Вот уже больше месяца мы регулярно их публикуем. Что они собой представляют? В известной степени ответ на это дают их заголовки:
«Офицерский такт»,
«Стиль командирского приказа»,
«Кто твой командир»,
«Я не заметил»,
«Зачисление павших героев навечно в списки части»…
В основе этих материалов — письма читателей и наблюдение наших фронтовых корреспондентов. Вот, скажем, «Офицерский такт». На одной из фронтовых дорог автомашина с несколькими офицерами была остановлена часовым. Он объявил, что здесь проезд закрыт, указал другой путь. Майор Аликанов, сидевший в машине, неведомо почему возмутился. «На каком основании дорога закрыта? — резко спросил он. — Кто тут колобродил?» И разразился грубой руганью.
Сообщая об этом в «Красную звезду», майор А. Юрьев пишет: «Я считаю поведение майора Аликанова недостойным офицера Красной Армии. Своей запальчивостью и грубостью, своими необдуманными, резкими и к тому же совершенно несправедливыми словами по адресу капитана он нанес ущерб достоинству и авторитету этого командира в глазах его подчиненных. Вместе с тем майор Аликанов умалил и свою офицерскую честь, ибо такая манера держаться ни в ком не вызовет уважения».
К этому письму в подпередовице даются небольшие комментарии. Среди наших начальников можно встретить еще любителей пошуметь, которые по всякому поводу и порой без повода учиняют громовой разнос нижестоящему командиру в присутствии его подчиненных, не заботясь особенно при этом о подборе слов.
Такта не хватало не только офицерам, но и генералам. К сожалению, были генералы и даже маршалы, лишенные сдержанности, такта. А были и такие, кто давал волю рукам. Но не будем тревожить тени ушедших. Кто бы пропустил в печать такого рода факты, имена, хотя они были нам известны?! Выход мы нашли в том, что подымали наших вежливых военачальников, не теряющих выдержки в критических боевых условиях. К таким военачальникам мы прежде всего причисляли К. К. Рокоссовского. Всем хорошо были известны его скромность, вежливость, интеллигентность. Человек твердого характера, он никогда не позволял себе прикрикнуть на подчиненного, нагрубить ему.
Как видит читатель, газета подняла важную, злободневную тему.
Приведу, еще любопытный пример из армейской жизни, да, пожалуй, не только армейской. Начинается подпередовица «Стиль командирского приказа» так: «Подполковник Н. Пухов в своем письме в редакцию «Красной звезды» сообщает: «Некоторые оперативные документы, поступающие из частей в штаб нашего соединения, приходится не читать, а разгадывать — до того подчас запутан, затуманен смысл документов всевозможными словесными вывертами. Недавно, например, мы получили донесение, состоящее всего из одной фразы размером… в полторы страницы. Пока в них пробьешься до сути дела через проволочные заграждения всяких придаточных предложений, бесчисленные «которые» и «таковые», и поту много прольешь, и драгоценное время улетит впустую».
И к этому письму тоже краткие комментарии:
«Вопрос, поднятый подполковником Пуховым, важен и значителен… Разве может, например, командир обеспечить должное управление в динамике боя, если он не умеет быстро и точно сформулировать приказ, быстро и точно дать оценку положения старшему начальнику?.. Там, где нужен приказ, подобный выстрелу, он обрушит на подчиненного ушат вялых расплывчатых слов. Там, где нужно сказать одно из двух — да или нет, он умудрится не ответить ни да, ни нет…»
Как видим, за разговором о стиле встают вопросы очень серьезные. Столь же интересны, поучительны и другие такого рода заметки. Я знаю, что они находили отклик офицеров и даже больших военачальников. Одобрительно отнесся к этим выступлениям газеты и Г. К. Жуков. Он сказал мне:
— Темы не мелкие. Подсказка нужна, — а затем не без подначки заметил — И еще важно, что статьи небольшие, их скорее прочтут.
Так он упрекнул нас за то, что газета порой злоупотребляла длинными статьями. Конечно, не такими, какие ныне печатаются на целую полосу и даже больше, но все же большими, а во фронтовой обстановке не учесть это нельзя было…
Небольшое стихотворение «Сестра» принес Иосиф Уткин:
Когда, упав на поле боя,—
И не в стихах, а наяву —
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву.
Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра —
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.
Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой.
Как я уже рассказывал, осенью сорок первого года на Брянском фронте, именно в те дни, когда мы с Ильей Эренбургом туда приезжали, Иосифа Уткина тяжело ранило. Воспоминанием о том дне, наверное, и навеяны эти стихи. Но у истинного поэта рассказ о себе включает пережитое многими людьми. Думаю, что не один фронтовик, читая эти стихи, вспоминал, как над ним склонилась «русая голова» сестры милосердия…
16 июня. В преддверии неотвратимо приближающегося летнего сражения продолжаем печатать материалы, осмысливающие опыт боевых действий. Запомнилась статья командира артиллерийского противотанкового полка Б. Лубмана «Истребители танков в наступлении». Критическая направленность и актуальность поднтых автором вопросов проглядывается в заключительных строках статьи:
«В заключение остановимся на взаимоотношениях истребителей с пехотой. Опыт показал, что следует категорически запрещать использование противотанковых средств не по назначению. Бывали случаи, когда отдельные командиры посылали противотанковые расчеты в общевойсковую разведку или заставляли их наступать самостоятельно, что нередко приводило лишь к неоправданной потере ценных боевых средств. Необходимо также указать, что нецелесообразно придавать истребительные части стрелковым дивизиям. В таких случаях истребителей могут направить в стрелковые полки, где батареи используются тактически неправильно и не по прямому назначению. Командиры стрелковых полков держат истребителей почти на линии наступающей пехоты, вследствие чего совершенно теряется глубина противотанкового обеспечения. В итоге силы истребительной части танков распыляются, затрудняется управление ими в целом, отсутствует противотанковый резерв на случай контратаки противника с фланга».
Конечно, надо признаться, эти строки, как и вся статья, нелегкое «чтиво», канцеляризмов здесь достаточно. Но для командного состава — от командира полка и выше — все понятно, интересно и важно. А самое главное — в основе статьи лежит выстраданный опыт войны.
Еще одна статья о пехоте майора И. Игнатова, «Маневрирование огнем пулеметов и автоматов».
Противник тяготеет к фланговым ударам, отмечает автор, — это его излюбленная тактика и в наступлении, и в контратаках. Задача каждого командира — особо позаботиться об охране флангов. Роль автоматического оружия здесь исключительно велика. Обнаружив назревшую угрозу, следует немедленно, советует Игнатов, создать крепкий кулак из пулеметов и автоматов, чтобы внезапным огневым ударом парализовать действия противника. Боевая практика дает массу примеров, показывающих, какое огромное влияние оказывает такая тактика, когда завязывается борьба за фланги.
Поучительны рекомендации, подсказанные опытом: при одновременных контратаках противника в нескольких направлениях командир не должен распылять станковые пулеметы и группы автоматчиков. Нужно всегда создавать огневое преимущество на решающем участке, добиться там успеха и потом быстро совершить маневр автоматическим оружием для решения других задач. Иногда командиру придется маневрировать огнем, ослябляя м самым его на второстепенных участках. Но этого бояться не нвдо не надо, ибо здесь будет достаточно интенсивной работы для других видов оружия.
Как видим, газета не жалела места для содержательных статей, пропагандирующих накопленный боевой опыт.
Зигмунд Хирен единственный наш корреспондент, прошедший все сражения — Хасан, Халхин-Гол, финскую войну, а с 22 июня сорок первого года — во фронтовых поездках. Писал он обычно на самые жгучие темы фронтовой жизни, и часто его корреспонденции и очерки рассказывали о неожиданных событиях. В эти дни мы его не торопили, хотя вообще-то «вольготной» жизни у наших спецкоров не было: нагрузка у каждого невероятная.
После текущей фронтовой поездки он привез с фронта несколько очерков. Первый назывался «Танк у знамени». Это рассказ о танке № 11 385, о его боевом пути, который автор восстановил до мельчайших подробностей. Он рассказал историю всех его пробоин и вмятин — о доблести ветерана говорят шрамы. Когда танк был подбит, его вытащили с поля боя. После ремонта он снова вступил в бой. А когда все его ресурсы были исчерпаны, генерал издал приказ: «Поручить танку в составе бойцов охрану гвардейского знамени». Случай, конечно, незаурядный. Но в дивизии объяснили: «Танк заслужил такую честь. А шрамы его покажут всем, что стоила нам победа!»
И стоял танк, весь в пробоинах и шрамах, у знамени, как памятник доблести и геройству воинов, сражавшихся с этой тридцатьчетверкой на многих фронтах. Когда я прочитал этот очерк, мне невольно вспомнилась дискуссия, возникшая у нас на Халхин- Голе, когда после окончания военных действий зашла речь о памятнике танкистам, в частности на знаменитой горе Баин-Цаган. Японцы, форсировав реку, ворвались на ту гору. Г. К. Жуков, понимая, что нашим частям, занимавшим позиции восточнее реки, грозит опасность быть отрезанными от своих войск, принял решение, не ожидая сосредоточения ударной группы, находившейся еще в пути к фронту, атаковать японцев. Он двинул туда танковую бригаду М. П. Яковлева. Японцам был нанесен могучий удар. Они были сброшены в реку. Враг понес большие потери, но немалый урон был нанесен и танкистам, действовавшим без пехотного и артиллерийского прикрытия.
И вот когда зашла речь о памятнике танкистам на Баин-Цагане, одни считали, что надо выбрать самый чистый, аккуратный, еще лучше — даже новый танк и поставить его на вершине горы. Другие придерживались иного мнения. Симонов выразил свою позицию в стихотворении «Танк», где были такие строки: