После еды Сороке сильно захотелось спать. Она, как могла, помыла за собой посуду и с нескрываемым блаженством растянулась на постели. Сон сморил ее почти мгновенно. Наутро она первым делом отправилась в душ, поскольку обнаружила, что ее ночная рубашка насквозь мокрая, впрочем, как и постельное белье. Выйдя из ванной, она снова почувствовала предательскую слабость в ногах, но это ее уже не пугало.
Только вечером она вдруг поняла, что Барс в прошлую ночь опять не пришел домой. Где его носило сейчас, тоже было непонятно. Даже позвонить не соизволил.
Сорока мрачно подумала: «Все, докатилась девочка. Муж шляется черт знает где, а ей все равно. Хоть бы взволновалась для приличия, что ли».
Барс появился в квартире в первом часу ночи. Первым делом он проверил все миски и кастрюли и, не найдя в них ничего ценного для себя, разочарованно потопал в комнату. Сорока уже спала, и он, скинув джинсы и рубашку, растянулся рядом с ней. Утром, когда Ксения вернулась из ванной, Барс сказал:
— Целый день дома провела и ничего для мужа не приготовила!
Сорока промолчала.
— В следующий раз не забывай о своих обязанностях, ладно?
— Неужели? И где это, скажи на милость, говорится, что больная жена должна готовить для своего здорового мужа?
— Ладно, не кипятись. Но я бы не хотел, чтобы это повторилось.
И Барс погрузился в компьютерную игру.
«Как же без тебя было здорово. И зачем ты только вернулся. Гулял бы себе дальше и не портил мне настроение», — в сердцах подумала Сорока.
Через три дня она была уже полностью здорова. В редакции «Метеорита», куда Сорока поехала первым делом, ей сказали, что, по мнению главного редактора, интервью с Алиной получилось неплохо. Теперь перед Ксенией стояла задача сделать материал с любыми двумя рок-группами на ее выбор. Сорока сразу же наметила себе возможные «жертвы» и с утроенной энергией принялась тиранить телефон. С каким-то веселым остервенением договорилась о встречах, и уже через неделю обе статьи были готовы. Из-за этого один раз ей пришлось опять поздно вернуться домой, но, сказать откровенно, ей было наплевать на все. Даже на то, что Олег снова начал играть в молчанку. Она уже стала привыкать к этой странной жизни, когда самые близкие друг другу люди вели себя, как соседи по коммунальной квартире. Временами она даже спрашивала себя, а что она здесь, собственно говоря, делает. И не находила ответа.
А еще через неделю началась сессия. Пока шли зачеты, погода была что надо. Только веселые трели птиц да запах свежей листвы все время отвлекали студентов от скучных конспектов и учебников, мешали сосредоточиться. А вот с экзаменами крупно не повезло. На Москву опустилась какая-то фантастическая жара, присущая скорее тропикам, нежели средней полосе России. Таял под ногами асфальт, плавилось мороженое у уличных продавцов. Пахло потом и почему-то пряностями. Кое-кто из преподавателей, презрев строгие неписаные законы, что на лекцию надо приходить непременно в брюках и рубашке, щеголял в шортах и футболке. Про студентов и говорить нечего. Разноцветные девичьи сарафанчики, мелькавшие то там, то тут, наводили на мысль о стайке бабочек-однодневок, случайно залетевших в темные университетские коридоры.
Ксюша вместе с Майкой в числе первых сдали все экзамены, причем Ксения, как всегда, на «отлично», а Майка, никогда не стремившаяся получить красный диплом, позволила забрести в свою зачетку двум четверкам. Впереди у них было целое лето. Последнее вольное и беззаботное лето. В следующем году, после защиты диплома, они уже будут вовсю работать, и отдых для них будет ассоциироваться только со словом «отпуск», который, как всем известно, иногда приходится и на солнечный январь. А пока подружки делились планами, как и где они проведут свои каникулы, и тоннами поглощали мороженое вперемешку с фисташками.
Еще в прошлом году Барс с Сорокой решили, что проведут это лето на Селигере. Ксения там еще ни разу не была, а Барс давным-давно отдыхал в тех местах со своим родным отцом. Отец и привил ему любовь к походам, таская его с собой то по карельским озерам, то в Хибины. Они побывали и на Кавказе, и на Урале, а вот на Байкал, давнюю мечту Гориевского-старшего, им съездить вместе так и не удалось. Когда Олегу исполнилось двенадцать, отец ушел от них, уехал в далекий Владивосток, где провел свое детство, где жила его первая любовь. С тех пор Барс его не видел и никогда не смог простить матери их развода. Когда в доме появился отчим, между ним и Олегом сразу установился молчаливый паритет — «мы друг друга не трогаем». Это крайне не понравилось Маргарите Петровне, которая хотела, чтобы отчим приструнил пасынка. Но здесь она была бессильна что-либо сделать.
Ксения не знала, возьмет ли ее Барс вообще хоть куда-нибудь после их ссоры, и на всякий случай договорилась с Майкой насчет отдыха на даче. Ехать на фазенду к своим родителям Сороке не хотелось: они уже дня не могли провести без выяснения отношений, а видеть, как страдает мама, Ксения не могла. Впрочем, как и помирить предков.
