– Перебрось его мне.
– Лови!
Декстер отошел на несколько шагов и, внимательно присматриваясь в темноте к фигуре Боба, бросил пакет.
– Поймал! – крикнул Боб.
Но затем раздалось приглушенное «ой!» и плеск воды.
– Что там у тебя? – забеспокоился Декстер.
– Пакет попал в руку, да отскочил! – отозвался Боб.
– Ох, что же ты наделал!
– Чем же я виноват? Ведь я не сова, в темноте не вижу.
– Поищи, пожалуйста.
– Я и так ищу!
Декстер в отчаянии прислушивался, как Боб, лежа на животе, с засученными рукавами, искал в воде пакет.
– Не стоит больше искать, – сказал наконец Боб, – его унесло течением.
– О, Боб!
– Ну, разве это поможет, что ты будешь говорить: «О, Боб!» Я не виноват, его отнесло… Ага! Нашел!
Боб встал и стряхнул с пакета воду.
– Ладно, – сказал он. – Я заверну его в носовой платок. Он скоро высохнет в моем кармане. А что в нем?
– Кое-что для сэра Джеймса.
– А разве ты не знаешь?
– Бумага не испортилась? – спросил озабоченно Декстер.
– Нет, все в порядке, скоро просохнет.
– Непременно отнеси пакет к сэру Джеймсу сегодня же вечером и осторожно опусти его в ящик!
– Ладно. Я замочил себе рукав, пойду домой просушить его и собрать свои вещи. Приготовь и ты свои!
Декстер не ответил, совесть его была неспокойна. Он прислушивался к шагам и посвистыванию Боба, уходившего приготовиться к путешествию в дальние страны, и спрашивал себя, хорошо ли он поступает. Мальчик чувствовал, что нехорошо. Но события последних дней укрепили его в мысли, что здесь его никто не любит.
– Все они смотрят на меня как на приютского, – прошептал он. – Боб прав: лучше уехать.
Глава XXVIIIПриготовления к бегству
Когда шаги Боба Димстеда затихли вдали, Декстер прокрался мимо дома прямо на сеновал, вынул из кармана свечной огарок и зажег его, вставив в старую бутылку из-под имбирного пива.
Свет разбудил его любимцев, и все они тотчас потребовали корма: раздались писк и царапанье.
Декстеру стало грустно, когда он выпустил крысу и она шмыгнула в щель между досками. Затем он выпустил мышей, которые тотчас взобрались к нему на плечи; но он снял их с себя и не без сожаления спустил на пол. Кроликов он вынес во двор, в надежде, что они опять одичают. О вреде, который они могут причинить овощам старого Дэниела, мальчик даже не подумал. Ежа Декстер посадил на цветочную клумбу, а белку – на ветку сосны.
Оставалось выпустить на волю змею и жабу. Заросли ежевики показались ему хорошим местом для змеи, и Декстер нежно опустил ее на землю. Глядя на жабу, сидевшую на его теплой ладони, он почувствовал желание взять ее с собой. «Места ей нужно немного, и прокормить ее ничего не стоит», – подумал мальчик. Но, идя через двор к саду, он решил не брать ее с собой из опасения, что это не понравится Бобу Димстеду.
Жаба все время жила в горшке вместе со змеей, и потому Декстер решил не разлучать друзей. Опустившись на колено, он раздвинул кусты ежевики, чтобы посадить между ними жабу.
– Прощай, Сэм, – сказал он тихо, – мы с тобой не раз забавлялись вместе. Надеюсь, старый друг, ты будешь счастлив и без меня.
Он ожидал, что жаба с радостью сползет с его руки на мягкую землю, и опечалился при мысли, что его друзья рвутся на свободу, неблагодарно забывая о нем. Ему и в голову не приходило, что он так же неблагодарно собирается покинуть приютивших его людей.
Жаба продолжала неподвижно сидеть на его руке.
– Ну, Сэм, что же ты не уходишь?
Декстер дернул рукой, чтобы заставить жабу сойти, но она не трогалась с места и еще крепче прижалась к ладони. Декстер, по обыкновению, потер ей бок, и она с видимым наслаждением наклонилась к почесывавшим ее пальцам.
– Ну, теперь уходи! Марш!
Жаба не шелохнулась.
– Не хочешь? – воскликнул мальчик и поднес своего любимца к карману куртки.
Жаба зашевелила лапками, вползла в карман и улеглась под носовым платком.
– Как будто знает! – воскликнул Декстер. – Ну, я возьму ее с собой.
Вернувшись в дом, в передней он встретил миссис Миллет.
– А, вы тут, мистер Декстер! Мне нужно сказать вам пару слов.
«Узнали!» – подумал мальчик, мучимый угрызениями совести.
– Ну-с, – громко проговорила старая экономка, держа мальчика за пуговицу куртки, так что уйти ему было невозможно, – я все знаю!
– Вы… вы все знаете? – пролепетал мальчик.
– Да, сэр, нечего хмуриться. Я знаю ваши мысли.
– Как… вы узнали? – лепетал он.
– Как я узнала? Ну-с, сэр, я сейчас же иду к доктору и все скажу ему.
– Нет, пожалуйста, не делайте этого, – прошептал Декстер, хватая ее за руку.
– В таком случае я должна сказать мисс Элен.
– Нет, нет, пожалуйста, не теперь, – молил Декстер, и смягченная старушка покачала головой.
– Ну уж, право, не знаю, что и делать, – сказала она тихо. – Ведь нужно же им знать все это…
Мальчик смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Если бы все открылось через несколько часов, он был бы уже далеко и не слышал бы гневных слов и упреков. Выслушивать же их теперь было свыше его сил. Пусть Боб думает и говорит, что хочет, но Декстер должен попросить прощения у старой экономки и бросить всякую мысль о бегстве!
– Ну, – сказала миссис Миллет, – я вижу, что вы очень жалеете об этом.
– Да, да, – шептал он, – так жалею… и… и…
– Значит, вы теперь выпьете, как и подобает хорошему мальчику?
– Выпить?
– Да, милый. Меня трудно провести. В последний раз стакан был пустой, но я знала, что вы не выпили лекарство: на наружной стороне стекла не было следов ваших губ…
«Она о ромашке!» – подумал Декстер и вздохнул с облегчением. Старушка раз в неделю готовила для него это лекарство, которое если и не приносило ему пользы, то и вреда не причиняло.
– Так вы выпьете ромашку на ночь?
– Да, непременно, – сказал Декстер с твердым намерением сдержать слово.
– Вот теперь я вижу, что вы хороший мальчик! – улыбнулась старушка и погладила его по голове. – Вам это очень полезно. Вы похорошели здесь. Волосы отлично выросли, да и цвет лица теперь такой свежий! Это все от ромашки.
Миссис Миллет положила руки на плечи мальчика и поцеловала его с такой материнской нежностью, что у Декстера захватило дух. Он, в свою очередь, тоже поцеловал ее.
– Вот и хорошо, – сказала старушка. – Вы совсем не так дурны, как говорит Мэри. Шалун, конечно, да ведь все мальчики шалят. Не правда ли, мой дорогой?
Декстер ничего не ответил.
– Я поставлю вам ромашку на умывальник, не забудьте принять ее, как встанете завтра утром.
– Непременно выпью, – сказал Декстер.
Старушка ласково кивнула ему головой и ушла наверх, оставив его в передней.
Почему именно теперь, когда он хочет уйти, люди стали казаться Декстеру ласковее? Только что ему хотелось освободиться от уроков, от наставлений доктора, от этой правильной жизни в доме. К тому же его увлекала мысль путешествовать по свету и испытывать разные приключения. Но теперь эта мысль не доставляла мальчику ни удовольствия, ни уверенности.
Ему предстояло исполнить еще один долг. Он чувствовал, что должен проститься с Элен, которая с первого дня его жизни в этом доме была всегда ласкова с ним.
На этот раз он прокрался в кабинет никем не замеченный. В уютной комнате царил полусвет: лампа доктора не была потушена, в ней только уменьшили огонь.
Декстер повернул горелку, торопливо достал бумагу и конверт и дрожащей рукой, с тяжелым сердцем, написал другое письмо:
«Дорогая мисс Грейсон! Боюсь, что вы сочтете меня за очень неблагадарного мальчика, но я должен покинуть вас и искать счастья по свету. Вы, а иногда и мистер Грейсон, были ласковы ко мне. Но все другие нинавидели меня и смеялись надо мной, потому что я был приютский. Я не могу больше выносить этого, и Боб Димстед говорит, что он тоже не вынес бы, если бы был на моем месте; и мы оба уезжаем и никогда больше не вирнемся.
P. S. Я думаю, лучше: Овид Колеби. Ведь я не смею теперь называть себя Декстером. Я бы зачеркнул подпись, но вы всегда говорили, что лучше не замазывать ошибок, потому что это ниопрятно.
Я вас очень люблю, и миссис Миллет тоже, но больше не могу принимать на ночь ее ликарств».
Как пишется лекарство – через «и» или через «е»? На глаза Декстера навернулась робкая слеза, письмо вызвало в нем много хороших воспоминаний о ласках Элен.
Едва мальчик запечатал письмо и надписал адрес, как ему показалось, что в передней отворилась дверь.
Декстер поспешно сунул письмо в карман, схватил бумажку со стола доктора, начертил на ней треугольник и обозначил буквами его стороны и углы. Потом мальчику пришло в голову, что он жалкий обманщик, и он начал быстро зачеркивать треугольник.
Бумага была вся измарана, когда дверь тихо отворилась и вошла Элен. Она подошла и ласково, тоном любящей сестры, заговорила:
– Ах, мой милый бедный труженик! Вот ты где! Опять за геометрией! Мистер Лимпни совсем замучает твою головку. Ну, пойдем со мной: я сыграю папе несколько пьес, а потом мы будем с тобой играть в шашки!
Декстер вскочил. Его мучила совесть. И зачем только в этот вечер все были с ним так ласковы?!
– Ты, кажется, устал, Декстер, – сказала весело Элен. – Ну, идем же.
– Э, где же это он был? Опять где-нибудь проказничал? – заметил полушутливо доктор, когда они вошли в гостиную.
– Проказничал? Нет, папа! – возразила Элен, обняв одной рукой мальчика. – Он был в твоем кабинете и трудился над этими страшными треугольниками, которые выдумал противный старый грек Евклид.
– Работал? Вот как! Прекрасно! – обрадовался доктор. – Отлично, Декстер, я очень рад!
Декстеру стало невыразимо стыдно за себя и, не смея взглянуть в глаза доктору, он взял книгу и принялся ее перелистывать.