– Ло Сяотун, ну ты всё уже, нет?
Конечно, нет. Я сердито принял восьмую мину, и вот она уже в стволе. Он направил её полёт в сторону кухни мясокомбината. Лао Лань ещё жив даже после семи выстрелов, но с минами тоже всякое случается. Она сделала несколько кульбитов в воздухе и слегка изменила направление. Мне хотелось, чтобы она проскользнула в окно кухни, потому что Лао Лань сидел у него и хлебал отвар из костей. Тогда такой отвар ели повсюду – считалось, что он восполняет недостаток кальция после любовных утех. Эти учёные-диетологи, у которых семь пятниц на неделе, пишут статьи в газеты, выступают по телевидению, призывая народ есть отвар из костей для восполнения кальция. Вообще-то кости у Лао Ланя крепче сандалового дерева, так на кой ляд ему кальций? Хуан Бяо сварил ему котёл отвара из лошадиной берцовой кости, добавил толчёного кориандра и молотого перца, чтобы удалить неприятный запах, а ещё куриный экстракт для усиления вкуса. Лао Лань ел сидя, а Хуан Бяо стоял рядом с поварёшкой. Лао Лань обливался потом, снял свитер и, ослабив галстук, закинул его на плечо. Я надеялся, что мина попадёт ему в чашку, а если не в чашку, то в котёл. Таким образом, его хоть и не убьёт, но он получит ожоги от расплескавшегося горячего отвара. Однако эта озорная злокозненная мина в конце концов вошла через дымовую трубу из красного кирпича в задней части кухни, и после взрыва труба лежала на крыше.
Девятая мина была нацелена на тайную спальню Лао Ланя на мясокомбинате. В этом небольшом, связанном с кабинетом помещении стояла широкая деревянная кровать. От постельного белья самых дорогих тогда и известных марок исходил тонкий запах жасмина. Посторонним сюда было не проникнуть. Под рабочим столом Лао Ланя имелась кнопка, при лёгком нажатии которой большое зеркало сдвигалось в сторону и открывалась дверца под цвет стены. Открыв дверь ключом, Лао Лань входил, ещё одно нажатие кнопки – и большое зеркало позади автоматически вставало на место. Я знал, где точно расположена эта спальня, перед выстрелом произвёл многократные подсчёты, приняв во внимание сопротивление лунного света и норов своего снаряда, уменьшив до минимума погрешность в надежде, что мина не уклонится ни в ту, ни в другую сторону, попадёт в центр кровати, если там у Лао Ланя женщина, так поделом ей, не будет заниматься мерзкими делами. Затаив дыхание, я обеими руками направил эту мину, которая казалась важнее восьми предыдущих, в ствол миномёта. Вылетев оттуда со снопом огня, она взлетела на самую высокую точку своей траектории и стала ровно планировать вниз. Самым заметным признаком этой тайной спальни была незаконно установленная по просьбе Лао Ланя антенна, с помощью которой можно было принимать сигналы иностранных телевизионных спутников. Эта штука формой походила на большой котёл красивого серебристого цвета, сиявший в лучах луны таким белым светом, что резало глаз. От этой антенны у мины зарябило в глазах, и она опрометчиво попала в мясокомбинатовский загон для собак – взрывом убило и ранило с десяток мясных собак, почти превратившихся в злых волков, в высокой деревянной ограде образовалась брешь, и нераненые собаки после минутного колебания, будто придя в себя, бросились через эту брешь врассыпную. Я знаю, что с тех пор в наших местах стало на одну стаю больше вредоносных для человека животин.
Я принял из рук старика десятую мину и собирался произвести выстрел, когда обстоятельства вдруг изменились. Сперва я нацелил её на «Тойоту Краун», дорогой японский лимузин Лао Ланя, заметив, что он дремлет на заднем сиденье. Водитель за рулём тоже дремал. Машина стояла перед небольшим домом и, похоже, ждала кого-то. Я целился в ветровое стекло в надежде, что мина пройдёт через него и взорвётся как раз на груди Лао Ланя. Если это снова окажется «кислая» мина или «мина мира», то в силу огромной инерции она вполне может раскурочить ему живот. Тут уж ему не выжить, разве что он сможет полностью заменить себе полный набор кишок. Но не успел я послать мину в ствол, как машина Лао Ланя вдруг пришла в движение и быстро заскользила по шоссе, ведущему к городу. Это был первый выстрел, когда я менял цель, и на миг запаниковал. Но тут же нашёлся и одной рукой передвинул ствол, а другой опустил в него мину. Раздался грохот, я почувствовал, как в лицо ударила горячая волна, от горящего пороха ствол раскалился, и не будь я в перчатках, ожогов бы не избежать. Мина полетела вслед за лимузином, упала за его задней частью – ну просто прощальный салют Лао Ланю. Вот ведь мать его ети!