Ситуация решилась сама собой. На Селигер Барс пригласил Вадима, жуткого любителя рыбалки. Вадим сказал, что рыбалка, конечно, вещь хорошая, но без женского общества целых три недели там делать нечего, так что пускай Сорока тащит с собой Майку и вообще всех своих подруг. Барс, скрипя зубами, пригласил Ксению, а через нее и Майку, ехать с собой. Неясно, приняла бы это приглашение Майя, имевшая после Нового года большой зуб на Вадима, но произошло кое-что, заставившее ее изменить свои планы. И связано это было с Сорокой.
Несмотря на «великое молчание», царившее между Ксенией и Барсом, в постели у них до поры до времени все было более-менее неплохо. Когда они были близки, забывались все ссоры прошлого дня. Сорока с радостью дарила себя и принимала ответные ласки Барса. Но какая-то смутная неудовлетворенность поселилась в душе Ксении, нашептывая ей, что все может быть и еще лучше, что она еще не испытала всех радостей секса. Она наперед знала, что сейчас сделает Барс, куда он положит свои руки и в каком ритме станет двигаться. Они никогда не меняли позы, никогда не говорили друг другу ласковых слов после близости. Даже инициатива занятия любовью всегда исходила только от Барса. Честно говоря, Сорока почему-то даже боялась начать первой, интуитивно чувствуя, что Олегу это не понравится. Да и любили они друг друга все реже и реже — раз, изредка два раза в неделю. Сороке было стыдно в этом признаться даже самой себе, но этого ей было мало.
Так дальше продолжаться не могло, и она решила поговорить с Барсом на эту тему. Дождавшись, когда он вернется домой, Ксения накормила его вкуснейшим обедом. Потом, выждав на всякий случай еще почти час, села на диван поближе к Барсу и сказала:
— Олежек, мне очень надо с тобой поговорить.
— Ну, если надо, говори, — произнес Барс, лениво следя за перипетиями очередного боевика.
— Лапушка, а что ты думаешь, если мы немного изменимся, ну… в постели?
— Не понял, тебя что-то не устраивает?
— Как тебе сказать. Вообще-то да.
— Очень интересно. И когда ты это поняла?
— Даже не знаю, да это и не важно. Ты, конечно, можешь надо мной смеяться, но я хочу получить в постели настоящее наслаждение. Так, как это пишут в романах. Мне очень хочется попробовать разные позы, научиться самой задавать темп. Я… я ведь никогда не была сверху. Даже не знаю, может быть, мне это и не понравится, но я хочу хоть раз в жизни это испытать. И еще одна вещь…
— Есть еще что-то? Ну давай продолжай, даже забавно послушать.
— Олежка, в последнее время ты меня хочешь все реже и реже. Наверное, я сама в этом виновата. Я действительно очень многое не умею в постели. Но я постараюсь измениться. Я сделаю все, что ты захочешь, только будь со мной почаще. Понимаешь, тут дело уже даже не в темпераменте или еще в чем-то таком. Просто… Даже не знаю, как это сказать.
— Говори как есть.
— У меня начались проблемы со здоровьем. Мне, наверное, легче совсем не заниматься сексом, чем делать это в таком режиме, как у нас с тобой. Я только раскачаюсь, только мне это все начинает нравиться, а ты снова меня на неделю, а то и на две забываешь. При этом ты же рядом со мной, я не могу, глядя на тебя, не думать о сексе. А подойти, соблазнить тебя… Мне кажется, тебе это не понравится, да и не умею я этого. В общем, я совсем запуталась. Олежек, может, ты скажешь, что мне делать?
— Я тебе давно уже говорил: не шляться по сомнительным заведениям.
— А при чем здесь ночные клубы, я же тебе не о том говорю?
— Да при том, женушка, при том. Пока ты ковырялась в своей редакции с письмами от сопливых девчонок, тебя и наша совместная жизнь полностью устраивала, и никаких постельных экспериментов тебе проводить не хотелось. Стоило только тебе начать общаться с артистической тусовкой, результат налицо. Тебе уже, видите ли, все не нравится. А я тебе не герой-любовник из ночного канала. Не нравится, что я делаю, иди к своим приятелям. Они тебя еще и не такому научат. Только не пытайся забить мне голову своими эротическими бреднями.
— Ты что, так ничего и не понял?
— Да все я понял, потаскушка ты начинающая. Хочешь продолжать в том же духе — давай! Иди гуляй как гуляла. Только не надо меня в это впутывать.
И Барс, встав с дивана, демонстративно пересчитал деньги в бумажнике, потом положил его в сумку-кенгурятник и вышел в коридор. Через некоторое время хлопнула входная дверь. Барс ушел.
Сорока была готова ко всему, но только не к подобному повороту событий. Разрушить растущую с каждым днем стену непонимания между ней и мужем ей оказалась не по зубам. Последняя искорка надежды, которая теплилась в Сороке, пока она готовилась к этому разговору, безвозвратно угасла. Кажется, она снова плакала, даже не замечая этого. Внутри у Ксении была пустота, тоскливая, безысходная пустота. Ей было на все наплевать, ничего не хотелось, кроме как забыться и не думать ни о чем.
А в это время Барс уже сидел в гостях у Вадима, попивая ледяное пиво.