Калерия внимательно посмотрела на него:
— Вижу, Сережа, Вам досталось, и меня радует, что вся эта Ваша понтоватость и высокомерие испарились! Вы очень изменились, и почту за честь работать с Вами, если Вы меня к себе вернете.
— Завтра же и начнем, как говорится — помолясь.
Консьерж в подъезде его элитного дома, что называется, выпал в осадок — долго экал и удивлялся, что вот он, господин Гончаров собственной персоной. Оказалось, что замок на входной двери его квартиры пытались заменить.
— Анжела Викторовна сначала очень хотела, но фирма, устанавливающая его, затребовала оплатить всю рассрочку полностью и сразу, вот и оставили все как есть.
Гончаров кивнул, попросил не звонить Анжеле Викторовне.
— Сюрприз хочу сделать!! — и не дожидаясь лифта, легко побежал на свой четвертый этаж, немало удивив при этом консьержа — тот помнил Гончарова другим — важным и высокомерным.
Квартиру свою Серега не узнал. Какие-то оборочки, пуфики, подушечки, везде розово-малиновые тона, его кабинет, где он обожал работать, напоминал будуар шлюхи стареющей.
— Мммда! Игорь, — позвонил он Миронову, — давай-ка наших по цепочке ко мне, я вас встречу. Кой чего надо сделать. Варюху? Не, не надо, пусть наша мамочка сил набирается.
Мужики — Игорь, Толик, Иван с Костиком прибыли в течении получаса. Гончаров за это время только и успел прослушать кассету автоответчика, в тумбочке лежали ещё штук пять, он заботливо припрятал их подальше — уж очень много интересного узнал из разговоров друзей-приятелей и голубков.
Вся такая воздушная, утомленная Анжела, в сопровождении верного без пяти минут мужа состоятельной женщины, впорхнула в прихожку и изумленно остановилась — вся её нежно розовая уютненькая квартирка была варварски кем-то испорчена. Два мужика как раз вытаскивали её любимый розовый диванчик.
— Вы кто такие? Рома, звони в полицию, нас обокрали.
— Я сам тебе полиция! — раздался подзабытый голос, и в прихожку вышел так долго и красиво оплакиваемый Сержик.
— Сержик, это ты?
— Я!
Она как-то затравленно посмотрела на него, потом на заметно побледневшего Ромика:
— Но как… ты же??
— Живой, как видишь, — пожал ставшими ещё шире плечами какой-то другой Гончаров.
— Сержик!! — она бросилась обнять его.
— Сергей Алексеевич, Сержики только в стриптиз-барах. Пошли, голубки, поговорим немного!
Он кивнул на кухню, где тоже все было убрано и оставлено самое необходимое.
— Но почему?
— Так, мне абсолютно ни к чему слушать ваши слезливые, лживые слова — все, что надо, я уже узнал, автответчик — друг верный все запомнил.
— Но, это же, это же чисто прикол, Серж… Сергей… Алексеевич! — попыталась возразить почти жена.
— Вариантов — два, — не слушая её, сказал Гончаров. — Первый — вы возвращаете все наворованное у меня в течение, скажем, десяти дней. Второй — я выбиваю из вас все сам.
— Не много на себя берешь, сейчас не девяностые годы? — ухмыльнулся Роман.
Серега молча достал пистолет:
— Значит, прямо сейчас и замочу! Пистолетик из сорок второго года, никто, никакой суперследователь не сможет отследить, чей и откуда.
— Да ладно, блеф!
Сергей выстрелил, пуля пролетела возле головы Волкова.
— Аргумент подходит? — Криво улыбнулся Гончаров.
— Ты ненормальный?
— Не ты, а — Вы, плиз. Так что, мальчики и девочки, сладкие пупсики? Выбор у вас небольшой. Пишем расписки или??
— Но я же тебе почти жена??
— А вот это уже уголовная ответственность за подлог и подделку моей подписи.
— Я найду на тебя управу! Я в полицию пойду!! Я… я…
— Слышь, ты меня утомил, дружок первейший!!
Гончаров, всегда такой неторопливый и вальяжный, в момент оказался возле Волкова.
— Не, рожу я тебе бить не буду — ты же ссыкун, тут же побежишь побои снимать, меня там научили аккуратно бить, не оставляя следов, что я и демонстрирую.
Как искренне, от всей души, врезал ему Гончаров.
Через минут двадцать всхлипывающая почти жена и держащийся за бок сладкий мальчик, написав расписки, пошли на выход.
— Ребята, я, может, и перегнул палку, но с такими гнидами иначе не получится.
Гончаров, явившийся после плена, как было всем озвучено официально, изменился до неузнаваемости, это стал абсолютно другой человек.
На фирме тряслись те, кто еще неделю назад ходил в любимчиках и приближенных сладкой парочки, а появление на своем законном месте Калерии доконало многих, эта старая грымза никогда и никому не прощала подлости.
Первым сменился начальник охраны. Его вместе с двумя пришедшими на смену охранниками просто-напросто не пустили даже на порог.
— Вы уволены! — и все, без объяснений.
Затем прошла чистка рядов, больше половины сотрудников вылетели с теплых местечек, жаловаться было бесполезно, зная жесткую натуру Гончарова, желающих как-то не нашлось.
А Сергею позвонил давний недруг Пчеловодов.
— Хотелось бы встретиться. Надо поговорить.
— В ресторан не поеду, — ответил удивленный Серега.
— Не собирался. Давай просто прогуляемся по нашему парку, городскому. Есть о чем поговорить.
