— Ну и характер!
— Ей стыдно должно быть!
— Так выставлять себя напоказ!
Обитатели деревни слишком поздно заметили приближение Пюнда и Фрейзера, и им оставалось только расступиться, давая двоим приезжим пройти к предмету обсуждения. Они увидели его сразу. Рядом с автобусной остановкой находилась стеклянная доска объявлений с различными бумагами внутри: протоколами последнего заседания совета, расписание богослужений, извещения о предстоящих событиях. Среди них имелся одинарный листок с отпечатанным на машинке текстом.
Тем, кого это касается
Много слухов про Роберта Блэкистона ходит по деревне. Некоторые намекают, что он может иметь отношение к трагической смерти его матери, Мэри Блэкистон, в пятницу в девять утра. Эти россказни неприятные, глупые и ошибочные. В этот час я была с Робертом в его квартире над гаражом и провела с ним всю ночь. Если потребуется, я готова присягнуть в этом перед судом. Мы с Робертом собираемся пожениться. Пожалуйста, проявите к нам немного доброты и прекратите распространять злые сплетни.
Джой Сандерлинг
Джеймс Фрейзер был поражен. Была в его характере черта, привитая за время воспитания в английской частной школе, которую с легкостью задевало любое проявление эмоций. Даже пара, держащаяся за руки на улице, и то казалась ему нескромной, а уж эта декларация — иного снова он подобрать не мог — и вовсе выглядела из ряда вон выходящей.
— О чем она только думала?! — воскликнул он, когда они отошли.
— Вас поразило содержание этого воззвания? — отозвался Пюнд.
— Больше вы ничего не заметили?
— Чего?
— Того, что посланная сэру Магнусу Паю угроза и признание Джой Сандерлинг были отпечатаны на одной и той же пишущей машинке.
— Боже правый! — Фрейзер заморгал. — Вы так думаете?
— Уверен. Хвостик у буквы «е» бледноват, а «т» слегка наклонена влево. Это не просто одинаковая модель. Это одна и та же машинка.
— Вы считаете, это она написала письмо сэру Магнусу?
— Такое возможно.
Несколько шагов они шли в молчании, потом Пюнд снова заговорил:
— Мисс Сандерлинг вынуждена была это сделать, потому как я ей не помог. Она готова принести в жертву свое доброе имя, прекрасно сознавая, что новость эта может достигнуть ее родителей, которые, как девушка дала нам понять, не одобрят такого поведения. — Сыщик помедлил немного. — В деревне Саксби-на-Эйвоне есть нечто, что меня беспокоит. Мы с вами, друг мой, уже говорили прежде о злобности молвы. О маленькой лжи и умолчаниях, которые никто не в силах разглядеть или выявить, но которые, сливаясь воедино, способны отравить человека не хуже дыма в горящем доме.
Сыщик обернулся и обвел взглядом дома, обступившие объятую тенью площадь.
— Они роятся вокруг нас, — продолжил он. — Уже приключились две смерти; три, если считать ребенка, погибшего в озере много лет назад. Все эти три смерти связаны. Нам необходимо действовать быстро, пока не произошла четвертая.
Он пересек площадь и вошел в гостиницу. А за спиной у него селяне продолжали негромко переговариваться и качать головами.
Часть IVМальчик
Аттикус Пюнд проснулся с головной болью.
Он осознал это еще прежде, чем открыл глаза. А стоило ему их открыть, как боль многократно усилилась, словно она наблюдала за ним, притаившись в засаде, а теперь совершила бросок. От этого натиска у него перехватило дыхание, и он мог только потянуться за оставленными накануне вечером рядом с кроватью таблетками, которые ему дал доктор Бенсон. Каким-то образом рука нащупала их и схватила, но вот найти стакан с водой, также приготовленный заранее, не удавалось. Не важно. Он сунул пилюли в рот и проглотил всухую, чувствуя, как они царапают горло. Только несколько минут спустя, когда таблетки благополучно попали в организм, начали растворяться и, всасываясь в кровь, понесли обезболивающие вещества в мозг, Пюнд нашарил стакан и припал к нему, смывая горький привкус во рту.
Довольно долго он лежал неподвижно, втиснувшись плечами в подушки и созерцая тени на стене. Постепенно комната снова обретала фокус: шкаф из дуба, великоватый для пространства, в котором стоит, зеркало, пятнистое от времени, репродукция в рамке: вид на улицу Ройял-Кресент в Бате, тяжелые шторы — если их отдернуть, взору откроется кладбище. Что же, вполне уместно. Ожидая, пока боль отступит, Аттикус Пюнд размышлял о своей быстро приближающейся тленности.
Похорон не будет. За свою жизнь он слишком часто видел смерть, чтобы обставлять ее ритуалами и возвеличивать это событие, как будто оно нечто большее, чем просто… переход. Не верил он и в Бога. Пюнду встречались люди, прошедшие лагеря и сохранившие в целости свою веру, и он восхищался ими. Его собственный опыт привел его к неверию ни во что. Человек — сложное существо, способное на исключительное добро и великое зло, но действующее полностью по своему выбору. В то же время его не пугала перспектива убедиться, что он был не прав. Если после прожитой согласно законам разума жизни ему предстоит вдруг оказаться пред судом некой верховной палаты, Пюнд не сомневался, что будет оправдан. Согласно имеющейся у него информации, Бог был из числа лиц, склонных прощать.
