Странностью больше, странностью меньше, я не стал брать в голову это момент, тем более, что еще чуть ли не неделю можно отдыхать. Главное, избавиться от привычки просыпаться с утра пораньше. В пансионате я вставал в семь утра, чтоб до завтрака успеть побегать и поплавать, а сейчас не надо, можно спать хоть до обеда. С другой стороны, чего отвыкать, когда всего неделя осталась до выхода на работу. Новая привычка бегать по утрам привела меня в парк, из которого можно через дырку в заборе попасть на стадион. Оказалось, что по парку бегать романтичнее, но на стадионе меньше луж. А еще турник, лавочки, так что пока зима не наступила, бегаю по стадиону, периодически обгоняя таких же физкультурников. Бегаю и понимаю, что не хватает наушников и плеера с запасом музыки. Это мне память о будущем подсказывает, мол плеер электронный может содержать десятки или даже сотни часов всяких аудиозаписей. Звучит невероятно, но это же будущее, там и не такое возможно.
В начале ноября, аккурат в канун самой эротической даты годовщины Октября в Отделении Дороги вспомнили про Цыгана, то есть Балашова нашего, кандидата в делегаты съезда. На торжественном мероприятии, посвященном шестидесяти девятилетию Революции Володьке присвоили звание «Почетный железнодорожник» за выдающийся вклад и удачный расклад. Тушите свет, дорогие товарищи, теперь наш звездный диспетчер станет вообще неприкасаемым, а не только до конца года. Но вариантов нет, нас не спрашивали, нам велели — мы проголосовали. Как мне шепнули, среди делегатов все железнодорожники с значками «Почетных», другие туда не попадут. Мол, думать сразу надо было и понимать, что так оно и выйдет. К чести нашего героя нужно сказать, что особо он не зазнался, подкручивал усы и скалился в ответ на подначки товарищей. Про его статус будущего делегата уже все знали. Это иногда наши станционные могила, а порой — деревня деревней.
Декабрь начался с вызова меня в Отделение дороги, да не просто на ковер в отдел перевозок, а на понедельничную планерку к начальнику Отделения товарищу Сехину. Самое смешное, что причину вызова не объяснили. Сижу среди комнатных растений в приёмной самого главного начальника, жду приглашения. «Заходите, вас ждут» — произнесла секретарь и посмотрела с какой-то жалостью. Это она что себе думает, что Фролова надо жалеть? Сейчас как включу дурака сразу на третью передачу, только вы меня и видели!
Захожу, меня два раза упрашивать не надо, мне, может, самому интересно посмотреть, «кто тут хочет комиссарского тела». Большой кабинет, хозяин за столом, по периметру у стен стулья, на которых сидят они. Начальники отделов и вторые лица Отделения. Я точно знаю, что совещание по понедельникам есть овеянная годами традиция, тут вопросы решают, а не это вот, для чего я тут.
— Здравствуйте, товарищи — это я так беру инициативу в свои руки. А она не берется. Пауза какая-то, никто не здоровается со мной, даже хозяин кабинета. Так и я помолчать могу.
— Вы, молодой человек, понимаете, по какому поводу здесь находитесь? — порвал паузу в лоскуты НОД-11 Сехин, как Бобби Хал оборону противника, выражаясь хоккейным языком.
— Нет. Не представляю. — И снова пауза.
— Товарищ Коротеев, это ваш подчиненный, ваша инициатива, вам и карты в руки. — Вот теперь яснее стало, начальник отдела перевозок меня сюда выставил, под молнию подвел вражина. Да и пусть, режим дурака защитит от любого удара.
— Фролов, расскажите всем, как вы дожили до жизни такой. Мы послушаем, нам интересно, почему вы так плохо работаете. — Ну-ну, братец, да ты сам под дурачка косишь.
— Я плохо работаю? Я как раз очень хорошо работаю! Товарищи, станция Сортировка, на которой в этом году я вступил в должность заместителя начальника по оперативной работе, успешно выполняет все плановые показатели и сменные задания. По итогам третьего квартала нам вручено переходящее красное знамя за успехи в социалистическом соревновании. Браков и случаев повреждения вагонов не зарегистрировано, травматизма с работниками тоже нет. Я считаю, что это прямо свидетельствует о моём грамотном участии в работе нашего дружного коллектива.
Сначала тишина, потом смешки по всему кабинету, тихие смешки и такие же тихие пофыркивания. Не удержался главный ревизор, сильно его кольнула моя фраза про отсутствие браков.
— Это конечно здорово, что вы научились хвосты подчищать. Это тоже нужно уметь. Но вот так нагло заявлять про отсутствие браков на станции…
— А что, у вас какая-то другая информация? Разве мы не должны доверять отчетам о состоянии безопасности движения в Отделении и на Дороге в целом? Партия и правительство…
— Помолчите! Коротеев, ты зачем его сюда притащил?! Тебе есть что сказать, Владимир?! Так нахрена этот цирк устроил! Фролов, свободен, объяснение на моё имя оставишь у секретаря.
Выходил я из кабинета под гомон и тихий смех, точно комик после удачного выступления.
— Ну что, сняли?
— Нет конечно. НОД сам не понял, зачем меня позвали. Попросил написать заявление. Листочек дадите?
— Бери. Видимо, выговором отделаешься — успокоила секретарша, такая же многомудрая женщина, как большинство встреченных мной в больших железнодорожных кабинетах секретарш.
Вот прямо на этом кураже, не выключая дурака, я и написал своё объяснение, почти слово в слово повторив сказанное вслух. Только в конце не удержался и завершил свой опус фразой, что «Обязуюсь и впредь работать также хорошо на благо нашего предприятия». Взяв в руки моё объяснение, секретарша на минуту заморозилась, потом снова его перечитала, протянула негромкое «Да-а-а-а», и положила листок в какую-то папочку.
— Всего хорошего вам, пойду трудиться дальше! Дела не ждут.
— До свидания, Фролов. Всякое я видела, но такие вот фортели встречаю впервые.
Отпустило меня на улице, вернее режим выключился. Я промотал воспоминания, послушал себя, других, и решил, что вел себя абсолютно верно. Наглость второе счастье, а скромность украшает лучше всего тех, у кого денег много. Мне сейчас быть скромным и тихим ни к чему. Блин, но была в глубине души мыслишка, что про платформы начнут расспрашивать.
Платформы опять были нужны, опять завод лихорадило из-за их дефицита. Рафик, душевный и простой человек, опять начал меня осаждать и навязывать свои деньги. Мало того, этот наглец похвастался, как он приподнялся в финансовом плане на мне. Этот хмырь, пока я был в отпуске приехал в Новоузловск, убедился, что дефицита порожняка под погрузку кранов временно не наблюдается… а потом все вагоны засветил перед своим начальством как выбитые за бабку у меня. Порядка семисот рублей в свой карман жучок положил. Сидим у меня дома, он довольный и благодушный вещает, как удачно всё вышло, кофе мой нахваливает, ремонт одобряет:
— Вот, Петя, я ж обещал тебе, что деньги на ремонт будут. Слово сдержал, какой я молодец.
— Молодец конечно. Сейчас почто опять приехал?
— Ой, ты же видишь, с вагонами опять напряженка. Дай платформ. Такса та же.
Если вы думаете, что я обиделся на Рафика или как-то почувствовал, что он мои деньги зажал, то мимо. На Рафика невозможно обижаться. Этот не то татарин, не то башкир по жизни идет настолько легко и беззлобно, что если и наступит кому на ногу, то только по неосторожности, без желания затоптать. Конечно, я ему помогу, конечно, по обычной таксе.
А в ресторан мы с ним всё-таки заехали, но не в наш, а в тот, что в соседнем городе Новомосковске. И инкогнито так легче соблюсти, и класс заведения повыше. Завалившись хмурым ноябрьским вечером ко мне без предупреждения, бизнесмен Ленинградского разлива застал в гостях Лену. И всё, «гусары при дамах только стоя», «мы это должны отметить», причем не клинья хмырь подбивал, а душа у него потребовала праздника. Естественно, Елена отказалась от участия в мероприятии, ибо: была морально не готова, не одета для ресторана, не накрашена, не накручена… В ресторан мы поехали чуть ли не в тапках на босу ногу и халате на частнике, который ждал Рафика около дома. Про халат я привираю, на ней были джинсы и водолазка, но всё равно не вечернее платье. Лена не смогла, я не смог, мы не смогли устоять перед напором скучающего столичного бонвивана с кучей денег в кармане.
По итогам вечера, проведенного в ресторане, больше всего непонятно одно — кто здесь живет постоянно, а кто приехал на несколько дней? Нашего башкира встречали как родного, ему был зарезервировано козырный стол перед сценой, ему пел ансамбль, а потом солист подсел к нам общаться. Когда наш хмырь потребовал молока к водке, официант был вынужден бежать в магазин, потому что в ресторане молока не было. Это даже не сервис, это сказка какая-то.
Когда Миша, это который певец из ансамбля поклевал чего-то в своей тарелке, он заявил:
— Мы очень рады видеть у нас Рафика и его друзей. Что вы хотите послушать, может какие-то особенные заявки будут?
— Знаете, мне почему-то кажется, что у вас получится спеть «Вологду».
— Вот это да! Пётр, да ты просто в точку попал! Мишка же её исполнял на конкурсе молодых дарований. Кстати, лауреатом стал. Споёшь, Миша? — подскочил в своём кресле Рафик.
— С удовольствием. Приятно петь для настоящих ценителей.
И он спел, и он смог, получилось шикарно, ничуть не хуже, чем в оригинале, а потом опять подсел к нам.
— Михаил, это было великолепно! У вас и голос, и талант! Почему вы поёте тут?
— А кому мы нужны ТАМ? Все места давно расписаны, никому не нужны новые, даже с голосами. Я пытался поступить в консерваторию, не получилось. Так что сижу и не вытыкиваюсь. Знаете, сколько таких как я по кабакам с настоящими голосами, пока на эстраде кто— попало скачет. Так и дальше будет.
Лена при всём этом сидела как королевна и делала вид, что именно так она всегда в ресторанах и отдыхает. С обслуживанием по высшему разряду и музыкантами за нашим столиком. При этом форсу добавляло то, что она этот свой королевский стиль демонстрировала в домашних тапках, мол не настолько знаменательное событие, чтобы я наряжалась и красилась, всего лишь ресторан в Новомосковске.