Пчеловодов кратко сказал, что давно вынашивал идею строительства завода по переработке отходов, желающие как бы находились, но все выторговывали себе какие-то привилегии, даже не приступая к делу. — Город растет, свалки эти достали, если заинтересуешься, пришлю тебе все бумаги.
— Почему я? — спросил Гончаров. — Мы же с тобой, как бы помягче выразиться…
— Да, — кивнул Пчеловодов, — так и есть, я никогда тебя не воспринимал иначе, как понтующегося мачо. Но сейчас… земля слухом полнится… Вот я и прикинул все, ты, говорят, стал совсем другим, мне батя мой всегда говорил — «за одного битого-двух небитых дают». Да и судя по тому, что ты всех этих лизоблюдов послал, дело с тобой иметь стоит.
— Я подумаю, посоветуюсь с ребятами своими.
— Одного я знаю — Ванька Шелестов. В соседних домах жили, крепкий мужик, уважаю, если все остальные такие-же, тебе просто позавидуешь.
— Именно что — все такие настоящие.
А вечером был звонок от Варюшки.
— Серенький, — она так ласково и нежно называла его, что у Гончарова всегда становилось тепло на сердце.
— Серенький, мой Данька безобразно меня эксплуатирует…
— В чем, Варюш?
— Да вот, пельменев ему и побольше сделать, ну я и размахнулась…
— Ага, — засмеялся Гончаров, — на нас всех?
— Привычка, блин, партизанская — на Маланьину свадьбу готовить. Ждем вас с Данькой через минут сорок, лады?
— Пельменев твоих я ещё ой с какой поры жду. Буду, что-то захватить?
— Да вроде все есть!
— Понял, буду!!
Мальчики Варины обожаемые приехали быстро, Николаич с женой, Иван тоже с женой, Костик с мамулей и двумя сестричками, Игорь с бабулей — славно так посидели.
Мужики натащили фруктов для Вари, она бурчала, но кто её стал слушать??
— Для Гербертовича, не тебе!!
Данька внимательно приглядывался ко всем, видел их искреннее обожание друг друга и радовался за мамулю.
Варя потихоньку позвала Серегу и Игоря на кухню.
— Мальчики, я вот тут… понимаю, что наступаю на больное, но сама такая же, я вам… вот, смотрите, — она протянула тому и другому по большому черному бумажному пакету.
Оба вытащили фото… своих любимых, оставшихся там… — Варь, Варька, это же… — у Игоря не нашлось слов, он порывисто обнял её и спрятал повлажневшие глаза. — Варь, дороже вот этих фоток для меня ничего нет.
А Серенький, присев на диванчик, молча перебирал пять фоток, рвалось у него сердце надвое от любви и тоски.
— Мальчики, вы на меня не обиделись?
— Варюха, мы все в одинаковом положении, а твой жердяй?
— Тоже есть, несколько кадров, — улыбнулась она сквозь слезы.
Мужики дружно мотнули головами, не отрывая взглядов от своих таких юных и уже таких стареньких, если живы, жен.
— Варь, через месяц, даже меньше, поедем??
— Если разрешат, пешком пойду.
— Игорек, ты где? — заглянула в дверь бабуля.
— Баб, смотри, вот моя Степушка какая!! — бабуля долго-долго вглядывалась в счастливых внука и его далекую жену.
— Игорёшка, ты молодец. Такую славную Степушку выбрал. Сереженька, а твою женушку покажешь??
Тот молча подал фотку.
— Какая нежная девочка, а коса-то, — ахнула бабуля. — Не печальтесь, вам хоть недолго, но такая настоящая любовь выпала, да и должны же быть родные у вас там. Сама с вами поеду!
ГЛАВА 17
Гринька как-то нечаянно подружился с Гущевым Колькой. Пацаны деревенские приглядели небольшой уголок на речке, где за кустами не видно было их с дороги, мало ли, сдуру кто пальнет. Вот Гриня и не рассчитал свои силы у жару.
— Чуть было не утоп, да хорошо Колька Гущев як раз у кусты прибег, ну и подмогнул доплыть-то.
Как ругала его Ефимовна, а потом, обессиленно опустившись на лавку, заплакала:
— Гринь, ты что-то понимать будешь? Ведь ни у меня, ни у вас с Василем, пока никого нема. Я Бога молю за батька вашего, войне-то ешчё конца не видать, а Василь у нас не гаворит?
Гринька потоптался на месте, почесал в лохмах и наверное, впервые в своей жизни, проникновенно сказал:
— Я, эта, ня буду больше. И впрямь, прийдуть наши, а я як малолетка, не плачь Ехвимовна. Ей Бога, ня буду!
Та только безнадежно взмахнула рукой, а Василь горько-горько посмотрел на него.
— Василь, я слово дал!
Ефимовна, поглядев по сторонам, пока не было вблизи никого, негромко хвалила Гущева у колодца при бабах, они поудивлялись:
— От ведь, у такого батька хороший ребятенок вырос. От што значит, у бабки сваёй растёть, ёна женка добрая, помирать тагда собиралася, а сейчас гаворя — унука надо хоть до ХФЗУ дотянуть. Бабоньки, а ведь наши-то, сказывают, совсем недалече. Вон, погромыхиваеть, як у сорок первом.
— А ну, пошла отседа! — заорала одна из них, увидев приближающуюся сплетницу Агашку.
— От ведь, животина клятая, чисто баба любопытная! — она хитро перевела стрелки и замахнулась на выглядывающую из подворотни собаку, которая была как выразился дед Ефим: