– Без разговоров на выход, – отчеканил я.
– Так и сделал – одну отправил, второй последнее китайское предупреждение – и так работать некому. Но, как видишь, кто-то всё равно отключил сигналку, когда Марина Львовна шуровала шваброй. Буду теперь разбираться. Поймаю – cerebrum[18] вынесу и на препараты студентам порублю.
Мы вышли в реанимационный зал. Паша провёл к секции, где находился прооперированный вчера пациент. Внутри держался особый, тяжёлый запах – крови и пота. Несмотря на хорошую вентиляцию, всё равно реанимационный зал рано или поздно пропитывается им. Особо впечатлительные натуры и прочие литераторы любят ещё его называть запахом боли.
В секции расположились две койки. На одной лежал мужчина, бледный до синевы. Многочисленные марлевые нашлёпки на мелких травмах и так называемых «асфальтовых» ранах, более серьёзно и основательно досталось области живота, из которой выходило с пяток трубок. На второй – подросток с жёлтым цветом лица и с ещё более многочисленными дренажами, выходящими из брюшной полости.
Не нравилось мне это, ой, не нравилось.
– Паш, у этого что, ХСН[19] декомпенсированная, кроме всего?
– Да нет, это твой, – ответил Павел, переводя взгляд с пациента на мониторы. – Stercus accidit[20]!
Разлитой цианоз[21] никак не сочетался с показаниями приборов. На мониторах всё отлично и стабильно – ну, для реанимационного больного, здоровые с такими показателями не ходят.
Не слишком церемонясь, я сдернул с Пашиной шеи фонендоскоп и нагнулся к больному.
– Паш, дыхания нет!
– Что ж за херня? Мониторы сдохли? Эй, все сюда, быстро! Полундра, вашу мать!!!
Реанимационная команда примчалась чуть ли не мгновенно. Уверен, что им прыти придало и то, что заведующий из реанимационной секции орёт. Быстро подсоединили к пациенту мешок Амбу и усиленно начали раздыхивать.
– ИВЛ свободный есть? – спросил Павел.
Реанимационная сестра отрицательно мотнула головой, не отрываясь от больного. Кто-то наложил дефибриллятор, дал разряд.
А мониторы показывали норму – даже сейчас.
Я обошёл койку и внимательно присмотрелся к переплетению проводов. Ухватил один и повёл по нему ладонью. Через пару секунд я громко хмыкнул.
– Паш, иди сюда?
– Что там? – нетерпеливо спросил врач, не отрывая взгляд от действий подопечных.
– Увидишь. Иди. Тебе понравится.
Когда Паша подошёл, я повторил все манипуляции с проводами. И показал ему, куда они ведут. Логично, что все мониторы показывали примерную норму. Все датчики вели ко второму больному!
– Canis matrem tuam subagiget[22], – Паша побелел от злости.
– Хм, второму-то хорошо, – ухмыльнулся я. – Аж целых два комплекса за ним следят.
– Поймаю того, кто так сделал, – убью, – тихо, но очень-очень чётко сказал реаниматолог.
– Что с ним, кстати?
Павел поморщился:
– Глупая драка пьяной компании – упал назад и наделся на штырь арматуры, торчащий из земли.
– Прогноз?
– Выживет. Но на одну почку у него меньше.
– Павел Сергеевич, – обратилась к моему знакомому медсестра.
– Perite![23] – рявкнул Паша.
Женщина, к её счастью, видимо, латынь не знала и потому не сбежала от взрывоопасного начальника, а робко продолжила.
– Павел Сергеевич, посмотрите.
– Похоже, стабилизировали, – пробурчал Паша минуту спустя. – А теперь установите нормально датчики, – и показал бригаде, куда именно ведут все провода.
Я внимательно наблюдал за выражениями лиц. Но так и не вычислил того, кто так оригинально пошутил. Или просто этой медсестры здесь не было. Может, вообще уже со смены домой ушла.
Сёстры быстро увешали пациента фишками датчиков, установили пульсоксиметр[24] и подвесили на капельницу дополнительные лекарства. Теперь показания приборов уже не выглядели так обнадеживающе, как раньше, но хотя бы соответствовали действительности.
– Вот уж действительно, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, – пробормотал я.
Павел мрачно хохотнул и добавил:
– Гоните, Иван Игоревич. Думал, что у меня юмор чёрный.
– У тебя чёрный, – согласился я. – А у хирургов острый. Как скальпель.
– Но продолжим, – хищно улыбнулся Паша, разворачиваясь к сестрам. – Милые мои, – нежно промолвил заведующий. – Сообщите остальным, что я хочу лицезреть вас всех через двадцать минут в ординаторской. Кто не придёт, тот окажется a tergo[25]. Избавлены от счастья получить люлей только дежурные – я с ними потом тет-а-тет пообщаюсь.
– Через час, – я спокойно его поправил. – Павел Сергеевич, приглашаю вас ко мне в ординаторскую выпить кофе и немного успокоиться. А не то ты поубиваешь их всех – и работать будет некому.
– Резонно, – согласился Паша. – Веди.
Глянул на подчинённых:
– А вы сообщите всем – как только услышат грозную поступь заведующего, чтобы сразу летели на звук шагов. Иначе в пациенты переквалифицирую.
Паша зашёл к себе в ординаторскую и прихватил маленькую бутылочку «Hennessy Х.О.». Поймал мой взгляд:
– Кофейку вкус добавить. Напиваться не будем – работы непочатый край.
Я кивнул:
– Тогда согласен. А то я решил, что и ты уже на всё махнул рукой.
– Пока ещё нет, – усмехнулся реаниматолог. – Но знаешь, мысли мелькают. Ты извини, что попса, – он приподнял бутылочку, – но пациенты чаще его несут. Как будто нет нормальных коньяков в Европе. Дети рекламы и глянцевых журналов.
– Зажрались вы, Павел Сергеевич. Мне вон три недели назад початую бутылку бразильского виски принесла одна мадам. За то, что я её мамашу прооперировал. Операция-то плёвая была – но сам подход.
– И как вискарь?
– По виду – жёлтая ослиная моча. По запаху тоже. На вкус, извини, не рисковал – к тому же отпито было уже с треть.
Павел хохотнул:
– Вспоминаю, мне когда-то вообще чудо-пациент попался. Когда я его с того света вытащил и домой отпустил, он мне благодарность с женой прислал. Ручную дрель то ли начала, то ли середины века.
– Раритет, – уважительно кивнул я. – Может, тебе её в антикварную лавку сдать?
– Или ещё, – продолжил Паша, – одна деятельница мне поставила пакет, мол, спасибо, доктор, а я не посмотрел сразу. К концу дня заглянул, а там в трёхлитровой банке свинка морская сидит и, задумчиво на меня глядя, сено пережёвывает.
– Эк как тебя пациенты любят, а мне только выпивку и кофе таскают. Один раз только по-настоящему хорошую штуковину подарили – зажигалку. Потом покажу. А насчёт экзотики… – я задумался. – Было пару случаев. Однажды, не помню уже пациентку, она меня отблагодарила немаленьким таким мешочком сушёных апельсиновых корок. Сказала, что от всех хворей помогают. А ещё когда сотруднице санэпидемки я аппендэктомию провёл, так она мне по выписке принесла банку крысиного яда. Я так и не понял – понравилось ей лечение или нет.
Паша заржал:
– Типа, доктор, выпей йаду?
– Угу, – пробурчал я. – Хорошо хоть коньяк с этим самым крысиным ядом не подарила.
Реаниматолог задумчиво покосился на бутылку, что держал в руке, и протянул:
– Не будем о грустном, коллега. Мне этот коньяк достался от родни пациента, которого я так и не смог вытянуть.
– Что было?
Павел поморщился:
– Херовый случай. Пятнадцать лет, паркурщик. Перелом основания черепа. Ликворея такая наблюдалась, что я сразу сказал, мол, шансов почти нет. Но всё равно поборолись – держали его месяц. Вроде бы и стабилизировался, а потом резко щёлк – и ушёл. Его мать меня всё равно благодарила, хоть я и отказывался. Так что давай не будем о благодарностях пациентов. И так я весь в стрессе – от макушки до genus[26].
– Ага. Не будем, – согласился я. – Помнишь, как кардиологов менты трепали год назад?
– М-м-м. Не особо. Что-то смутно вспоминается…
– Ну давай, вспоминай. Тогда вся больница материлась сквозь зубы. Тогда в кардиологию привезли тётку лет под пятьдесят. Вырубилась прямо около кассы в супермаркете. Рядом чудом оказались два интерна, так они до приезда скорой двадцать минут держали тётку на непрямом массаже. Вытащили, можно сказать, на такой-то матери и молодом упрямстве. Одного потом врачи из «Скорой» откачивали – перенервничал пацан, сердце у самого прихватило. Тётку выписали через месяц – жива-здорова, поскакала как мустанг домой. А благодарные медицине родственники накатали заявление в прокуратуру и требовали найти тех двоих интернов. Потому что в ходе реанимационных мероприятий ребята устроили бабе трещину в ребре. И в связи с этим родственничкам, морально изуродованным ещё при рождении, захотелось стрясти денег с интернов. А то, что любой профессиональный медик точно бы при такой ситуации пару ребёр сломал, не восприняли ни родные пациентки, ни прокуратура. А когда вся больница отморозилась и никто не стал содействовать следствию, менты ещё и нас попытались приплести, как соучастников. Вот это стресс! А ты своими переживаниями кичишься.
– Кто говорит о стрессах? – донёсся с верхней площадки лестницы голос, искажённый коридором. – Кого излечить?
– Вадим, ты, что ли?
– Муа-га-га, – с раскатами мрачного хохота Деменко появился в проёме двери, ведущей в моё отделение. – Я тебя ищу уже минут двадцать, нужен совет.
Реаниматолог махнул рукой:
– Привет, предводитель невротиков!
– Привет, Паша, – кивнул Вадим. – Твой совет тоже лишним не будет. О! Коньяк! Годно – сейчас как раз настроение такое.
– Под кофе, – пресёк попытку я. – Ещё работать и работать.
– Ну, под кофе так под кофе, – пожал плечами Вадим. – Мне как раз сегодня коробку хороших конфет принесли. Через минуту буду.