гатый скот в ожидании забоя, потом оказалось, что это действительно быки. На мясоперерабатывающем комбинате отца было четыре забойных цеха: для крупного рогатого скота, для свиней, для баранов, а также для собак. Цех крупного рогатого скота и свиней – самый большой, для баранов поменьше и для собак самый маленький. О том, что происходит в этих четырёх цехах, позволь, я расскажу позже, мудрейший, а сейчас поведаю о том, как я бесцельно бродил по отцовскому комбинату, забыв из-за живота, набитого мясом, почему я сбежал из школы, а то, что в полдень нужно забрать из подготовительной группы сестрёнку и отвести её на обед домой к Лао Ланю, вылетело у меня из головы напрочь. Счастливый, я брёл и брёл, а подняв голову, увидел внушительный круглый стол, расставленные на нём большие плошки и чашки с мясом, и ещё какие-то разноцветные вещи.
Хлопушка двадцать девятая
От жирного золотистого гуся в мгновение ока осталась кучка костей. Мальчик откинулся назад жирным телом и продолжительно выдохнул, на лице у него появилось выражение эйфории после сытной трапезы. Под яркими лучами солнца всё вокруг засияло чарующим светом. Подошедший Старшóй Лань наклонился и нежно вопросил: – Наелся, дитятко?
Мальчик закатил глаза, рыгнул и зажмурился. Старшóй Лань выпрямился и сделал знак свите. Одна из мамок осторожно сняла с ребёнка нагрудник, другая белоснежным полотенцем вытерла жир с его подбородка. Мальчик с отвращением отталкивал руку мамки, изо рта вылетали короткие неразборчивые звуки. Носильщики подняли носилки и направились в сторону шоссе. Мамки конвоировали ребёнка с обеих сторон, они не могли идти в ногу с носильщиками, поэтому казалось, что они изо всех сил спешат.
Отец встал и поднял рюмку перед лицом дядюшки Ханя:
– За вас, начальник станции Хань.
Я сначала не знал, что и думать, но тут же понял. Пару месяцев назад дядюшка Хань был ещё администратором поселковой столовой, а теперь уже стал начальником станции контроля мясопродуктов. В форме светло-серого цвета с красными погонами на плечах и большой фуражкой с огромной кокардой на голове. Он вроде бы с неохотой приподнялся, чокнулся с отцом и снова сел. В форме дядюшка Хань выглядел очень неестественно, словно она была пошита из очень жёсткой ткани. Послышался голос отца:
– Надеюсь, начальник станции Хань, отныне вы не оставите нас своими заботами.
Дядюшка Хань выпил, подцепил палочками длинный кусок собачатины, отправил его в рот и, пережёвывая, пробубнил:
– Конечно, старина Ло, как же без забот. Этот мясокомбинат относится не только к вашей деревне, но и к нашему городку, даже к нашему городу. Производимое вами мясо, если можно так выразиться, расходится по городам и весям, вполне возможно, что губернатор провинции, приглашая на банкет иностранных гостей, предложит им мясо, произведённое вами. Так что как мы можем оставить вас без забот?
Отец не отрывал взгляда от Лао Ланя, восседавшего на месте хозяина, словно надеясь на что-то. Но Лао Лань лишь посмеивался, будто у него в голове был готовый план. Вплотную к Лао Ланю сидела мать, она налила Лао Ханю полную рюмку и, подняв свою, встала:
– Начальник станции Хань, брат Хань, сидите, не вставайте, пью за вас и поздравляю с повышением до начальника станции.
– Сестрёнка, – заговорил Лао Хань, поднимаясь, – выпивая с Ло Туном, я могу и не вставать, но как я осмелюсь не встать, выпивая с тобой? – многозначительно произнёс он. – Разве кто не знает, что Ло Тун только и жил, что с женой? На первый взгляд в этой семье главный Ло Тун, а на деле всем заправляешь ты.
– Зачем же так говорить, начальник станции Хань, – возразила мать, – раскрою тайну, я, Ян Юйчжэнь, тоже женского племени, женщины в малом ещё годятся, а вершить большие дела нужно вам, мужчинам.
– Скромница! – Звонко чокнувшись с рюмкой матери, Лао Хань опрокинул её. – Лао Лань, нынче я перед всеми вами выскажусь до конца. Меня в городке направили на эту работу не с бухты-барахты, над этим серьёзно думали. По сути дела, у городка нет права назначать меня начальником станции, он может лишь выдвинуть мою кандидатуру, а назначили меня в городе. – Лао Хань обвёл глазами стол и торжественно продолжал: – Почему выбрали меня? А потому что я досконально знаю всё про вашу деревню мясников, потому что я специалист по мясной продукции, от меня никак не ускользнёт, какое мясо доброе, какое худое, а если ускользнёт от моих глаз, не ускользнёт от моего носа. Все способы, благодаря которым вы в деревне мясников богатеете, а также твои, Лао Лань, грязные приёмчики мне, Лао Ханю, доподлинно известны. И не только мне, об этом известно и в городке, и в городе, все знают, что вы в мясо воду впрыскиваете, а в неё лекарства подмешиваете. А ещё дохлых кошек, гнилых собак, падших кур и больных уток выдаёте за хорошее мясо и продаёте в город. Ведь немало грязных денег выручили за эти годы? – Лао Хань взглянул на Лао Ланя, тот молча усмехнулся, а Лао Хань продолжал: – Твоя, Лао Лань, незаурядность как раз в том, что ты прекрасно знаешь обстановку, понимаешь, что, если промышлять подобным образом, из этого в конечном счёте ничего доброго не выйдет, поэтому ты прежде, чем зашевелилось правительство, сам наложил запрет на всех индивидуальных мясников деревни и основал этот мясоперерабатывающий комбинат. Неплохой сделал ход, решил почесать руководству там, где у него чешется. Ведь его задумки какие: создадим у нас здесь самую большую во всей провинции мясную производственную базу, чтобы вся провинция, вся страна, весь мир ели производимое нами мясо! Ты, Лао Лань, мать твою, действуешь на широкую ногу, как бандит, если что совершать, то в крупных размерах, грабить – так императорскую сокровищницу, если домогаться – так императрицу. По мелочам только крысы мясо воруют, неинтересно. Так что Лао Ханю ещё следует поблагодарить тебя: не будь этого твоего мясокомбината, не было бы и этой станции контроля мясопродуктов и, естественно, не было бы меня, её директора. Давайте, пью за всех вас! – Лао Хань встал, поднял рюмку, чокнулся с каждым из присутствовавших, опрокинул одним махом и воскликнул: – Эх, доброе вино!
Вошёл Хуан Бяо с большим подносом в руках, от которого валил пар. На подносе красовалась половина свиной головы в соевом соусе. Аромат шибал в нос. На самом деле свиная голова, напичканная таким количеством приправ, уже теряла свой изначальный запах, и настоящим ценителям мяса такое количество приправ абсолютно не нравилось. Я заметил, как глаза Лао Ханя сверкнули, когда он спросил:
– Хуан Бяо, а в эту свиную голову что-нибудь впрыскивали?
Тот со всей почтительностью ответил:
– Начальник станции Хань, это дикая свинья, за такими директор нашего комбината специально посылал меня в Наньшань, ничего в них не впрыскивали, попробуйте, почтенный, и сразу всё поймёте. Обмануться могут ваши глаза, а язык-то не обманешь.
– Славно сказано.
– Вы настоящий знаток. Разве осмелится Хуан Бяо блистать красноречием перед вами?
– Ладно, давай попробуем, – взяв палочки, Лао Хань ткнул ими, провернул, и от свиной головы одна за другой отделились кости. Подцепив от свиной щеки похожий на тщедушное мышиное тельце кусочек, он отправил его в рот, его щёки оттопырились, глаза то зажмуривались, то открывались, он пожевал и звучно проглотил. Потом вытер салфеткой рот:
– Неплохо, но у свиной головы Дикой Мулихи вкус получше!
Я заметил неловкость на лице отца, мать тоже смотрелась не очень естественно. Лао Лань громко призвал:
– Ешьте мясо, ешьте, пока горячее, как остынет, уже не такое вкусное будет.
– Верно, ешьте мясо, пока горячее, – вторил ему Лао Хань.
Палочки потянулись к свиной голове на подносе, а Хуан Бяо потихоньку выскользнул на улицу. Меня, спрятавшегося за окном, он не заметил, а мне был виден прекрасно. Когда он вышел из дверей, учтивая улыбка на лице исчезла и сменилась на коварную и злобную. Эта перемена произошла так быстро, что я перепугался. А он вполголоса проговорил:
– Отведайте моей мочи, сукины дети.
Казалось, что он мочился на мясо давным-давно, что это пустая фантазия, что это было словно во сне. Я не чувствовал, что в свином мясе, красующемся на подносе и распространяющем вокруг соблазнительные ароматы, может быть что-то не то, хоть Хуан Бяо и помочился на него. Его ел отец, ела мать, и ничего. Вообще не было нужды сообщать, что мясо содержит мочу Хуан Бяо. Они лишь вместе ели это мясо. Ели с аппетитом, и их губы поблёскивали, как свежие вишенки.
Все быстро напились и наелись, и лица засветились свежим блеском, как это бывает, когда люди насытятся вином и едой.
Хуан Бяо убрал с круглого стола всё, в том числе и немало остывшего мяса. Вот ведь жалость, столько превосходного мяса! Хуан Бяо кормил им цепного пса перед входом на кухню. Эта лениво разлёгшаяся там псина привередливо откусила брошенный ей кусочек и больше есть не стала. Я этой собакой остался недоволен: это уж ты чересчур, в этом мире многие люди вообще не могут позволить себе кусок мяса, а ты, захудалая дворняга, относишься к нему с собачьим презрением.
Отказавшись от препирательства с пошлой собачонкой, я перевёл взгляд обратно и увидел, что обстановка в комнате совсем другая. Мать тщательно протёрла стол белой тряпкой и постелила фланелевую скатерть. Затем из шкафчика в углу достала светло-жёлтые фишки для мацзяна.[62] Я знал, что в деревне играют в мацзян и играют на деньги. Но отец с матерью никогда этим не баловались. Я и понятия не имел, когда они успели этому научиться. В нашей деревне были и такие, кто из-за пристрастия к игре в мацзян на деньги попадали в полицию. Ещё я помню, что родители относились к игре в мацзян с огромным отвращением. А ещё помню, как однажды мы с матерью, проходя по переулку рядом с восточным флигелем дома Лао Ланя, услыхали доносившийся оттуда стук перемешиваемых фишек. Скривив рот, как при виде чего-то ниже её достоинства, мать вполголоса сказал