После ослепительного солнца и жары тут было темно и холодно. Лёжа на животе, передвигая ноги и руки по мокрой и липкой грязи, я медленно пополз. Я весь перепачкался, даже в нос попала грязь, на зубах скрипел песок.
Ох, я, наверное, полз целый час. Наконец откуда-то издалека раздался радостный лай Майкла, а вскоре послышался бодрый голос Номера Первого:
— Сюда, правее! Вот и конец!
Я вскочил на ноги, облегчённо вздохнул и осмотрелся. Мальчики стояли, высоко подняв зажжённые факелы. Бр-р! Какой холодище!
Мы очутились в огромном заколдованном дворце. При неровном, дрожащем свете факелов тёмные, едва видимые стены зала уходили куда-то в чёрную высь. Вдалеке мерно позванивали капли.
Витя Большой зажёг карманный фонарик. Геолог отбил молотком кусочек стены. На изломе плоский камень оказался совсем белым, как сахар. Геолог попробовал его разломать пальцами, но не смог.
— Ну как? — спросил его Номер Первый.
— Посмотрим, что покажут лабораторные испытания, — ответил тот, и в голосе его послышалось волнение. — Кажется, это первоклассный строительный камень.
— То-то же. А вы говорите — «низкого качества»! — проворчал Номер Первый.
Геолог с поразительной для его толщины ловкостью начал карабкаться на стену, хватаясь за выступы камня; кое-где он откалывал молотком куски. Оказывается, стены-то были из белого известняка, но стали чёрными от копоти. В течение, может быть, нескольких сот лет люди, когда добывали камень, жгли факелы, и копоть садилась на стены. Геолог откалывал молотком куски на разной высоте. Витя Большой с фонариком в руке, едва уместившись в расщелине, прикладывал рулетку к стене по указаниям геолога. Кто-то взялся за нижний конец рулетки. Геолог диктовал, а надменный мальчик, держа рукой фонарик, записывал замысловатые названия отдельных слоёв камня и их мощность.
С факелами в руках мальчики и девочки разбрелись по залу, откалывали молотками куски и набирали их в рюкзаки. Вдруг Люся заметила, что Майкл старательно обнюхивает большой тёмный камень, торчащий из стены. Ловким ударом молотка она разбила его пополам. Это оказалась крупная жеода с кристаллами внутри, тускло мерцавшими при свете факела.
— Девочки, девочки, светите ближе! — Люся встала на колени. — Ах, ничего не поймёшь! Может, он мутный. Надо на солнце.
Обратно двинулись в другом порядке: сперва Майкл, потом я, потом девочки, дальше уж не знаю кто. Впереди светился яркий кружок, и потому ползти обратно было немножко веселее, а самое главное — с каждым метром становилось теплее.
Выползавших встречали громким хохотом. Только глаза и зубы блестели на наших лицах; мы напоминали поросят — любителей понежиться в луже. Обмазанные грязью косы девочек слиплись, вся наша одежда, руки и ноги были сплошь покрыты грязью.
— Ах, смотрите, смотрите, — вскричала Люся, — настоящий аметист!
При свете солнца в чашке жеоды дюжина крупных кристаллов горела лиловым алмазным блеском.
Все, кроме Магдалины Харитоновны, столпились вокруг, ахали, восхищались, позабыв о грязи.
— Доктор, возьмите на память! — Счастливая, измазанная Люся, отдавая мне камень, нагнулась к Майклу и поцеловала его в чёрный влажный нос. — Вот изыскатель Номер Сорок! Милый пёсик, ты нашёл такой чудесный аметист! — Люся оглянулась на Магдалину Харитоновну, хмуро копавшуюся в своем рюкзаке.
— Детки, детки! Купаться, купаться! — закричал Номер Первый.
И ребята с криком помчались вниз. Побежали и мы, взрослые…
Всю жизнь я ненавижу купание. Даже в самую жаркую пору вода мне кажется и холодной и мокрой. И по секрету скажу: даже Соня не знает, что я плаваю… как бы это поточнее выразиться… ну, одним словом, как топор. Ещё до колен залезть — туда-сюда, а глубже почему-то не хочется, да и трусы намокнут.
А в этот раз — ничего не поделаешь — столько на мне грязи, придётся даже с головой окунуться.
Как же баловались ребята!
Часть мальчишек окружила Номера Первого, залезшего в речку прямо в спецовке. С неистовыми криками, изо всей силы ударяя ладонями по поверхности воды, они поливали его целым водопадом брызг. Он успевал только фыркать и вертеться.
Другие окатывали смешно отдувающегося толстого геолога.
Но что это? Откуда столько воды? Противные девчонки напали на меня.
— Ай, ай! — закричал я, захлёбываясь.
Сослепу и со страху мне показалось — их прыгало вокруг не меньше полсотни. Соня, бесстыдница, с хохотом обдавала меня целыми каскадами брызг.
Мне удалось вырваться из их круга, и я, чистенький и посвежевший, выскочил из воды и растянулся на траве.
Всех веселее было Майклу. Он прыгал в воду, переплывал на другой берег, снова прыгал, переплывал обратно реку, подбегал ко мне, катался по песку, отряхивался возле моих ног, пачкал меня, бросался вдогонку за визжащими девочками.
Изыскатель Номер Сорок
Пионерам очень дорог, —
пели ребята только что сочинённую ими песню.
