— Это потому, что ты не стараешься прислушаться, сидишь, ворон считаешь. Вот батька придет, а ты совсем неуч!
— Ежли батька прийдеть, учиться стану на пятерки.
— Ага, взрослый, с усами и с первоклашками, будешь по слогам читать.
Василь смеялся, Гринька сначала надулся, а потом просиял:
— Эгеж, ты специально так гаворишь, понЯл!
Гринька легко сошелся и с Руди, они подолгу сидели, разговаривая на житейские темы, ещё и умудрялись спорить.
Герби посмеивался, тихонько говоря Варе:
— Как это на русски? Альт унд кляйн.
— Да, что старый, что малый!
Герби стал вдвое осторожнее, предупредил Варю, что в случае появления кого бы-то ни было из немцев, чтобы сидела и не высовывалась, а если он, Герби станет резко и грубо ей приказывать, ни в коем случае не обижалась, лучше так, чем заподозрить его, Герби, в мягкотелости.
— Яволь, мон женераль!
У них с Варей были такие короткие ночи, Герби интересовало все, он долго не мог поверить, что уже в шестидесятых начнутся полеты в космос, и будут такие отчаянные люди-космонавты. Что на луне приземлится луноход, что в небе будут летать всякие спутники, что американцы сбросят на японские города атомные бомбы, что мир может рухнуть от одного единственного нажатия кнопки…
— Криг ничему не научил?
Герушка, пока живы люди, так и будут находиться желающие завоевать-повоевать, политики — это наипервейшие проститутки во все века.
Ещё Герби очень любил слушать песни, всякие, Варя потихоньку напевала ему, а он, замирая, слушал. Он как-то невзначай, иногда начал говорить такие, казалось бы, ни к селу ни к городу, новости…
Вот и сейчас обмолвился:
— Кляйнмихель готовит гроссоблав, ждет карательный отряд, найн, не здес в район, сто километр другой сторона, — он как бы просто махнул рукой в сторону. А Варя, уже знающая, что у него ни одно слово не бывает лишним, накрепко запоминала, и потихоньку шептала Васильку. Как передавал Василек все, что нужно, Лешему или Панасу, скорее всего писал, но сведения доходили до нужных людей, какими-то окольными путями, но доходили.
Так карательный отряд прочесывал лес впустую, а когда собаки вывели их на покинутую партизанен стоянку, то напоролись на хитро спрятанные мины. И несколько человек привезли сильно посеченными осколками, а с десяток отправились на небо.
Консультации Ивана-старшего были очень ценными, он тоже подумывал уйти в лес вместе с пленными, ждали хорошего снегопада, чтобы снег замел все следы.
Панас очень осторожно и тщательно проверял появляющихся в лесу людишек. Нет, расположение их базы не знал никто, кроме Лешего и Гриньки, но его боевые ДИВОвцы натыкались иногда, бывая на разведке или задании, на людишек. Поскольку умели хорошо маскироваться, то те даже и не догадывались, что за ними тщательно присматривают. Так из случайной болтовни проходящих мимо двух молодых парней уцепили название партизанского отряда, расположившегося километрах в ста от них, которым потом и помогли, предупредив о карательной операции.
Панас не стремился к тому, чтобы отряд разрастался, он пояснил командиру-соседу, что у них диверсионный отряд с особым заданием, и много людей не предусмотрено. выловили пять человек то ли дезертиров, то ли мародеров, с теми разговор был короткий… Панас ждал капитана Ивана, очень не хватало его мудрых и таких действенных советов и решений. И после Ноябрьских праздников повалил снег, как раз после отъезда из усадьбы Фрицци и Кляйнмихеля — приезжали постоянно, раз в неделю точно, уже приладились в баню и вкусно поесть.
Краузе-старший все больше мрачнел, он совсем разочаровался в своем старшем сыне, гнилая кровь мутти взяла верх в сыне, одна надежда у него и отрада осталась — Пауль, Пашенька.
Карл все чаще стал подумывать об отъезде обратно в Берлин, какой-то нюх подсказывал ему, что Сталинград как-то повлияет на ход всей войны. Не понаслышке зная русский характер и учитывая, что в хвалебной трескотне дикторов перестали появляться новые названия, сумев сложить два и два, как-то враз понял, хваленое немецкое «вот-вот и гроссвиктория-зайнес» не удастся.
Герби пришел вечером какой-то очень задумчивый, странно поглядывая на Варю, он еле дождался, когда Руди, полюбивший печку, утихомирится и начнет похрапывать.
— Варья, я говорить с майн онкел-дядья, Конрад. Новы год ихь должен быт аус Берлин. Вас можно сделат за тебья?
— Да что тут можно сделать… — Варя долго молчала, а потом вдруг выдала, — вот если бы ты смог помочь мне… в Дятьковский район попасть, там у меня отец и его семья живут. Отца не особо хочу видеть, не очень приятные детские воспоминания остались, а вот его братика — дядечку своего, никогда нами не увиденного, погибнет в сорок четвертом в Польше, вот его-то…
Герби задумался:
— Варья я ест хорошо подумать. Как ты сказать — катц на душа…
— Кошки скребут, согласна, Герушка. Ты многое теперь знаешь из будущего, прошу тебя — уцелей в этой каше!! Где ваша усадьба-имение находится? Надо бы, чтобы вы в западной части остались, так спокойнее. В ГДР будет такая разведка «Штази», типа вашей теперешней, и жизнь посложнее, опять же железный занавес. Капстраны, там полегче с визами, а у соцлагеря много проверок, бюрократии и всяких ненужных бумажек. Ни в коем случае не соглашайся работать на американцев — поганая нация, может, где-то рядовым инженером сможешь. Ведь ты не участвовал в казнях и расстрелах, значит, сможешь пройти все эти проверки и жить нормально. Женись обязательно, ты молодой — тебе дети нужны, я понимаю, любовь, она штука такая… но ведь есть ещё и физиология. Не думаю, что ты будешь по веселым домам шастать, или любовниц менять — не тот характер, а женщина рядом должна быть.
Герби хотел возразить.
— Солнышко мое немецкое, не перебивай. Послушай старую сову — никуда я с тобой не поеду, вам, насколько я знаю, запрещено с унтерменшами отношения заводить, мой немецкий… мой аусвайс на первом же пограничном посту в Германии не выдержит проверки, а попадать к какому-нибудь Кляйнмихелю… брр, было бы из-за чего…
И запела тихонько ему на ухо:
— «Лился сумрак голубой в паруса фрегата,
Провожала на разбой бабушка пирата.
Пистолеты уложила и для золота мешок,
А ещё конечно мыло и зубной порошок.»
Герби, прослушав, сильно смеялся. Особенно на словах:
— «Но на этом месте внук перебил старшуку: слушай, это все так тебе знакомо, ты давай, сама езжай, а я останусь дома!»
— Умешшь ты меня засмешить!
— Ну не плакать же, оба знаем, что будущего у нас нет, такая вот жестокая шутка. Чья-то. Я где-то в журнале читала, что ваши из Люфтваффе во время воздушного боя провалились во временную дыру и попали в Америку двухтысячных, но так и не смогли понять и принять, у одного крыша… э-э, сошел с ума. А второй как малое дите стал, наивный, уверял всех, что такой вот сон у него, и жалобно просился обратно, там же бой идет! А ты у меня умничка, все понял и принял как надо, горжусь тобой.
— Ох, Варья, не представлять как я оне тебья…
— Я тоже. Но Герби, нам с тобой хоть и недолго, но отпущено полной мерой. Да, мы не можем днем даже улыбнуться друг другу, но ночи пока все наши. Мальчик, сколько мне ещё отпущено, я каждый день буду тебя вспоминать, поверь, ты мне очень дорог, такие как ты — они редкость!!
А Панас опять привел девушку, вернее, даже девчушку — замурзанную, худющую, зашуганную какую-то.
Стеша, вполне освоившаяся в лагере, увидев её, ахнула:
— Пелагеюшка!! Откуль ты взялася? Тебя ж, вроде как, у Германию??
— Сбегла я, Стеш, со Степаном, доску у вагоне на полу оторвали и самые худые убягли, хто куды. Вот и Степан у одну сторону подался, я у другую, и шла побирушкою. Немцы меня за тетку у годах принимали, дошла вот… домой никак нельзя, дед Леш встретился на радость, а потом вот и Панас, я ж один курс училишча медицинского успела закончить, а на хронт не узяли, мала, сейчас вот пригожуся.
Игорь, крепко подружившийся со Стешей, да и она отвечала ему взаимностью, поразился:
— Как же ты дошла-то, ведь даже слабый ветер тебя снесет?
— Дошла, вот.
Отмытая, худенькая до прозрачности, Пелагеюшка что-то задела в душе Сергея, который, дожив до сорока лет, глубоко и сильно разочаровался в женщинах-девушках: по молодости его, наивного и увлекающегося пацана с небогатыми родителями, «любовь всей жизни» предпочла заменить на жирноватого, хамоватого, но сына директора домостроительного комбината.
Разочарование было наисильнейшим, Серега возненавидел весь женский пол, начал усиленно учиться, совмещая учебу с подработками. Как-то удачно сложилась компания таких же жадных до достижения высокой планки ребят, и потихоньку, набивая синяки и шишки, Сергей Алексеевич стал многоуважаемым бизнесменом и очень котирующимся у длинноногих красоток, выгодной партией — неженатым мужчиной. А Серега просто их перебирал, не испытывая ничего, кроме спортивного интереса.
Мамуля уже и не вздыхала, и не спрашивала, когда же он женится, одно только сказала, как отрезала:
— Ко мне в дом ты приведешь только ту девушку или женщину, которая станет для тебя всем.
— Мам, да разве есть они такие?
— А ты, сынок, не туда глядишь.
А сейчас Сергею до судорог в пальцах захотелось эту девчушечку спрятать у себя на груди, завернуть в свою телогрейку, отогреть и не отпускать!!
Пелагеюшка и не подозревала, какие сильные чувства она вызвала у этого мужчины. У девчушки с огромными печальными глазами и необыкновенной косой было что-то такое, что, наверное, уже и не встречается теперь в их шумном и разболтанном двадцать первом веке — истинная чистота души. И стал Серега с первого дня ангелом-хранителем этой Пелагеюшки-Полюшки — мужики приняли этот интерес с пониманием, только сильно удивился Игорь:
— Алексееич?? У тебя такие всегда красотки были, а тут девчушка, как птичка-синичка.
Но увидев взгляд начальника — памятный такой, по той жизни — заткнулся и пробормотал, — Извини… те!