Сорок третий — страница 17 из 104

Вслед за этим опубликована статья начальника международного отдела газеты профессора А. Ерусалимского «Конец 6-й армии». Автор прослеживает, как день ото дня менялся тон немецкой пропаганды. Еще 26 января ведомство Геббельса хвастливо утверждало, что «если немецкие солдаты и отступают в некоторых местах, то только для того, чтобы, перестроившись и пополнив свои материальные силы, пойти в новое наступление». Но вот 1 февраля оно все-таки вынуждено было сообщить о конце 6-й армии.

Значительная часть статьи посвящена истории 6-й армии. Гитлер гордился этой армией, ее офицерами и солдатами. Он поручал ей наиболее ответственные задачи, она наносила первые удары и Бельгии и Франции, участвовала в завоевании Югославии и Греции. С первых дней войны против СССР фюрер бросил ее на восток. Ей же было поручено завоевать Сталинград.

Советские генералы, сражавшиеся с 6-й армией имели перед собой опытного и опасного противника. В статье подробно рассказано и о самом командующем армией — Паулюсе. Любопытно, что фюрер присвоил Паулюсу звание генерал-фельдмаршала, а на другой день после этого акта он вместе со своим штабом был взят в плен.

Много в газете откликов писателей. Опубликована статья Ильи Эренбурга «Сталинград». Разговор идет о финале Сталинградской битвы для той стороны. Писатель развивает мысль, высказанную им в статье «Взвешено. Подсчитано. Отмерено», опубликованной в конце января:

«Каждый год 30 января, в день захвата власти, Гитлер выступал с речью. Немцы гадали, что скажет фюрер в этом году после всех поражений. Фюрер нашелся: он ничего не сказал. Людоед струсил. Он не посмел показаться перед немецким народом. Он предпочел роль дезертира. Вместо Гитлера с юбилейной речью выступил семипудовый рейхсмаршал, главный весельчак Германии Герман Геринг… Герингу пришлось выговорить роковое слово «Сталинград». Рейхсмаршал должен был объяснить Германии, почему сотни тысяч немецких домов осиротели… Он решил вдохнуть в немцев оптимизм: «Наши солдаты в боях под Сталинградом закаляются». Изменим глагольное время — они уже «закалились»: одни из них в земле, другие — в лагерях для военнопленных… Геринг сказал: «Тысячу лет каждый немец будет произносить слово «Сталинград» со священным трепетом. Да, с трепетом будут произносить немцы роковое для них слово: под Сталинградом могилы не только сотен тысяч фрицев, под Сталинградом погребена разбойничья мечта немцев о «новом порядке», о «народе господ»…»

Написал Илья Григорьевич и о том, что значит для нас эта победа:

«Сталинград» — это слово с гордостью будут повторять все верные сыны России. В Сталинграде восторжествовала справедливость. В Сталинграде началось возмездие: поднявшие меч погибли от меча. «Сталинград» — это слово будет стоять в летописи России рядом с Чудским озером и Куликовом полем… Сталинград — это только начало».

Высокой патетикой полны стихи Ильи Сельвинского «Сталинграду». Он находился на Северо-Кавказском фронте, и его стихи говорили о том, что Сталинград стал вдохновляющим примером для всей нашей армии.

О вы, штандарты дедовских побед,

России величавая отрада!

Развеяв Гитлеровский бред,

Меж вас пылает знамя Сталинграда.

Огни его горят, как ордена,

Он истинный наследник нашей славы,

В нем ветер, залетевший от Полтавы,

И дым пороховой Бородина.

Бойцы Кавказа! Перед Сталинградом,

Из уваженья к знамени его

Склоните стяг, но только для того,

Чтобы затем они шумели рядом,

Чтобы, себя бессмертием покрыв,

Как Сталинград, мы гнали бы ораву.

Здесь ярости ликующей порыв,

Здесь честь рождает честь, а слава — славу.

Сталинградская битва завершена. Значение этой победы, ее уроки раскрываются в специальной передовой «Сталинградская эпопея». Приведу лишь отдельные строки из нее, которые, по-моему, не требуют комментариев:

«Борьба за Сталинград была одним из самых тяжелых испытаний, какие выпали на долю Красной Армии…»

«Наступление наших войск в районе Сталинграда останется в веках блистательным образцом военного искусства, пламенного и мощного наступательного порыва…

На пути к окончательной победе нам предстоит еще много жестоких боев, и гордое имя Сталинграда как знамя будет реять в этих боях, воодушевляя наших воинов на новые подвиги доблести и геройства».

Все это было написано, как говорится, по свежим следам, когда все осмыслить еще было трудно. Но вот как через тридцать лет после победы Константин Симонов вспоминает о том, чем был для нас тогда, во время войны, Сталинград:

«Если попробовать вспомнить самое главное, то самым главным, записанным в душе словом сорок второго года окажется слово «Сталинград». Самым главным глаголом — глагол «выстоять». Самым главным зрительным впечатлением, застрявшим в сетчатке глаз, — дымное зарево в десятки километров длиной на той стороне Волги. Самым главным звуком, так и оставшимся до сих пор в ушах, — хруст начавшейся ломаться гитлеровской военной машины…

Для того чтобы люди, жившие за тысячи километров от наших государственных границ, в дальних от нас странах, называли свои улицы и площади именем Сталинграда, одной, даже самой сокрушительной, военной победы было бы мало. Это было признание необратимой нравственной победы добра, олицетворяемого нашей страной, над силами зла, олицетворенными в тот исторический момент фашистской Германией!»


И наконец, карикатура Бориса Ефимова «Перемена программы». Над рисунком текст: «В связи с разгромом и уничтожением германских войск под Сталинградом во всей Германии объявлен траур и закрыты все увеселительные учреждения». А затем и рисунок. На стене в черной рамке объявление: «Вместо назначенной торжественной кантаты Адольфа Гитлера «Взятие Сталинграда» будет исполнен траурный марш «Адью, шестая армия». Музыка того же автора». А вот и исполнители марша. Толстый Геринг, приклонив голову к скрипке с черным бантом, ведет по ней смычком. Рядом согнувшийся в три погибели Гитлер бьет по барабану голыми костями. За ним — карликовый Геббельс. Его голова просунута через огромную трубу; на ней тоже траурный бант. А их лица? Не передать словами, как язвительно изобразил их художник.

7 февраля. Новые освобожденные города на Украине, Курск, Белгород… Это факты. Настроение тех дней передают поэтические строки Алексея Суркова:

Мы идем по равнине степной,

Серебристой овеяны пылью.

Будто сразу у всех за спиной

Распахнулись орлиные крылья.

Нет уже в сообщениях Совинформбюро слова «Сталинград», но оно не сходит со страниц газеты. «Сталинград празднует победу» — это репортаж о митинге защитников и жителей города.

Заснеженная, изрытая бомбами и снарядами площадь Павших борцов.

В центре ее лежит разбитый немецкий бомбардировщик. Мертвые, изрешеченные пулями и осколками трамваи стоят на линиях. Вокруг площади — руины многоэтажных домов. Обгоревший Центральный универмаг, разрушенный Почтамт, Дом книги, Дом коммуны. Изувечено здание городского театра, у подъезда которого уцелел лев с головой, пробитой осколками. Чудом сохранился в центре площади памятник 54 красноармейцам, погибшим при обороне Царицына.

На трибуну поднялся командир 13-й гвардейской дивизии Родимцев: — Сегодня дивизия отмечает 140 дней пребывания в Сталинграде. В первые же дни мы отбросили врага, не дали ему обосноваться в городе. Тогда я заявил: гвардейцы пришли в Сталинград, они скорее умрут, нежели оставят его. Гвардейцы стояли насмерть, и, выстояв, они победили…

Выступили командармы Чуйков и Шумилов, секретарь обкома партии Чуянов, рабочие. Взял слово и член Военного совета фронта Хрущев.

Опубликована также корреспонденция Василия Коротеева. Он рассказывает, что в те дни, вытянувшись в походные колонны, двигались из Сталинграда войска к далеко отодвинувшейся на запад линии фронта. Они породнились с лежащим в руинах городом. Трогательно прощание с ним. И далее:

«Солнце катится к закату. Мимо искалеченного снарядами элеватора проходит славный полк Сухова. Несколько дней назад он вел бой в районе Тар-Горы и элеватора… Высокое здание элеватора, с которого просматривается город, было местом особенно упорных боев…

Впереди колонны капитан Соколенко — всадник в каракулевой кубанке с ярким малиновым верхом. Остановив коня, он привстал на стременах и долго смотрел на Тар-Гору, на элеватор, будто хотел навек запомнить их. Он сошел с коня, закурил.

— Жалко уходить отсюда, — задумчиво сказал он. — Сроднились мы с городом, и места эти будут памятны на всю жизнь. Вон там у трубы я двоих ребят потерял. Кончив войну, жив буду, с сыном сюда приеду. Покажу ему, где дрались и как дрались. А пока — до свиданья, Сталинград!»

Эти два последних слова и стали заголовком очерка.


Закончить свой рассказ о Сталинградской битве хочу словами Василия Гроссмана о его товарищах-сталинградцах:

«Когда я перебираю в памяти события войны, то постоянно наряду с величественными и грозными картинами встают лица моих товарищей корреспондентов.

В начале Сталинградской обороны я был на Донском фронте… В первых числах октября пришла телеграмма, предлагавшая мне перебраться на Сталинградский фронт — там в это время шли упорные бои в городе и разгоралась жестокая битва за заводы: Тракторный, «Баррикады» и «Красный Октябрь».

На Сталинградском фронте находились в это время четыре наших корреспондента — Высокоостровский, Гехман, Буковский и Коротеев. С ними я и провел сто дней сталинградской обороны и сталинградского наступления. С первого же часа своего приезда я ощутил то необычайное напряжение, то состояние высокого душевного подъема, которые владели всеми участниками сталинградской обороны от солдат до высших командиров. Прекрасный подвиг солдат переднего края каким-то невидимым светом осветил и духовно поднял всех прямых и косвенных участников великого народного сражения. Наш корреспондентский пункт в Средней Ахтубе также был захвачен этим общим душевным напряжением. Все мы понимали свою ответственность, знали, какой жгучий интерес вызывает не только в Советском Союзе, но и во всем мире буквально каждая строка, посвященная Сталинграду.