированные препараты наркам редко в руки попадают, что бы ни говорили сетевые хомячки о продажных анестезиологах и хирургах. Да и не так уж много кайфа хранится в железном ящике. Не стоит овчинка выделки – риска много. Так что все эти сказки, будто каждая больница обеспечивает кайфом всех наркоманов в округе, не более чем параноидальная дурь людей, которые ни разу ампулу с сильнодействующим в глаза не видели. А напридумывать в уютных бложиках можно всё что угодно – и что у мёртвых в морге органы для пересадки воруют, и что при аппендэктомии почки выпиливают, и что все заведующие зарабатывают нереальные деньги на наркоте. Стократ легче самому на кухне в пробирке диэтиламид d-лизергиновой кислоты синтезировать, чем мучиться с бумажками на списание сильнодействующих препаратов.
– У кого последнего в руках он был? – я внимательно разглядывал бороздку ключа: не нравилась грязь во впадинках, какая-то уж слишком маслянистая. Я подцепил ногтем крошечный комочек, растёр на пальце.
– У Дианы Викторовны, – всхлипывая, ответила старшая. – Дня четыре назад…
А говорила – «только у меня». Но не стала бы Диана пачкаться – у неё муж зарабатывает столько, что с тёмными делами связываться не резон.
Блин, грязь чем-то по ощущениям пластилин или замазку напоминала. Неужели какая сволочь слепок сделала? Дел-то – прижать ключ к кирпичику пластилина, а тот сразу забросить в холодную воду Всё прочее мастера сделают. Олег рассказывал, что использовать можно и глину и гипс, но чаще всего берут именно пластилин.
Уайт-спирита бы капнуть, посмотреть, как прореагирует эта грязь. Да смысла-то особо и нет. Факт свершился – кто-то подделал ключ и умыкнул запас препаратов. Чем обеспечил невероятные проблемы всему отделению, мне лично, а заодно и шефу.
– А ещё раньше? – спросил я, уже прекрасно зная ответ.
– Луканову ключ давала. Да и вы просили – помните?
– Помню, помню, – проворчал я. – Получается, любой мог. Валентина Матвеевна, идите работайте – я подниму этот вопрос с главным, что-то да придумаем. Лично я обращаться в милицию не собираюсь – и так проблем куча, чтобы тут дознаватели бегали. Как придумаем приличную версию для госнарконтроля, тогда уж и вызовем.
– Спасибо, Иван Игоревич, – уже от благодарности всплакнула старшая. – Вы прям как ваш отец, царствие ему небесное, всегда защитите, поможете…
– Ладно уж, – я непритворно смутился. – Всё будет хорошо, и не из такого выбирались.
Я вернулся в ординаторскую, чтобы нагнать бумажную работу. За последние дни никак не удавалось посидеть над документами. А помочь некому – коллеги и так бегают с операции на операцию. Странное затишье, пришедшее после волны пострадавших в тот самый день, завершилось нежданно-негаданно. И теперь больница оказалась доверху забита новыми пациентами. В терапии койки уже в коридоре выставляли. Среди врачей прошёл слух, что народ специально стремится лечь в стационар, чтобы, когда начнётся вторая волна эпидемии, перепало чудодейственное лекарство «Лодибра». В том, что она начнется, никто не сомневался – ни в городе, ни в сетевых блогах. Ещё и журналисты подогревали истерию. Паника и страх – это их хлеб. Хорошие новости никому не интересны.
Подумалось, что начнётся, если журналисты пронюхают про кражу в моём отделении наркотиков. Аж передёрнуло.
Я распахнул дверь ординаторской и увидел сюрприз, вольготно развалившийся на моём месте. У меня никогда не получалось расположиться именно так, по-барски – конструкция офисного кресла не особо позволяет. Но у Луканова эта поза получилась на все пять из четырёх. В нём погиб отличный гимнаст.
– Сергей Васильевич, вам не кажется, что вы сели за мой стол? – мягко поинтересовался я.
– Не кажется, – заявил Луканов. И сделал странное движение ногой. Потом попытался чуть изменить позу, рукой подхватил себя под колено, опять попробовал приподнять ногу повыше.
Я недоумённо смотрел на этот цирковой номер. Только с третьей попытки Луканова я понял, что он пытался забросить ногу на угол стола. Я хмыкнул. Сергей Васильевич бросил свирепый взгляд и прекратил насиловать стол.
– Вы не ответили на вопрос, – напомнил я. – Что вы делаете за моим столом и в моём кресле? Насколько могу судить, ваше место совсем не пострадало, и ничто не мешает им воспользоваться. Я, в принципе, не против того, что вам захотелось отдохнуть именно здесь, но мне работать надо.
– Это моё место, – окрысился Луканов, сделав ударение на первое слово. – Оно должно было быть моим. Если бы не твой папашка-жополиз.
Я плавно приблизился к нему и совсем уже невежливо взял за воротник.
– О мёртвых так не говорят, Сергей Васильевич. Будем считать, что я не слышал того, что вы сказали о моём отце, – и немного тряхнул, чтобы он пришёл в себя. Поразмыслил и тряхнул для верности ещё разок. Но, видимо, перестарался – голова Луканова ощутимо врезалась в жёсткий подголовник кресла, обтянутый кожзаменителем.
– Руки убери, – пронзительно взвизгнул коллега и проворно отскочил, одним движением выкрутившись и из моей руки, и из объятий кресла. Халат Луканова не выдержал рывка и затрещал.