— Э, да я ошибся! — сказал Шико. — Когда я уезжал, здесь жили другие люди, и, однако ж, прости господи, я вас знаю.
— Я тоже, — сказал молодой человек.
— Вы господин виконт Эрнотон де Карменж?
— А вы Тень?
— Совершенно верно.
— Что вам угодно, сударь? — спросил молодой человек не без раздражения.
— Мне бы хотелось поговорить с хозяином дома.
— Это я.
— А прежний владелец?
— Выехал, как вы сами видите.
— Куда?
— Не знаю. Но что вам нужно от этого человека, любезнейший господин Тень? — спросил Эрнотон.
Шико собрался было рассказать о своем деле, но вспомнил пословицу о пользе держать язык за зубами.
— Я хотел нанести ему визит, как это полагается между соседями, — сказал он, — вот и все.
— Милостивый государь, — молвил Эрнотон учтиво, но вместе с тем стал незаметно прикрывать дверь, — я очень сожалею, что не в состоянии дать вам более точных сведений.
— Благодарю вас, сударь, я разузнаю в другом месте.
— Но я рад был случаю возобновить с вами знакомство. Прощайте же, сударь!
— Одну минутку, господин де Карменж, — сказал Шико.
— Сударь, мне очень жаль, — возразил Эрнотон, — но в эту дверь должны вскоре постучаться…
— Достаточно, сударь, мне все понятно, — сказал Шико. — Простите, что я вам докучал; я удаляюсь.
— Прощайте, дорогой господин Тень.
— Прощайте, достойнейший господин Эрнотон.
Шико отступил на шаг, и дверь тотчас же захлопнулась.
Он прислушался, не дожидается ли недоверчивый молодой человек его ухода, но до него донеслись шаги Эрнотона, поднимавшегося по лестнице. Шико спокойно возвратился к себе, твердо решив не терять из виду нового соседа.
Шико, дотоле озабоченный одной фразой из письма герцога де Гиза: «Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти», на время перестал о ней думать — он всецело был поглощен новой заботой.
Шико рассудил, что появление Эрнотона в качестве полноправного хозяина в этом таинственном доме, чьи обитатели внезапно исчезли, — вещь необычайно странная.
Тем более, что к этим обитателям могла относиться фраза из письма герцога де Гиза, касавшаяся герцога Анжуйского.
Такая случайность была достойна внимания, а Шико привык верить в знаменательные случайности.
Порою в дружеской беседе он даже развивал на этот счет весьма остроумные теории.
Вот одна из них.
Случайность — запасной фонд господа бога. Всемогущий прибегает к нему лишь в важных случаях, особенно теперь, когда люди стали так проницательны, что предвидят грядущее, наблюдая природу и постигая ее закономерности.
Между тем господь бог любит расстраивать замыслы тех, кто обуян гордыней: некогда он покарал людей потопом, а в будущем покарает их всемирным пожаром.
Итак, господь бог, говорим мы, вернее, говорил Шико, любит расстраивать замыслы гордецов при помощи явлении, им неизвестных, вмешательства которых они не в состоянии предугадать.
Эта теория, подкрепленная убедительными аргументами, может послужить основой блестящих философских трудов. Но читатель, которому, как и Шико, вероятно, не терпится узнать, что делает в таинственном доме Карменж, будет благодарен нам, если мы прервем нить наших рассуждений.
Итак, Шико подумал, что появление Эрнотона в доме, где прежде жил Реми, — вещь очень странная.
Во-первых, потому, что оба эти человека не знали друг друга и, следовательно, не могли обойтись без посредника.
Во-вторых, дом был, по-видимому, продан Эрнотону, у которого денег на эту покупку не было.
«Правда, — сказал себе Шико, устраиваясь поудобнее на водосточной трубе, своем обычном наблюдательном пункте, — молодой человек утверждает, что к нему должен кто-то прийти, и этот «кто-то», конечно, женщина. Эрнотон кому-то понравился, ему назначили свидание и велели купить дом. Эрнотон, — продолжал размышлять Шико, — живет при дворе: видимо, здесь замешана придворная дама. Бедняга! Он погибнет в этой манящей бездне».
От этих мыслей гасконца отвлекло появление со стороны гостиницы «Гордый рыцарь» чьих-то носилок.
Носилки остановились у порога таинственного дома. Из них вышла дама под вуалью и исчезла за приоткрывшейся дверью.
— Несчастный! — прошептал Шико. — Я не ошибся, он и вправду ждал женщину.
Прошло около часа. Мы не беремся сказать, о чем думал за это время Шико. Внезапно ему почудился конский топот.
И действительно, вскоре показался закутанный в плащ всадник. Он остановился посреди улицы и огляделся.
Тут он заметил носилки и находившихся при них слуг.
Всадник подъехал к ним. Он был вооружен.
Слуги не давали ему проехать к дому, но он тихо сказал им несколько слов, и они почтительно расступились.
Неизвестный подошел к двери и громко постучался.
«Черт побери! — сказал себе Шико. — Хорошо я сделал, что остался на своем наблюдательном посту… Предчувствие меня не обмануло: тут что-то должно произойти. Вот и муж… Бедняга Эрнотон!
Впрочем, незнакомцу, видимо, не решались открыть.
— Откройте! — кричал он.
— Открывайте! Открывайте! — повторяли за ним слуги.