Зато ему подумалось, что прогноз доктора Бенсона оказался несколько оптимистичным. По мере того как эта штука в голове неумолимо разрастается, подобные приступы будут происходить чаще, все больше подрывая его силы. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он окажется не в состоянии работать? Самой пугающей мыслью была та, что он не сможет больше мыслить. Лежа в одиночестве в номере «Герба королевы», Пюнд дал себе два обещания. Первое заключалось в том, что он раскроет тайну убийства сэра Магнуса Пая и уплатит свой долг Джой Сандерлинг. Второе он отказался облечь в слова.
Часом позже сыщик спустился в обеденный зал, одетый, как всегда, в тщательно отглаженный костюм, белую рубашку и при галстуке, было совершенно невозможно предположить, как начался для него этот день. По крайней мере, Джеймс Фрейзер не заметил ничего подозрительного. Впрочем, этот молодой человек отличался поразительным недостатком наблюдательности. Пюнд припомнил первое их совместное дело, когда Фрейзер удосужился не заметить, что пассажир, с которым они вместе ехали на поезде в три пятнадцать с Паддингтонского вокзала, был на самом деле покойником. Многих удивляло, как ему удается сохранять работу помощника детектива. На самом деле Пюнд находил своего секретаря полезным именно из-за его туповатости. Фрейзер был для него чистым листом, чтобы записывать собственные теории, зеркалом, в котором он наблюдал отражение своих мыслительных процессов. И еще молодой человек был весьма расторопным. Он уже заказал черный кофе и одно сваренное вкрутую яйцо — то, что Пюнд предпочитал на завтрак.
Ели молча. Себе Фрейзер заказал полноценный английский завтрак — изобилие пищи, которое Пюнд неизменно находил поразительным. Только покончив с едой, сыщик перешел к планам на предстоящий день.
— Нам следует снова повидать мисс Сандерлинг, — заявил он.
— Ну еще бы. Я так и думал, что вы с нее начнете. До сих пор не могу поверить, что она могла вывесить такое объявление. И написать сэру Магнусу …
— Едва ли угрожающее письмо принадлежит ей. Но оно отпечатано на одной и той же машинке. В этом сомнений нет.
— Возможно, у кого-то еще был к ней доступ.
— Мисс Сандерлинг работает в лечебнице. Там мы ее и найдем. Выясните, когда лечебница открывается.
— Разумеется. Хотите, чтобы я предупредил девушку о нашем приходе?
— Нет. Думаю, будет лучше, если мы заявимся неожиданно. — Пюнд подлил себе кофе. — Мне хотелось бы также разузнать побольше о смерти экономки, миссис Блэкистон.
— Думаете, тут есть связь?
— Несомненно. Ее смерть, ограбление, убийство сэра Магнуса: все это определенно три шага по одной дороге.
— Любопытно, что извлечет Чабб из найденной вами улики — того листка в камине. На нем есть отпечаток пальца, он может нам о чем-то рассказать.
— Он уже сказал мне очень многое, — ответил Пюнд. — Интересен не отпечаток пальца сам по себе. Он никак нам не поможет, если только не принадлежит лицу с преступным прошлым, в чем я сомневаюсь. Интересно то, как отпечаток оказался там и почему бумагу сожгли. Вот вопросы, имеющие отношение к самой сути дела.
— И, зная вас, предположу, что вам уже известны ответы. По правде говоря, я даже готов побиться об заклад, что вы уже раскрыли все преступление, старый вы плут!
— Пока еще нет, друг мой. Но позже мы увидимся с инспектором Чаббом и посмотрим…
Фрейзеру хотелось поспрашивать еще, но он знал, что из Пюнда ничего не выудишь. Задай ему вопрос, и в лучшем случае получишь ответ, почти или вовсе не имеющий смысла и, по сути, более раздражающий, чем прямой отказ отвечать. Несколько минут спустя, покончив с завтраком, они вышли из гостиницы. Оказавшись на деревенской площади, они сразу заметили, что доска объявлений рядом с автобусной остановкой пуста. Признание Джой Сандерлинг изъяли.
— Собственно говоря, я сама его убрала. Сегодня утром. Я не жалею, что поместила его. Решение приняла я сама, когда побывала у вас в Лондоне. Мне следовало предпринять что-то. Но после того, что здесь произошло — я имею в виду сэра Магнуса и полицию, задающую вопросы, — это признание показалось неуместным. И тем не менее свое дело оно сделало. Достаточно было прочитать одному человеку, чтобы вся деревня узнала — уж такой тут уклад. Согласна, кое-кто искоса на меня поглядывает, да и викарий наверняка не очень-то мной доволен. Но мне все равно. Мы с Робертом собираемся пожениться. Наши дела касаются только нас, и я не позволю людям распространять лживые сплетни о нем или обо мне.
Джой Сандерлинг сидела на своем рабочем месте в современной одноэтажной лечебнице, стоящей в верхней части Саксби-на-Эйвоне в окружении домов и бунгало, возведенных в одну пору с ней. Это было ничем не примечательное здание, из дешевых материалов и чисто утилитарное по конструкции. Когда лечебницу построили, отец доктора Редвинг сравнил ее с общественным туалетом. Впрочем, сам он вел прием у себя дома. А вот доктор Редвинг находила весь