— Битте, герр майор!
— Найн, герр майор! — удивил её немец. — Ихь ест Герберт.
— Битте, Герберт, — опять пригласила его Варя, знаками показывая, что надо лечь на живот. Герби удивляясь, послушно растянулся на полке, свесив длинные ноги.
— Ну, держись, немец-перец, сарделька гамбургская!
И Варя устроила ему банный мастер-класс, как сказали бы сейчас, а тогда — показательную порку. Поддав на камни так, что сквозь пар едва просвечивала спина Герби, Варя приступила… Она сначала потихоньку прошлась по нему веником, затем посильнее, а потом лупила его изо всей мочи, приговаривая негромко:
— А не хрен было припираться сюда, жил бы в своем фатерланде!
Герби уткнув голову в ладони уже с трудом дышал. А Варя все лупила его, знаками показала перевернуться на живот, прошлась по грудине, долго хлестала по ногам, потом утомившись выдохнула:
— Иди, остынь чуток!
Герби еле выполз в предбанник:
— Ну и баня, это ж самая настоящая пытка.
Он сидел, отдуваясь и попивая какой-то травяной напиток, который всучила ему на минутку высунувшаяся Варя. Пот лил с него градом, а он вдруг с удивлением заметил, что ломота прошла, и дышать стало легче.
— Зо, нах айнмаль! — Отдышавшись, он опять полез в баньку.
— Варья, нох айнмаль, битте!
— Аа, понял, что банька лечит? — Варя сама себе удивлялась, но ей было абсолютно все равно, что вот она сейчас в бане голышом с немцем, какое-то чувство доверия что ли возникло у неё, а может и у них… Опять она хлестала его от души, Герберт только крякал и охал.
— Алес! Ду ист роте. — Ты весь красный. Кожа лопнет! — сказала Варя. — Устала я тебя хлестать, иди в предбанник.
Немец опять еле выполз, а Варя не желая искушать судьбу решила шустро помыть голову и сваливать, попарила и хорош.
Отросшие волосы так бесили, ну не привыкла она к длинным волосам. Смолоду стриглась коротко, а тут, пока промоешь голову, пока высохнуть эти волосы, которые, несмотря ни на что, стали густыми и длинными. Она с тоской вспомнила своего постоянного парикмахера, молодого человека — Жорика, который начинал свою деятельность бегая по знакомым, а сейчас у него уже был собственный салон, а Варя, как его первая клиентка, имела много всяческих скидок. Ох сколько он на ней экспериментировал, но она была довольна и первое время, как ходячая реклама, рекомендовала его всем интересующимся.
— Да, Жорик, если нам суждено вернуться, ох какой сюрприз тебя ждет, замучаешься с моими теперешними волосами.
Тщательно натеревшись мыльной мочалкой, Варя намылила голову и вздрогнула — её аккуратно-осторожно обняли мужские руки…
— Вот гад!
Но гад не спешил заваливать её, наоборот, очень осторожно и как-то бережно гладил её мыльное тело, потом начал смывать мыло с волос.
Проморгавшись Варя увидела какой-то совсем не такой взгляд Герберта, куда делась его надменность и холодность, он заинтересованно и как-то просяще смотрел на неё, не переставая прикасаться к ней.
Варя поймала себя на мысли, что ей тоже очень хочется потрогать-погладить его, потом подумала:
— Немец не болтлив, вряд ли станет афишировать, что у него что-то было с русской, почему бы и нет?
И сама потянулась к нему, отмечая, как удивился и обрадовался этот сухарь…
И опять Герби млел и растекался по полку, как совсем недавно от веника — эта фрау, Варья, она как настроенный рояль, отзывалась на каждое его прикосновение, не было никакой стыдливости и зажатости, не было немца-завоевателя и оккупированной русской. Были мужчина и женщина, соединившиеся в извечном танце, и растворялась застарелая боль в душе Герби, и старались вот эти, волею судеб встретившиеся по непонятно чьей прихоти мужчина и женщина и понять, и отдать друг другу что-то такое идущее изнутри…
Пока Герби, закрыв глаза — плавали в них разноцветные круги, обессиленно полулежал на полке, Варя, пришедшая в себя первой, быстренько метнулась в предбанник, одеться.
Но куда там, Герби выполз тут же, присел на лавочку и с огромным вниманием смотрел как она торпливо застегивает лифчик.
— Вундершен, отшен красиви! — он своими длинными и сильными руками привлек её к себе и уткнулся мокрой головой ей в грудь.
— Данке, я ест глюклих. Я шчаст!
— Понятно, одевайся, и геен нах хауз, а я тут приберусь.
Варя накинула свои одежки, и Герби разочарованно вздохнул — такую красоту спрятала. Кое-как натянул свою почему-то враз опостылевшую форму и, пошатываясь, побрел к дому. Там, едва раздевшись, рухнул на постель и заснул.
Варя тщательно прибрала в баньке, задула каганец, прикрыла дверь, разложила все по местам в предбаннике, собрала мокрые листья, и где-то через полчаса вышла из баньки. Неподалеку сидел Руди с автоматом.
— Гут, Барбра, я ест много блягодарен за Герби!
