Я привел только две выдержки. Но в статье много и других предсказаний о том, что же ожидает и гитлеровскую клику, и заправил рейха, и солдат, и население Германии, и ее сателлитов. А о них такие строки: «Италия потеряла все и не сегодня завтра Германия потеряет своего первого вассала… А где венгры?.. Даже румыны, стали редкостью, как старинные монеты…»
Прозорливо смотрит писатель в будущее!
Только успели напечатать стихи Александра Безыменского «У кургана» — он прислал очерк «Агитатор». Не в первый и не в последний раз «изменяет» он поэзии и ударяется в прозу. Этим «грешат» и Симонов, и Сурков, и Сельвинский, и другие поэты. Фронтовая жизнь столь сложна и быстротечна, что порой неизбежно приходится поэтам обращаться к другим жанрам.
Материал для «Агитатора» автор почерпнул из политотдельской и партийной жизни. Безыменский хорошо ее знает. Всю войну он провел в действующей армии. Вначале работал в армейской газете. Оттуда его перевели во фронтовую. Но там он не усидел — хотел быть ближе к войскам и выпросил назначение в 3-ю гвардейскую танковую армию генерала П. С. Рыбалко.
Мне не приходилось встречаться с Александром Ильичом на фронте. Но в армиях, где он служил, бывали спецкоры «Красной звезды», они рассказывали, как жил и работал поэт на войне. Он оставался таким же, каким был в армейской газете на финской войне, где мы вместе служили, был верен своему характеру и своим привычкам, был человеком неуемной энергии, веселым, неунывающим, храбрым. Поэт Илья Френкель рассказывал о днях текущих:
— Ни вражеские бомбардировки, ни обстрелы, подчас давившие на психику многодневным постоянством, ни тревожные сводки о положении на фронте не влияли на боевого и задорного запевалу. Он как будто становился моложе и заряжал своим настроением самых серьезных товарищей. Вот он в землянке радиста нашей редакции. Над нами гудит гитлеровская армада, немцы летят на Курск. Со стенок осыпается песок, от давления воздуха блиндаж дрожит. Но при мигающей коптилке нам «уютно», не хватает только песни. И первым запевает Саша Безыменский, а мы подхватываем песню «Споемте, друзья, ведь завтра в поход…».
Как ни погружен был поэт в дела и заботы газеты, он не забывал своих друзей. И если долго от нас не приходило весточки, напоминал о себе пародийным стихом, который однажды и я получил:
Не понимаю: где вы, друзья?
Открытки есть, бумагу запасли вы, —
Но если вам писать на них нельзя.
Хоть оттиск пальцев мне пришлите: Живы.
Мы все теперь в одной большой грозе,
И коль у вас И с речью туго,
То я молю: возьмите из НЗ
Хоть пару слов для страждущего друга.
Прочитал я уже после войны документ, характеризующий поэта-бойца, подписанный редактором фронтовой газеты, так сказать, с позиции партийного чиновника:
«Писатель Безыменский Александр Ильич, батальонный комиссар, проявил себя выдержанным, дисциплинированным. Редакционные задания выполняет аккуратно и добросовестно. Систематически выезжал в части фронта. Может быть использован в качестве начальника отдела партийно-комсомольской жизни».
Редактор посчитал, что для Безыменского главное не стихи, а начальническое кресло!
Безыменский, одна из главных опор газеты, писал стихи, баллады, поэмы, песни, очерки. Один из его очерков, «Агитатор», и опубликован сегодня. В записке, сопровождавшей очерк, он, чтобы, упаси бог, не подумали, что его герой — иконописная, выдуманная фигура, писал мне: «Я его знаю, я его видел среди бойцов, с ним говорил, о нем говорил…» Очерк написан выразительно, действительно видишь живого человека.
«Он очень хорошо умеет говорить и на митингах, и в беседе с глазу на глаз: ярко, просто и увлекательно. Но, пожалуй, еще лучше умеет слушать человека, потому что он всей душой заинтересован во всем, что волнует его собеседника. Он подаст совет, рассеет сомнение, поможет в беде, разъяснит непонятное. Уважение к нему велико, потому что он всегда доведет дело до конца, ни о ком не забудет, отбросит пустяки и подхватит все, что действительно важно в жизни бойца, даже если это касается какой-либо «мелочи».
Именно поэтому не следует удивляться многообразию отзывов о нем. Бывалый боец зовет его опытным человеком, новичок — учителем, старательный красноармеец говорит, что он заботлив, разгильдяй — что он излишне строг, командир, который быстро устраняет недостатки, называет его лучшим помощником, а командир нерасторопный, нерадивый всегда шипит, что он въедлив, не дает покоя…»
Все эти отзывы справедливы, пишет поэт, однако отзыв, услышанный им во время одной из встреч в полку, наиболее трогателен, всеобъемлющ и точен. Боец пополнения спросил у снайпера, старожила полка:
— То, что он гвардии капитан, это я вижу. А должность у него какая? Снайпер на секунду задумался, широко улыбнулся и проговорил о своем полковом агитаторе:
Он друг моей души… Сорокин Василий Васильевич…
Как нужны были во время войны, да и в послевоенное и нынешнее время такие бойцы нашей партии!
«Ветераны» — так называется очерк Василия Коротеева о сталинградских воинах. Это популярное ныне слово появилось впервые на страницах газеты. Прошло всего пять месяцев со дня окончания Сталинградской битвы, и, казалось, еше рано говорить о ветеранах; но в отношении сталинградцев оно, пожалуй, было вполне законно. И не случайно написал о них Коротеев — секретарь Сталинградского обкома комсомола до войны, корреспондент «Красной звезды» все дни Сталинградской битвы — словом, настоящий сталинградец, ее ветеран!
Вновь вспоминаю начало сентября сорок второго года. Мы с Симоновым и фоторепортером Теминым переправляемся через Волгу в пылающий Сталинград. С нами Коротеев. Город в дыму и огне. Тяжело нам, но особенно горько Василию, который недавно видел свой город целым, кипучим, жизнерадостным. Мы смотрели на его лицо, искаженное беспредельным страданием. Наши с Симоновым взгляды встретились, и Симонов шепнул мне: «Наверное, у него ощущение человека, у которого только что вот сейчас убили отца или мать».
В дни боев за Сталинград Коротеев подружился со многими воинами, сражавшимися за город. Защитники Сталинграда прошли уже сотни километров на запад, освободили множество городов, но дороже всех им по-прежнему Сталинград.
Воины, защищавшие Сталинград, шлют письма в город на Волге. Одно из них, примечательное, трогательное, и приводит корреспондент. Младший лейтенант Ермаков, знаменитый пулеметчик, Герой Советского Союза, пишет своим знакомым, мастерам Тракторного завода: «…Где же моя родина? На Тамбовщине, в тихом селе Алгасово, или на берегу Волги, в городе, который я своим сердцем выстрадал и своим оружием защищал… Земляки-сталинградцы! Я называю вас так, хотя я — природный тамбовец. Думаю, что имею на это право… Сталинград — мой город. Сердцем мой и кровью мой!»
Впечатляющее письмо прислал Горохов секретарю Сталинградского обкома партии А. С. Чуянову, бывшему члену Военного совета фронта. Я хорошо помню Горохова — совсем молодого, худощавого. В сентябре прошлого года, когда немцы захватили рабочий поселок Рынок и прорвались к Тракторному заводу, в самый критический час высадилась бригада полковника Горохова и с ходу вступила в бой. Она отбила атаки врага, освободила Рынок и три месяца держала оборону, не отступив ни на шаг. Я видел его в ту пору в поселке и теперь рад был получить о нем весточку.
Коротеев встретился с Гороховым, ныне командиром дивизии, генералом, на другом фронте, беседовал с ним. Горохов рассказал, что почти каждую ночь видит во сне Сталинград. Переписывается с друзьями — рабочими и инженерами Тракторного завода, с ними делил все тяжести и опасности тех дней и ночей. Горохов писал Чуянову:
«Вот уже пять месяцев, как я покинул Сталинград, но память о нем настолько свежа, будто только вчера я оттуда. Как хочется увидеть его восстановление! Сталинград нам стал родным. Он — самая незабываемая страница нашей жизни. Сталинград и сталинградцев мы часто вспоминаем и в кругу за рюмкой водки, и на службе. При первой возможности вырвусь посмотреть еще и еще раз наш славный Сталинград. Передайте привет рабочим и коммунистам заводов, с которыми я сроднился на всю жизнь».
Генерал просил следить за памятником своим боевым друзьям, поставленным на берегу Волги в поселке Рынок. «Мои погибшие ребята заслужили, — пишет он, — чтобы об их могилах заботились». На острове Спорный против Тракторного завода стояли батареи бригады. Там в братской могиле похоронены артиллеристы — герои Сталинграда. Генерал просит переименовать остров Спорный в остров Артиллерийский.
Встретился Коротеев и с донецким шахтером, знаменитым бронебойщиком Петром Болото из 33-й гвардейской дивизии, вместе со своими тремя товарищами преградившим путь прорвавшимся под Сталинградом немецким танкам. Мы его видели в Сталинграде, слушали его выступление на красноармейском митинге. Симонов записал его речь почти стенографически, и она вместе с его фотографией была опубликована в «Красной звезде». Ему же была посвящена передовая статья. Ныне он Герой Советкого Союза, на юге — уже в звании офицера. Все бронебойщики помнят его афористичную фразу: «Закурить в бою, ребята, это можно, а вот промахнуться нельзя».
Сталинград далеко позади, но слава его шагает по фронтам. Само слово «Сталинград» звучит как боевой призыв. Бывает, случается заминка в бою и раздается голос:
— Сталинградцы, за мной!..
Командующий 52-й армией генерал 3. Ф. Захаров, тоже воевавший в Сталинграде, ныне — на юге страны, вручая пятерым солдатам ордена Красного Знамени, говорит им: «Вы дрались, как сталинградцы!» Как самое дорогое сберегается сталинградское оружие: ружья, автоматы, пулеметы, минометы вручаются новичкам в торжественной обстановке, и они дают клятву быть достойными славы сталинградских ветеранов.
Каждодневно газету «осаждает» бесчисленное число военных тем. Кроме больших, оперативно-тактического характера, есть темы, так сказать, частного характера, но проходить мимо них нельзя — из этих тем складывается фронтовой быт людей. Мы нашли, правда, не очень новую, но своеобразную форму их освещения — небольшие, строк на 80—100-заметки. Они публикуются на первой полосе под передовой статьей без подписи, чем подчеркивается их значимость. Газетчики их так и называют — «подпередовицы».