И вот тут-то не выдержал Игорь, как он матерился!! Гринька в жисть такого не слыхал, он в восторге повернувшись всем корпусом к Игорю, взирал на него, опять открыв рот!
— Игорь, угомонись!
Гриня ешче чаго-сь им говорил, чувствуя, что засыпает.
— Разморило пацана, ты его вон на сиденье положи! — услышал он сквозь сон.
Гриня спал на чем-то мягком, было ему тепло и снился батька, который говорил:
— Сынок, як вы там без мяне?
А Гриня по-взрослому докладывал яму:
— Усе ничаго, бать, только за тябе боимся!
А мужики сидели, задумавшись, ошарашенные случившимся.
— Николаич, ты еще не родился тогда?
— Нет, у меня батя только в июне сорок второго на фронт ушел, восемнадцать исполнилось, а я родился через двенадцать лет — последышек у родителей. Пока только мать в невестах числится.
.
— А моего только в конце сорок третьего призовут, по отцу у меня — надо же так совпасть — брянские корни. — задумчиво сказала Варя.
— Моя бабуля у немцев до прихода наших работала. В этом вот, сорок втором и угнали. Мамку мою оттуда привезла, я фактически наполовину немец, мамку ещё там соседский парнишка, что был с бабулей вместе был угнан, на себя записал — немцы-то с недочеловеками как бы не должны были связываться. А тут хозяйский сын на неё запал, вот и подсуетился хозяин. Бабуля не любила вспоминать, морщилась всегда, только перед смертью матери рассказала, что фактически она никакая не Бутова, а Мирау — Мария Иогановна, блин. Так что я сейчас, здесь — фольксдойче, мать русская, отец — немчура, — вступил в разговор Толик.
— А у меня бабулин брат неженатый, уже без вести пропал. Вот в две третьем прислали бумагу, подняли его возле знаменитого Мясного Бора. Ездили мы с ней туда, на Девятое мая как раз. Зрелище, я вам скажу не для слабонервных, сам войны хлебанул, но там… сорок пять гробов и только три с именами, у одного медальон, у другого котелок, у нашего на ложке алюминиевой фамилия выцарапана была и с инициалами, дата рождения и город, вот и нашли. Я думал, бабуля не переживет, а она, наоборот, аж просветлела вся, поисковиков всех перецеловала, за брата нашедшегося благодарила. Дома добавили к родителям на кладбище его портрет — она земли немного взяла оттуда и всем сказала, что вернулся наш Ванька домой. Да, лихое и тяжкое время было, — это уже Иван.
— Мужики, завтра с утра надо машины маскировать, самолетики-то только фашистские летают здесь, наши ой как далеко. А не ровен час — одна бомба и нам каюк, — ещё добавил самый, как оказалось, опытный из них — Иван.
— Вань, ты в каком звании-то дембельнулся? — влез Игорь.
— Капитан!
— Ну, значит, и тут быть тебе капитаном.
— Игорь, я точно знаю, что короткая стрижка была у солдат Красной армии, немцы по стрижке определяли и арестовывали, сразу, рус зольдатен. — Вспомнила Варя прочитанное из книг.
— Пусть сначала найдут, а если что, мы себе стрижку подпортим, выстрижешь, вон, своими маникюрными ножничками мне клоками, и получится, как после тифа.
— Ага, только личико у тебя и хфигура, как раз тифозные, — сказал Сергей.
— У меня дед пока ещё воюет, а батя в ремесленном на станочника учится, четырнадцать всего исполнится. А дед, уже в сорок пятом в Германии…
— Да, на самом деле, наверное по всему СССРу бывшему не найдешь ни одной семьи, где бы не было погибших, раненых, пропавших, — очень серьезно сказал Игорь, — у меня вот бабуленция — медсестрой с сорок третьего, мужиков на себе таскала, надорвалась вся, как батю сумела родить, до сих пор удивляется. А была деваха крупная, я, похоже, в неё уродился, родаки-то у меня оба среднего роста.
— Так, — подвел итог воспоминаниям Николаич, — с утра маскируем все, что можно, а потом будем думать, как и где искать или партизан, или местных нормальных.
Варя, когда уже совсем стемнело, позвала Ивана:
— Вань, помоги мне малыша переодеть, пропотел весь, и теперь не горячий.
В этих же китайских куртках затесался тючок с какими-то детскими костюмами, там, в 2013 на них бы и не глянули, а сейчас Варя безумно радовалась, что есть во что переодеть ребятенка.
Когда его переодевали, ребенок открыл глаза, и в свете фонарика его огромные голубые глаза поразили Варю:
— Какой же ты Василь, ты же маленький василек.
Ночь прошла спокойно, только Иван спал, что называется, в пол уха, в пол глаза.
Утром, вставшие пораньше мужики, негромко переговариваясь, прикинули, как и куда лучше спрятать машины — на их счастье поблизости росли несколько разлапистых елей, вот туда и загнали машины, стараясь потщательнее замести следы. Колея в недавно вылезшей траве обещала быстро зарасти, а вот что делать с половинкой фуры?..
Варя приготовила легкий супчик для Василька, а для мужиков запекла картошку и попросила Игоря ножом открыть консервы — котелок был занят.
Проснувшийся Гринька суетился возле мужиков, подсказывая им и частенько очень дельно.
— И откуда ты, шпендель, только все знаешь? — ворчал Игорь.