Магдалина Харитоновна одиноко сидела на берегу, перебирала минералы и окаменелости и рассматривала свой аметист; он, конечно, был тоже очень красив, но гораздо меньше моего и не такой нежно-лиловой окраски. Я понимал, она и на меня сердилась, хотя я не чувствовал себя виноватым.
Нет, свой аметист я ей ни за что не уступлю!
Больше всех был доволен результатами нашего похода геолог. Обеими руками он ухватился за Номера Первого и повторял густым басом:
— Вы не можете себе представить, как я вам благодарен! Мы привезём буровые станки, начнём изыскания по всей площади. Я уверен, запасов камня окажется столько, что для его добычи сюда проведут железную дорогу…
— Вот видите, видите! — ликовал Номер Первый.
Прощаясь с нами, геолог не поленился пожать руку по очереди всем ребятам; надменный мальчик только чуть слышно процедил: «Пока» — и зашагал прочь, самодовольно подняв голову, как верблюд.
— Да, предупреждаю, — прогудел басом геолог, — тут где-то наш топограф работает, снимает план местности. Так вы, пожалуйста, документов у неё не спрашивайте. Знаете, девушки в своих сумках чего только не таскают, а документов никаких…
Мы продолжали путь другой дорогой, вдоль самого берега реки, и вскоре впереди совершенно неожиданно увидели нечто серое, круглое, ни на что не похожее. По мере нашего приближения всё яснее вырисовывались очертания неизвестного предмета, и я всё больше и больше удивлялся.
Странный предмет оказался зонтиком невиданных размеров, вроде гигантского гриба; под таким грибом сумело бы спрятаться не менее десятка ребят. Он держался на длинной палке, воткнутой в землю. Но самое интересное находилось под зонтиком. Там стоял на трёх ногах складной столик, покрытый белой бумагой, а на столике высилась маленькая пушечка. Я подошёл ближе: нет, это была не пушечка, а подзорная труба на круглой колонке и на подставке в виде линейки.
Над столиком склонилась высокая, дочерна загорелая беловолосая девушка в голубой майке, в широченных синих шароварах, с туго набитой кожаной сумкой через плечо. Половину её лица закрывали громадные тёмно-зелёные очки в толстой, молочного цвета оправе.
Вдруг девушка приставила глаз к подзорной трубе, потом резко выпрямилась, засунула два пальца в рот и свистнула, как Соловей-разбойник. Ой, у меня даже в ушах заломило! А мальчишки от зависти глаза повытаращили.
Мы остановились и с удивлением уставились на девушку, но та, не обращая на нас никакого внимания, вновь низко нагнулась над столиком и стада быстро-быстро рисовать. Тёмные очки, шаровары, грандиозная сумка, тёмно-ореховый загар, светлые волосы напомнили мне портрет марсианки из одного фантастического романа.
— Это та самая девушка-топограф, — шепнул мне Номер Первый.
— Можно мне посмотреть в вашу трубу? — не утерпела Соня.
— Подходите, только осторожнее! — строго ответила «марсианка» и повернула трубу в сторону реки.
У самого берега мы заметили двух людей с длинными узкими рейками в руках. На рейках можно было различить чёрные и красные полоски и ряд цифр. Мы все выстроились в очередь, чтобы хоть на секунду взглянуть в стеклышко.
— Ой как близко! Прямо рукой дотронуться! А дяденька с рейкой вверх ногами! — кричали близнецы.
— Небо внизу, а трава вверху, — удивлялась Галя.
Кое-кто уже успел насмотреться в трубу и вновь подошёл к столику[3].
— Чертить на плане нужно аккуратно, карандаш острить, как иголку, — с апломбом объясняла «марсианка».
Она расстегнула сумку, видимо собираясь достать перочинный ножик. Вдруг Номер Первый так вскрикнул, точно прищемил палец. «Марсианка» вздрогнула. Труба была забыта. Все сбежались к столу.
Номер Первый самым бесцеремонным образом быстро засунул руку в её сумку и вытащил…
Да, это был он, тот самый кинжал! Но в каком ужасном виде: весь потемневший, заржавленный, серебряная резьба на рукоятке едва проступала, рубин выпал, а вместо драгоценного камня зияло углубление, набитое грязью.
— Не трогайте чужие вещи! — обидчиво крикнула покрасневшая «марсианка», выдернула кинжал из рук Номера Первого и бросила его на столик.
— Э-э-э… Умоляю вас, простите меня! — заикался Номер Первый. — Э-э-э… Где вы достали? — Его толстый указательный палец судорожно тыкался в необычайный предмет.
— Нашла дня три назад, — отвечала «марсианка». — Я как раз проводила съёмку в вашем парке. Рабочий стал забивать колышек — колышек не полез. Почему? Я копнула раза два лопатой, и вдруг стукнуло. Я смотрю — кинжал. Целый вечер я его нашатырем да шкуркой чистила, на оселке точила… Ну, я побегу показывать, куда рейки ставить. А вы, ребята, чур, ничего на столике не трогать! — И она умчалась к своим помощникам.
— Э-э-э… — Номер Первый едва мог говорить. Он находился в неописуемом волнении. — Я… я… я не знаю, тот ли это кинжал или другой?
— Тот самый, тот самый! — страстно уверяла Люся.