«Несомненно, — рассуждал Шико, — это муж. Он пригрозил слугам, и они перешли на его сторону. Несчастный Эрнотон! С него кожу сдерут! Надо вмешаться в это дело: ведь он в свое время пришел мне на помощь».
Шико отличался решительностью и великодушием, да к тому же был любопытен. Он схватил свою длинную шпагу и быстро спустился вниз.
Затем он скользнул под балкон, спрятался за колонной и стал ждать.
Дверь дома напротив отворилась по одному слову, которое шепнул незнакомец. Однако сам он остался на пороге.
Спустя мгновение в пролете двери показалась прибывшая в носилках дама.
Дама оперлась на руку всадника, он усадил ее в носилки, закрыл дверцу и вскочил в седло.
«Можно не сомневаться, это муж, — подумал Шико. — Довольно, впрочем, мягкотелый муж, ему в голову не пришло пошарить в доме и проткнуть живот моему приятелю Карменжу».
Носилки двинулись в путь, всадник ехал шагом у дверей.
«Ей-богу, — сказал себе Шико, — надо будет проследить за этими людьми, разведать, кто они и куда направляются».
Шико последовал за экипажем, соблюдая величайшие предосторожности, и пришел в изумление, когда носилки остановились перед «Гордым рыцарем».
В ту же минуту дверь гостиницы отворилась, словно кто-то поджидал прибывших. Дама, лицо которой было по-прежнему скрыто вуалью, вышла из носилок и поднялась в башенку, окно которой было освещено.
За нею последовал муж.
Впереди них выступала госпожа Фурнишон с факелом в руке.
«Ну и ну, — сказал себе Шико, скрестив руки, — ничего не понимаю!»
XX. О том, как Шико начал разбираться в письме герцога де Гиза
Шико показалось, что он уже где-то видел этого столь покладистого всадника. Но во время своей поездки в Наварру он перевидел столько людей, что в памяти его все смешалось.
Неотрывно глядя на освещенное окно, он спрашивал себя, что могло понадобиться всаднику и даме под вуалью в гостинице «Гордый рыцарь», как вдруг дверь ее открылась, и в полосе яркого света, вырвавшегося оттуда, появилась черная фигура, очень напоминавшая монаха.
Человек этот замер у порога и посмотрел на то же окно, на которое глядел Шико.
— Ого, — прошептал тот, — уж не монах ли это от Святого Иакова? Неужто метр Горанфло разрешает своим овцам бродить ночью так далеко от обители?
Шико проследил за монахом, удалявшимся по улице Августинцев, и чутье подсказало ему, что он обретет в нем разгадку тайны.
— Будь я проклят, — прошептал он, — если под рясой не скрывается тот юный вояка, которого мне хотели дать в спутники.
Не успела эта мысль прийти в голову Шико, как он, широко шагая, догнал паренька.
Это было, впрочем, нетрудно, ибо монашек время от времени останавливался и смотрел назад, словно он уходил с величайшим сожалением.
— Эй, куманек, — крикнул Шико, — эй, милый Жак, стой!
Монашек вздрогнул.
— Кто меня зовет? — спросил он вызывающим тоном.
— Я, — ответил Шико, подойдя вплотную к юноше. — Узнаешь меня, сынок?
— О, господин Робер Брике! — вскричал монашек.
— Он самый, мальчуган. Куда это ты так поздно направляешься, дружок?
— В обитель, господин Брике.
— А откуда идешь, распутник ты этакий?
Юноша вздрогнул.
— Не понимаю, о чем вы говорите, господин Брике; я выполнял очень важное поручение дона Модеста, что он и сам подтвердит, если понадобится.
— Ну, ну, не горячись, мой маленький святой Иероним, похоже, что мы загораемся, как фитиль.
— Да как не загореться, услышав то, что вы мне сказали?
— Бог ты мой, а что же остается сказать, когда монах выходит в такой час из кабачка…
— Я — из кабачка?
— Ну да, разве ты не вышел из «Гордого рыцаря»? Вот видишь, попался!
— Я вышел из этого дома, — сказал Клеман, — вы правы, но не из кабачка.
— Как! — возразил Шико. — Гостиница «Гордый рыцарь», по-твоему, не кабак?
— Кабак — это место, где пьют вино, а так как в этом доме я не пил вина, он для меня не кабак.
— Черт побери! Различие ты провел тонко. Или я сильно ошибаюсь, или ты когда-нибудь станешь искушенным богословом. Но в таком случае для чего же ты туда заходил?
Клеман ничего не ответил, и, несмотря на темноту, Шико прочел на его лице твердую решимость не сказать больше ни слова.
Решимость эта крайне огорчила нашего друга, у которого вошло в привычку все знать.
Разговор совсем прекратился. Молодой человек не говорил ни слова и, казалось, чего-то ждал. Можно было подумать, что он считает за счастье задержаться вблизи гостиницы «Гордый рыцарь».
Шико повел речь о путешествии, которое юноша собирался совершить вместе с ним, рассказал, что в странах, где он только что побывал, искусство фехтования в большом почете, и небрежно добавил, что даже изучил там несколько удивительных приемов.
Но вся эта болтовня Шико не смягчила неподатливого мальчика, и он продолжал хранить упорное молчание относительно того, что же ему нужно было в этом квартале.