Герберт проснулся посреди ночи от какого-то хорошего сна, что ему снилось — он не помнил, но ощущение радости и спокойствия, появившееся в этом сне, почти позабытое им за последние годы, оно никуда не делось…
— Странно, — потягиваясь всем телом, подумал Герберт, — отчего мне так радостно? — А потом вспомнил:-Варья!! — И сразу же тело откликнулось…
— Мда… Герби, надо же… встретить в этой варварской стране Варвару… — скаламбурил он.
А потом, по привычке, крепко задумался, анализируя все мелочи. То, что женщина его не боится он твердо осознал там, в бане, когда, решившись, зашел раздетым. Он ожидал всего: визга, страха, слез, истерики, попытки убежать куда подальше… но Варья, только слегка прикрывшись, в упор разглядывала его и ничего не говорила, а это так понравилось ему — достойная фрау.
А потом был кромешный ад: как он пережил это избиение, как не задохнулся во влажном паре… А в предбаннике, куда еле выполз после парилки, как-то враз пришло ясное осознание — эта фрау, Варья, должна быть его. Зачем, для чего, он и сам не понял, но твердо знал — надо. Опять зайдя в баню и увидев всю такую мыльную Варью, не сдержался… да и как сдержишься, когда такая женщина, вот в шаге от него, и пропал Герби — она в ответ на его осторожные поглаживания потянулась к нему.
Это было… как оглушительный взрыв. Герби просто подхватила огромная волна и потащила куда-то, он там барахтался, пытался не захлебнуться, куда-то падал, потом его подкинуло высоко вверх и грянул взрыв… и он ослеп и онемел, не ощущая своего тела.
Когда вернулись звуки и запахи, он услышал, как закрывается дверь из бани в предбанник. Собрав все силы, на подгибающихся ногах он вытащился в предбанник и просто обнял эту, такую непонятную, такую непохожую ни на кого в своем поведении, женщину и благодарно уткнулся в её грудь, обтянутую красивым бюстгальтером, твердо пообещав себе, что он детально и тщательно все это рассмотрит на Варье, а пока — дойти бы до кровати.
Вот сейчас, разложив все по полочкам, порадовавшись, что «банелечение» эффективно избавило его от простуды, он как-то враз решил для себя, что эту фрау он точно никому не отдаст, но попытается разобраться, кто же она такая? И пришло ему на ум сравнение, что вот эта фрау, такая обычная на вид, но в то же время как из другого мира, зачем-то послана ему, он никогда и не с кем не попадал вот в такую взрывную, но бесконечно приятную волну.
— «Только, Герби, воршихт унд воршихт. Острожност и нох айнмаль острожност!»
Послышались тихие шаги, шорохи, это встала Варья, он в размышлениях и не заметил, что наступило утро, и Варья собирается на работу. Не определившись ещё со своим дальнейшим поведением, он не стал вставать и смущать женщину, а вдруг она очень сильно переживает и жалеет об этом, знает же он, как она его обзывает: «Сухарь и жердяй». Ему долго объясняли, что значит второе слово, а этот шустрый Гринья, показав на длинный и тонкий стволик очищенной от бересты березки, поднял его в верх, и понял Герби конкретно, сначала даже обиделся, а потом долго смеялся.
Варья ушла, что-то негромко наказав Руди, только тогда Герби встал.
Руди, поглядев на него, счастливо улыбнулся всеми морщинками и сказал необычные слова:
— Я так рад за тебя, мальчик! Но будь в сто раз осмотрительнее и осторожнее, думаю, Конрад бы тоже порадовался. Барбра, она необычная, и её надо оберечь.
Герби удивился — Руди перестал его звать мальчиком лет четырнадцать назад, когда он, Герби, принес первый кубок, завоеванный на соревнованиях по боксу.
На работе у Герби все спорилось с первого раза, но он, сам себя притормаживая, иногда подолгу бессмысленно замирая, занудно и тщательно перечитывал и пересматривал данные для отправки в Берлин.
После обеда ввалились толком не отошедшие от пьянки-охоты Краузе и Кляйнмихель:
— Герберт, как Ваше здоровье?
— Терпимо, вчера долго сидел в банья, прогрелся, пропотел, сегодня почти здоров!
Даже Кляйнмихель подтвердил, что самое лучшее у этих унетерменшей — банья. И тут же загорелся:
— Фриции, звони фатеру. Поедем к тебе в банью! Герр майор, Вы с нами?
— Я бы с удовольствием, но надо закончить рапорт для начальства.
А про себя порадовался, хорошо, что ещё не отправил ничего, и не придется придумывать причину отказа. А дома, вечером, он наконец-то поговорит с Варьей, по-настоящему…
Варя, привычно заходя в этот теперь её дом, в тысячекакой-то раз взмолилась:
— Господи, неужели мы так и останемся в сорок втором? Как я хочу домой! — увидела сидящих в кухоньке Руди и Герберта.
— Добрый вечер, фрау Варья! — одновременно сказали оба немца.
Руди засуетился, он под чутким руководством Вари уже умел пользоваться чугунком и «укватом», вытащил чугунок с настоянным витаминным напитком, налил Варье большую кружку.
— Битте!!
На столе лежали галеты и пакетики сахарина, Варя устало присела:
— Уфф, устала! Спасибо за чай!
С утра через Раднево проходила большая колонна грузовиков с итальянскими вояками, остановившиеся на небольшой отдых зольдатен покупали всякую мелочь в коммерции, а Варя и Меланья фасовали и заворачивали товар, не разгибая спины. С удовольствием отхлебнула чаю, аж зажмурилась от удовольствия: