– Никакие секреты не стоят конфликта с «Домино», – парировал Арктур. – Подумай, какую неоценимую поддержку они могут оказать Касте мимов.
– Каста мимов – слишком мелкая сошка для правительственной разведслужбы, – огрызнулась я. – Станут такие серьезные ребята якшаться с толпой расхлябанных бандюганов.
– У Касты большой потенциал. Ей можно поручить партизанскую войну против Сайена. Если наладишь контакт с Дюко, докажешь свою профпригодность, она наверняка замолвит за тебя словечко перед начальством.
Фантазия рисовала, как крупнейшие государства спонсируют мою разношерстную армию. Вчерашние террористы и головорезы заставляют трепетать Сайен.
– Может, ты и прав, – пробормотала я.
– Авантюризм у тебя в крови, – вещал Арктур. – Не спорю, на войне нужно уметь рисковать, но как друг очень тебя прошу – будь осторожна.
Не отрывая от него глаз, я снова приникла к чашке.
Правда заключалась в том, что у меня были свои резоны проникнуть в отель «Гаруш».
Конечно, можно рассказать Арктуру, но зачем его лишний раз нервировать, он и так настрадался по моей милости. Тем более искомое я умыкну незаметно – комар носа не подточит.
Чтобы не обнадеживать рефаита, я ограничилась кратким:
– Постараюсь.
Следующие несколько дней мы почти безвылазно торчали в подвале, переоборудованном в спортзал – с гантелями, штангой и прочим инвентарем. Арктур решил начать с простеньких приемов, чтобы постепенно вернуть меня в строй.
Мне стоило невероятных усилий отражать его притворные удары. Мускулы одеревенели, реакция притупилась. Если до недавних пор мы уравновешивали друг друга – моя ловкость против его силы, – то теперь одна чаша весов опустела. Арктур преодолевал мое сопротивление с такой легкостью, словно я не боролась, а мирно сидела на полу.
С отрешением дело обстояло не лучше. Время, проведенное в заточении, ослабило мой дар. После очередной мучительной попытки мне наконец удалось вызволить фантом из лабиринта. Даже не верится, что еще совсем недавно прыжок давался мне без малейших усилий.
Арктур был на высоте. Веселил меня архаичными оборотами, напряжение спадало, и я вновь становилась сама собой. К сожалению, ненадолго.
Меня отвлекала не столько неуклюжесть, сколько боль, сопровождавшая каждый вдох. Легкие абсолютно не насыщались кислородом. Приходилось прерываться чуть ли не каждые пять минут. Но самое досадное, Арктур никак меня не подстегивал. Во время очередного приступа кашля он отвел меня в гостиную и на весь вечер усадил на диван с грелкой.
Такая забота не шла мне впрок. В отличие от Арктура я не собиралась щадить себя и той же ночью, замотав кисти, крадучись спустилась в подвал. Если восстановлю физическую форму, дар, скорее всего, вернется.
Я сняла с углового стеллажа пару гантелей, какими без труда орудовала до битвы за власть, и подняла руки. Бицепсы тряслись, как желе, однако в напряжении мышц мне чудился добрый знак. Значит, тело постепенно привыкает к нагрузкам.
Внезапно у меня подломилось запястье. Из горла вырвалось шипение, гантели оглушительно грохнулись об пол. Захлебываясь кашлем, я повалилась на мат и согнулась пополам.
Постепенно в зале воцарилась гробовая тишина. Я подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом.
– Пейдж? – донеслось с порога.
У меня полыхали щеки, по лицу градом струился пот.
– Что стряслось? – допытывался Арктур.
Не дождавшись внятного ответа, он присел рядом. Я потерла запястье и принялась сгибать, разгибать пальцы.
– Они сломали меня в том гребаном подвале! – выкрикнула я. Во рту при этом появился солоноватый привкус. – Не представляю, как мне стать прежней.
– Никак, – «утешил» рефаит. – Та Пейдж мертва, как и вчерашняя, и позавчерашняя. Но смерть – это не конец, а начало нового этапа. Переход из одного состояния в другое. Твоя новая форма еще слишком хрупкая, но со временем она окрепнет. Наберись терпения.
Я криво ухмыльнулась:
– Терпение – непозволительная роскошь для простых смертных.
– Даже простого смертного хочется видеть в добром здравии, – рассудительно заметил Арктур. – В следующий визит Дюко попроси ее свести тебя с врачом.
Я обреченно кивнула и, опершись на его руку, встала, кляня себя за нелепое желание зареветь.
Мы поднялись в гостиную, и Арктур откупорил бутылку красного.
– Плесни и мне, надо промочить горло.
– Как скажешь. – Рефаит достал из шкафчика второй бокал. – Не знал, что ты у нас любительница вина.
– К жизни оно меня не вернет, но, надеюсь, капельку приободрит. Кстати, – поспешила сменить я тему, – ты когда-нибудь… надирался?
Рефаит изумленно поднял брови.
– Надирался? – переспросил он.
– Напивался, наклюкивался. Ar meisce[31]. Ощущал алкогольную интоксикацию?
– Насколько мне известно, нет.
– Очень жаль. – Я закинула ноги на диван. – А то устроили бы алкосоревнование.
– Какое еще соревнование? – насторожился Арктур.
– Ну, однажды мы с Надин смотрели новости и выпивали по стопке абсента всякий раз, когда с экрана звучало «паранормал». Знатно накидались. – Я завернулась в плед. – Давно хотела спросить…
– Да?
– В нашу первую тренировку ты действовал инстинктивно?
Рефаит поочередно наполнил бокалы.
– Отчасти. С появлением золотой пуповины мне стало намного легче ориентироваться, но изначально я руководствовался опытом общения с другой странницей.
Меня словно молнией ударило.
– Другой странницей?
– Никогда не задумывалась, почему Нашира так хорошо осведомлена об искусстве призрачных странствий? – Арктур закупорил бутылку. – Ты уже вторая ускользаешь у нее из-под носа.
Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Даже Джексон, самопровозглашенный эксперт в области ясновидения, считал меня единственной в своем роде. Разумеется, со временем я тоже стала мнить себя уникальной.
Хотя кое-какие нюансы противоречили нашей теории. В частности, Нашира была одержима идеей странствий задолго до моего появления в колонии. А как известно, одержимость не возникает на пустом месте.
– Эмма Орсон, – соизволил наконец удовлетворить мое любопытство Арктур. – Ее пленили после Третьего Сезона костей и доставили прямиком в колонию. – Он передал мне бокал. – Оставлять столь могущественного ясновидца подле Наширы было чревато, и Рантаны помогли Орсон бежать.
Не отрывая от него взгляда, я машинально взяла бокал.
– Но перед этим она рассказала тебе о странствиях.
– В общих чертах. Нам с Тирабелл удалось побеседовать с ней лишь дважды. Правда, Орсон не именовала себя призрачной странницей.
Еще бы, ведь термин изобрел Джексон.
– Что с ней случилось после побега? – наседала я.
– У меня есть гипотеза. – Арктур опустился на диван, бокал пристроил на подлокотник. – Не досчитавшись Орсон, Нашира отправила на ее поиски «алую тунику». А вскоре по Уайтчепелу прокатилась волна зверских убийств.
Меня охватил озноб.
– Потрошитель…
Сдержанный кивок.
– Последнюю жертву звали Мэри Келли, но, как позже выяснилось, на улицах ее знали под разными псевдонимами. В частности – Светлая Эмма.
– Думаешь, Эмма выдавала себя за Мэри Келли?
– Да. Либо же убийца ошибся. Так или иначе, с тех пор Эмма Орсон как сквозь землю провалилась.
В памяти всплыли фотографии с места преступления – на черном рынке их разбирали как горячие пирожки.
– Нашира наверняка рвала и метала, – сменила я тему в попытке вытеснить посмертный образ убитой из головы. – А мы все гадали, как она заполучила Потрошителя. Теперь все ясно. Нашира дождалась, пока он вернется в Первый Шиол, казнила его и подчинила фантом – либо в наказание за то, что он не нашел Эмму, либо за ее убийство.
– Скорее всего, – согласился Арктур. – Как известно, Нашира обратила кровавую резню в свою пользу. Она давно ждала случая свергнуть монархию. Едва принц Эдвард взошел на престол, она захлопнула мышеловку, заклеймив новоиспеченного монарха Кровавым Королем.
Нашира обвинила его в убийствах и распространении паранормальной чумы, а после привела к власти Сайен. Если Арктур ничего не путает, началось все с призрачной странницы.
– На своем веку мне довелось встретить всего двух странниц. Ты вторая, – заключил рефаит.
– Немудрено. – Я осушила бокал. – Нашира будет преследовать меня вечно?
– Да.
Ну хоть кто-то не пытается подсластить пилюлю. Пора ответить взаимностью.
– Арктур, огромная просьба: перестань щадить меня на тренировках. – Я посмотрела на него в упор. – Мы договорились делать все, что в наших силах, и не останавливаться ни перед чем.
Параллельно вспомнилась ночь, когда я растоптала наше хрупкое, едва обозначившееся чувство. Принесла его в жертву революции.
Мне нельзя испытывать то, что я испытываю рядом с тобой.
Тишина повисла между нами плотной, почти осязаемой завесой.
– Хорошо, – откликнулся наконец Арктур, пригубив вина.
– Вот и славно. – Я поднялась с дивана. – Если не возражаешь, предлагаю перейти на французский. Едва ли Фрер употребляет в кулуарах английский.
– Здравая мысль, – похвалил рефаит. – Bonne nuit, petite rêveuse[32].
– Bonne nuit[33].
Остаток января прошел в изнуряющих тренировках. День за днем Арктур муштровал мой заскорузлый фантом, однако тот реагировал лишь на опасность. Замкнутый круг. Отчаявшись, я прибегла к фантазии и с ее помощью научилась стимулировать дар.
Я воображала каземат. Воображала друзей, застывших под дулами безликих солдат. Воображала бойню, навсегда искалечившую мою психику. Наконец ценою титанических усилий мне удалось отрешиться от тела и атаковать броню Арктура. Из носа хлынула кровь, но лиха беда начало.
В редкие часы досуга я зубрила принесенное Дюко досье на Фрер.
Люси Изабелла Фрер, старшая из трех дочерей министра финансов, родилась в Сайенской цитадели Тулуза. После развода родителей переехала вместе с матерью и средней сестрой в Марсель.