Цель для десятой мины была расположена довольно далеко. Между уездным центром и городком имелся термальный источник с богатым содержанием минералов, его освоил один крестьянин, который построил там горную усадьбу Сунлинь (Сосновый Бор), привлекавшую толстосумов и крупных чиновников. Горная усадьба – но где горы? Там и холмика не было, одна могила, да и ту снесли. Лишь пара десятков чёрных сосёнок, похожих в лунном свете на дымок от свечек, скрывали здание белого цвета. Даже мне, стоявшему на крыше, был вроде слышен густой запах серы. Из главного зала с приветствием выходили навстречу прелестные девицы в коротких рубашонках с голыми ляжками и свободно завязанными матерчатыми поясами на талии – стоило слегка потянуть, и открывалось обнажённое тело. Эти девицы говорили как-то странно, щебеча как попугаи. Лао Лань сначала поплавал в большом бассейне. Посреди бассейна стояла знаменитая безрукая женщина.[91] Потом он проскользнул в сауну, где пропарился и промок от пота. Сменив просторные трусы на оранжевую куртку с короткими рукавами, он прошёл в массажную комнату, где выбрал барышню с развитой мускулатурой, и велел сделать ему тайский массаж. Девица взяла Лао Ланя в охапку и принялась массировать так, что казалось, между ними идёт борцовская схватка. Ну, пришёл твой последний день, Лао Лань. Ты чисто помылся, после смерти тоже будешь чистым злым духом. Я опустил мину в ствол. Вылетев, она через полминуты обратилась в подобие белоснежного голубя и понесла весть обо мне. Получи мину, Лао Лань! Держась руками за перекладину над головой, девица стояла на спине Лао Ланя и крутила задом. Лао Лань мычал, не понимая, мучение это или наслаждение. Мина, мать её, опять отклонилась от цели, угодила в журчащий бассейн, подняв столб воды и окатив всё вокруг брызгами. Безрукой женщине начисто снесло голову. Из комнаток с приглушённым освещением толпой повыскакивали мужчины и женщины – кто в едва скрывающей срам одежде, кто голышом. Лао Лань, целый и невредимый, возлежал на массажной кушетке и, склонив голову, попивал чай, а девица наполовину забилась под кушетку, оставив задницу торчать на поверхности, прямо как страус.
На тёплом кане дома Хуан Бяо Лао Лань и любвеобильная вторая жена как раз в это время были охвачены любовной страстью. Выбрать такой момент, чтобы палить из пушки – значит утратить хорошие манеры. Но, возможно, лучшего времени, чтобы умереть, и нет. Ведь какое счастье – вдруг скончаться во время экстаза. Доставлять Лао Ланю счастье не хотелось, да и утрачивать хорошие манеры тоже. Но и стрелять было надо, поэтому я чуть приподнял ствол орудия, чтобы двенадцатая мина упала во дворе дома Хуан Бяо и оставила воронку, в которой мог улечься буйвол. Издав истошный вопль, жена Хуан Бяо зарылась на грудь Лао Ланю, а тот похлопал её по заду:
– Не бойся, сокровище, это дьяволёнок Ло Сяотун бесчинствует. Успокойся, он никогда не убьёт меня. Ведь если он это сделает, жизнь потеряет для него всякий смысл.
Говорят, тринадцать – число несчастливое, вот пусть тринадцатый выстрел и отправит Лао Ланя на Западное небо! Он в это время как раз отбивал поклоны в храме Утуна, в нашем маленьком храме, мудрейший. В те времена многие говорили, что, если поклониться Утуну, можно в два раза увеличить длину члена, и не только – ещё можно обрести обильный источник богатства. С ароматной свечой в руках Лао Лань при свете луны вошёл в храм. В те времена ходили слухи, что в этом храме безобразничает дух висельника, обычные люди, хоть и знали, что храм чудодейственный, но идти туда со своей просьбой опасались. Человек отчаянный, Лао Лань всё же отправился туда лунной ночью. Мне тогда и в голову не могло прийти, что через десять лет я встречусь здесь с вами, и я без всяких церемоний нацелил миномёт на храм. Лао Лань опустился на колени перед статуей Утуна, зажёг ароматную свечу, её огонь озарил красным его лицо, за статуей раздался презрительный смех. При звуках такого смеха у обычного человека волосы бы встали дыбом, и он опрометью убежал бы, спасая свою жизнь, но Лао Лань не испугался. Он попытался понять, откуда послышался этот леденящий душу смех. Подняв свечу, он поднёс её к пространству за статуей божества. При её свете я тоже ясно разглядел эти стоящие в ряд пять статуй. Посередине – существо с человеческой головой и телом лошади, очаровательный, конечно, жеребёнок. Две статуи слева – одна с головой человека и телом свиньи, другая с головой человека и телом козла. Две справа – одна с головой человека и телом осла, другая – разрушенная, по останкам трудно было различить первоначальный образ. В свете перед Лао Ланем вдруг возникло свирепое и страшное лицо. Сердце у меня сжалось, рука дрогнула, мина скользнула в ствол, долетела до храма Утуна, с грохотом взорвалась, разнесла на куски три статуи божков из четырёх, на лице оставшегося, жеребёнка с человеческой головой, играла неизменная распутная или чувственная улыбка. Перемазанный в грязи и пыли Лао Лань выбрался вон из храма.
В ресторане Сё Цзи готовили исключительно мясные фрикадельки, и слава о них разносилась далеко в округе. Хозяйкой там была пожилая женщина, под началом которой сын и невестка готовили каждый день по пятьсот фрикаделек, и ни одной больше. Желающим полакомиться фрикадельками семьи Сё приходилось записываться за неделю. Почему на них был такой спрос? Конечно, из-за особого вкуса. А почему фрикадельки семьи Сё имели особый вкус? Потому что готовили их из лучших частей говяжьей туши. А самое главное – их не касались железом: мясо срезали с туши бамбуковыми пла