— У нас дед Никодим усе умееть, от я и приглядывался. Батька як уходил, вялел быть за старшого. Я и ня думал, што и деда ня будеть, от и осталось мяне быть за старшого, пока батька воюеть. Вон, Ефимовна усех трех сынов потяряла, два на ахвицеров выучились, а Пашка добровольцем. Эх…!!
Варя увидела, что маленький Василек проснулся и недоуменно смотрит вокруг:
— Гриня, иди, Василек проснулся, тебя не увидит — испугается, незнакомые кругом.
Братец тут же рванул к младшому, на ходу засовывая в карман какие-то болтики-гайки.
— Василь, як ты мяне напугал, я весь обревелся, хорошо, добрые люди попалися. Они хорошие, наши, ня бойсь, а тетька Варя тябе спасала. Якиесь ликарства давала. Айда знакомиться!
— Здравствуй, Василек! Ох, какие у тебя глаза красивые, чисто цветочек василек в поле, знаешь такой? — Василь кивнул. — Вот и хорошо, малыш, мы сейчас с тобой немого поедим, много пока нельзя.
— Гриня, давай, знакомь нас с братиком! — прогромыхал Игорь.
Василь сначала испуганно дернулся, потом как-то светло улыбнулся, а у взрослых защемило в груди. — Да… кино смотреть и вживую такое увидеть… — негромко сказал Николаич.
Гриня важно и торжественно знакомил Василя с мужиками, малыш подавал свою худенькую ручку каждому и мужики осторожно пожимали её.
Варя посадила его к себе на колени и начала кормить ребенка с ложки, приговаривая:
— А мы потихоньку, помаленьку и весь супчик съедим, Грине не оставим.
Василек замотал головой.
— Оставить?
Тот кивнул.
— Значит, оставим.
Приговаривая, Варя совсем не обратила внимания, что мужики как-то враз замерли, а Гриня шебуршался в недалеких кустах.
— Варя, замри! — негромко сказал Иван.
Варя вскинула голову и ложка выпала у неё из рук, прямо передней сидел и скалился громадный… нет, не пес, точно, волчищще. Она испуганно вздоргнула и покрепче обняла ребенка.
А Василек заворочался и ужом вывернувшись из её захвата, шагнул к волку. Варя зажала рукой рот… Василек же в три шага добрался до волка, крепко обнял его и начал целовать волчью морду.
— Боже! Что сейчас будет???
А волк, вдруг привстав, повалил мальчика на землю и стал тщательно вылизывать, как-то по доброму порыкивая.
Мужики и Варя, все так же не шевелились, а от кустов завопил Гриня:
— Волчок!! Волчинька!
Волчок, перестав облизывать Василька, молнией метнулся к Гриньке, и процедура облизывания повторилась, только в этот раз Гринька вопил во все горло и старался обхватить волчью шею.
— Вы чаго, мужики, испугалися? Эт же наш Волчок, он, знаетя, який? Дюжеть добрый!
— Да уж, такую «собачку» и назвать доброй! — буркнул Игорь, хотел подойти к Варе, когда от кустов раздался какой-то гудящий голос:
— Стоять! — и щелкнул взведенный курок.
А Гриня, вывернувшись из под волка и отпихнув его:
— Иди к Василю!! — закричал: — Дед Леш, это наши, настоящия!! Не вздумай стрелять, они Василя спасли!! Деда, выходи, они хорошия!!
!! — Ты уверен, Гринь? — загудело из леса.
— Деда Леш, они Василя вылечили, ён вчора совсем умирал!
Мужики стояли, кто где, не двигаясь, Варя держала Василька на коленях, а из-за дерева как-то внезапно нарисовался… чистый леший.
Могутный мужичище, немного ниже Игоря, но весь такой кряжистый, заросший по самые глаза какой-то сивой бородищей с винтовкой наизготове, он неспешно вышел на поляну.
— Сразу говорю, вся поляна под прицелом. Убежать не получится.
— А никто и не собирался бежать, — негромко сказал Иван.
— А ты кто таков, шустрый?
— Капитан Российской армии в отставке — Иван Шелестов!
— Ишь ты, капитан, а чего не в армии? Погоди… ты сказал, Российской, а не Красной?
— Именно — Российской!
— Странно… а ты? — он кивнул на Игоря.
— Водитель в фирме «Олимп».
— Как водитель? Такой здоровяк, война идет, а он — водитель… — Ну так это у вас здесь война. А у нас, почитай, сколько уже… — он подсчитал в уме, — шестьдесят восемь лет, как закончилась.
— Это где это — у вас?
— В России.
— Какая Россия? У нас тут СССР!
— СССР почил уже… сколько, Алексеич?
— Двадцать два года, — ответил тот.
— Вы что белены объелись? Странные какие-то все, одеты черт-те во что, вы не шпионы ли?
Николаич вздохнул:
— Похоже, нам очень долгий и трудный разговор предстоит, давайте-ка присядем.
— Хмм, ладно, но учтите, вы все…
— Да вижу я вашего стрелка, плохо маскируется — за версту видать, — ухмыльнулся Иван.
— Ишь ты, прыткий какой, капитан, опыт имеешь??
— Да, боевые действия в Чечне.
Леший пробормотал:
— Вы меня совсем запутали! — сел возле Вари, протянул руки Васильку и бережно обнял его:
— Ты чего Василь, болел?
Тот кивнул, доверчиво прижавшись к нему.
— А во что это ты одет? — Леший уставился на красующуюся на груди у ребенка аппликацию человека-паука. Василь указал на Варю.