— Это ваши владения? — спросил Шатырбек.
— Пока вы наш гость, они и ваши, мой бек, — поклонился Мамед.
«Есть же удачливые люди», — с внезапной злобной завистью подумал Шатырбек и ударил каблуками коня. Мамед поскакал следом.
Взяв себя в руки, Шатырбек спросил:
— Много у вас работает дайхан?
Мамед замялся:
— Я не знаю… Этим занимается отец. Он говорит: «Пока я еще здоров, отдыхай, сынок. Придет время — хозяйство ляжет на твои плечи».
— И рабы есть у вас?
— Как у всех. Недавно отец купил одного русского. Есть у него такая вещь, ящик со струнами. Называется «гус-ли». Ох, и играет! Смех!
— Раб должен работать, а не играть, — наставительно сказал Шатырбек.
— Конечно, — сразу же согласился Мамед, — лошадь подковать, землю пахать, из дерева мастерить.
— Не убежит?
— Не-ет. Днем за ним смотрят, а к ночи на цепь сажают. Вот тогда он и играет на этой… «гус-ли».
— Раб есть раб, — презрительно сказал Шатырбек и сплюнул.
Помолчав, спросил:
— Разбойники наведываются сюда?
— В прошлом году угнали коней. Чуть не лишились целого табуна. Но отец послал вдогонку джигитов, пообещал хорошо наградить, если отобьют коней.
— Отбили?
— Конечно.
— И сколько же отец заплатил им?
Мамед засмеялся.
— А все они были должны нам, отец учел их труды.
Шатырбек тоже засмеялся, подумав, что не такой уж простак этот Мамед, каким кажется сначала.
Ханали с нетерпением ждал таинственного гостя. Оттолкнув слуг, с несвойственной прытью подскочил он к коню, взял его под уздцы.
— Добро пожаловать, бек! — Приторная лесть сама лилась из него. — Добро пожаловать, дорогой гость! Вы осчастливили нас. Этот день все мы будем вспоминать как… как самый счастливый день в нашей жизни. Наш дом всегда…
Шатырбек соскочил с коня, протянул хозяину свои еще крепкие руки и с горделивым чувством превосходства ощутил в своих ладонях пухлые, безвольные пальцы Ханали.
— Я рад навестить вас, хан, — важно сказал он. — Мне много приходилось слышать о вас, о вашем богатстве.
Хан засуетился еще больше, заплывшие жиром глаза его боязливо забегали.
— О, мой бек, — он повел гостя в дом, — люди часто из зависти очень преувеличивают. То, что у нас здесь, в глуши, считается богатством, в большом городе назовут бедностью. Каждая мера зерна, каждая гроздь винограда достается с таким трудом!
Усы Шатырбека дрогнули, но он погасил усмешку.
— У вас надежная крепость, — сказал он, оглядывая земляные валы и рвы вокруг строений. — Если шах соизволит сдержать свое слово и подарит мне крепость, я не желал бы иной, чем… такая.
Ханали понял, почему запнулся гость, и, чувствуя, как холодеет в груди, сказал с запинкой:
— Великий шах всегда добр к своим верным слугам. Он никогда не оттолкнет обидой того, кто…
Шатырбек нагнулся к хану, мягко, почти нежно, обнял его и сказал понимающе:
— Конечно, вы очень нужный шаху человек, вас не обойдет милость повелителя.
У Ханали отлегло от сердца.
Осматривая крепость, они очутились у домика, сложенного из серого камня. Ханали толкнул дверь, с поклоном пригласил гостя внутрь. Шатырбек был поражен. Иомудские ковры, шелковые подушки, сверкающая позолотой посуда в углу — все было необычайно чистым, свежим, словно люди заходили сюда только для того, чтобы поддерживать чистоту и порядок.
— Я держу эту комнату специально на тот случай, если великий шах когда-нибудь, будучи в наших краях, осчастливит нас своим посещением.
— Шах не сомневается в вашей верности.
Эти слова Шатырбек сказал таким уверенным, лениво-небрежным тоном, что Ханали уже не осмелился вести гостя дальше: доверенный человек шаха мог отдыхать в комнате, отведенной самому шаху.
— Что же мы стоим! — воскликнул он. — Проходите, бек, садитесь. Да отзовется каждый ваш шаг добром в этом доме!
Шатырбек скинул сапоги, прошел на середину комнаты и уселся, подмяв под бок шелковые подушки.
— Из-под сапог Шатырбека, — самодовольно сказал гость, — для одних летит пыль, для других — золото.
— Спасибо, бек, — на всякий случай сказал Ханали, поклонившись.
За обильным угощением разговор шел попроще.
От выпитого вина бек подобрел, лениво жевал джейранину, поглядывая на разговорчивого хозяина, поддакивал. Сам говорил мало, думая, видимо, о своем.
И вдруг насторожился, услышав слова хана:
— …из столицы. Он передал, что приедете вы, и приказал помочь вам.
Шатырбек странно посмотрел на него, на секунду перестав жевать.
— Вам известно, зачем я здесь? — тихо спросил он.
Ханали вскинул, словно обороняясь, свои пухлые., ладони.
— Что вы, что вы! Мне только приказано оказать вам посильную помощь. Только это. Я не знаю…
— Я скажу, что делать, — прервал его гость.
Ханали потянулся к нему, весь превратившись в слух и внимание.
Но Шатырбек не спешил говорить, обдумывая, стоит ли посвящать хозяина в детали. Наконец решил, что стоит: ведь не пойдет же он против воли самого шаха, а гоклены и их поэт не водят дружбы с ханом, это он знал точно.
С жадным вниманием выслушав его, Ханали поскреб грязными ногтями редкую бороду, задумался. Потом сказал, осмелев от доверия гостя:
— Значит, решили ждать… Не советовал бы.
Шатырбек, державший в руке пиалу с вином, удивленно вскинул брови.
— Уверен — ждать бесполезно, — продолжал хан. — Уж если отец, эта старая лиса, не дал прямого согласия, то Махтумкули наверняка откажется.
— Ехать во дворец?!
— Э, бек, плохо вы знаете этих людей. Что для них мидость шаха? Им бы только скакать по степи да стрелять из лука в джейранов. Работать не любят, приказам не подчиняются. Слышали, как они обошлись с векилом и сборщиками подати? Так чего же от них ждать?
Шатырбек сделал большой глоток, отставил недопитую пиалу шерапа, сказал уверенно:
— Нет, каким бы гордым ни был этот Махтумкули, он не устоит перед соблазном побывать гостем у самого шаха. И потом…
Он внезапно замолчал, вспомнив о своем давнем правиле не посвящать посторонних в тайны. Хан подождал, не закончит ли гость мысль, понял, что не дождется, и сказал:
— Махтумкули устоит.
— Ладно, — вдруг согласился Шатырбек, — пусть так. И что же думает обо всем этом хан?
Ханали наполнил пиалы, пододвинул к гостю поднос с пловом.
— Надо радоваться, что поэта не оказалось в ауле, иначе вы давно бы уже ехали назад, проклиная свою судьбу…
— Ты не знаешь Шатырбека, — грубо оборвал его гость. — Еще не было случая…
Но Ханали продолжал говорить, словно бы и не слыша его слов:
— …потому что Махтумкули не захочет ехать в столицу и, пока его окружают друзья — гоклены, вам не на что рассчитывать. А шах, я уверен, с радостью увидел бы его скорее мертвым, чем живым.
«О, как он его ненавидит!» — подумал бек и сказал:
— Я рад, что вы так ревностно хотите выполнить волю шаха. Только мне приказано доставить его живым.
— Все равно. Если он вернется в аул, вам его не взять. А по какой дороге он будет возвращаться, это известно. Встретить его в безлюдном ущелье и… — Ханали сделал жест, словно затягивал аркан на шее.
Кровь ударила в голову беку. И как это он, опытный в таких делах человек, доверился бумажке, пусть даже подписанной шахом? Неужели с годами он стал таким, что предпочитает лежание на ковре всему остальному? Нет, хан прав, надо действовать, надо идти навстречу судьбе, а не ждать, пока она вынесет свой приговор.
Шатырбек с неприязнью посмотрел на хозяина. Пусть он не думает, что бек придает большое значение его словам.
— Что же, я подумаю, — лениво потянулся гость. — Вы немного преувеличиваете, хан. Просто, видимо, насолил вам поэт, вот вы и… Спасибо за угощенье, мне пора.
— Куда же вы, бек? — всполошился Ханали.
Он вдруг подумал, что действительно вел себя неосторожно и бек, посланец шаха, невесть что подумает о нем. А ведь достаточно одного его слова…
— Отдыхайте, дорогой гость! Все здесь ваше.
Бек поднялся, отряхнул крошки с колен.
— В народе говорят: «Не задерживай врага, чтобы он не узнал твоей тайны; не задерживай друга, ибо он может опоздать туда, куда стремится». Прощайте, хан, рад был познакомиться.
Глядя из-под руки вслед удаляющимся клубам пыли, Ханали с тревогой думал о том, чем же окончится для него эта встреча…
Заскучавшие от безделья сарбазы спали под навесом, укрывшись кто чем.
Шатырбек отыскал взглядом того, со шрамом, облегченно вздохнул: сарбаз спал на спине, открыв рот, и муха ползла по губе, вздрагивая крыльями от дыхания.
Вдруг сарбаз сдавленно вскрикнул и сел, открыв мутные глаза… Муха лениво полетела над спящими.
Бек усмехнулся.
— Что-то приснилось? Говорят, что трус и во сне видит только страшное.
Сарбаз вскочил, вытянулся перед ним. Шрам на щеке потемнел.
— Я только что видел вас, — хрипло сказал сарбаз, тупо взглянув на бека.
— И что? — усмешка еще не сошла с лица Шатырбека. — Неужели я такой страшный?
— Э, пустяки, сон… — Сарбаз потупился.
— Нет, уж продолжай, раз начал, — нахмурился бек. — Как я тебе приснился?
Сарбаз помолчал, наконец собрался с духом.
— Я видел не вас, извините, — я видел ваши ноги. Они раскачивались на такой вот высоте от земли. А я стоял рядом на коленях, со связанными за спиной руками.
Шатырбек вздрогнул: он боялся разгадывать сны.
— Выходит, меня повесили? — Он не сумел скрыть волнение.
— Да, но… — Сарбаз решил посмотреть ему в глаза. — Но ведь сон всегда надо понимать наоборот.
— Ты хочешь сказать, что это тебя повесят? — зло сказал бек и стегнул плеткой по голенищу пыльного сапога. — Наверное, так и будет. Но это потом. А сейчас поднимай людей, едем на охоту. А молле Давлетмамеду я сам скажу об этом.
Пока ехали степной, еле приметной дорогой, Шатырбек, испытывая непонятное беспокойство, все думал о сне. Кто знает, почему приходят во сне всякие видения? Не аллах ли открывает человеку завесу над его завтрашним днем? И как надо толковать сны?