– Меня зовут Жан-Мишель, – зашептал он. – Простите, а вы кто?
– Жан-Ми! – цыкнула на него Милен. – Нам нельзя называть свои имена посторонним.
Жан-Мишель меланхолично жевал край одеяла и смотрел на меня телячьими глазами. Я соскребла себя с кушетки и опустилась перед ребятишками на корточки.
– Привет, Жан-Мишель. Меня зовут Пейдж. Спасибо, что разрешили мне погостить.
– Смешной у тебя голос, – заметил мальчик.
– Не голос, а акцент. Я ведь не из этих мест, а приехала из далекой Ирландии.
Его огромные глаза стали еще больше.
– А разве там не обитают злодеи?
– Maman говорит, обитают, – отрезала Милен, не дав мне опомниться, – и вообще, нам нельзя с вами говорить. Я просто хотела увидеть мракобеса. Онезим говорит, мы должны во всем слушаться maman.
– Онезим – твой старший брат? – уточнила я.
– Да. Он сегодня вернулся в школу. В этом году ему исполнится десять. А я – Милен Эдит, мне семь с половиной. А Жану-Ми всего четыре. Гляньте, у него даже молочные зубы не выпали.
Жан-Мишель с готовностью улыбнулся во весь рот. У меня защемило в груди: вспомнилось, как за каждый выпавший зуб бабуля подсовывала мне под подушку серебряную монетку.
Я была ровесницей Милен, когда Сайен завербовал моего отца. Он насильно увез меня из Ирландии, но ее образ навсегда запечатлелся в сердце. Образ родины поддерживал меня, не давал сойти с ума, напоминая о том, что мир не исчерпывается Сайеном. Жану-Мишелю и Милен повезло меньше, они не ведали иной реальности.
– Поиграешь с нами? – застенчиво попросил мальчик. – Мы часто играем здесь в прятки.
– Правда?
– Ага. Когда мама с папой заняты.
– Тут раньше жила бабушка Кэролайн, – добавила Милен. Из досье я знала, что Люси перевезла сюда мать, когда та слегла окончательно, и ухаживала за ней до последнего. – После ее смерти maman заперла мансарду, но я отыскала потайной ход, а Жан-Мишель увязался следом. Хотя легионерам запрещено покидать пост, они не всегда слушаются, зато нам раздолье.
Ценная информация!
– Представляю, – улыбнулась я. – Наверняка вы излазали все вдоль и поперек. Не покажете, где потайной ход?
Милен нахмурилась:
– Удрать решила, чудище?
– Эй, мы ведь договорились, никакое я не чудище. – Я нарочито скосила глаза, и дети засмеялись. – Ладно, можете не рассказывать. Это ведь секрет. У меня тоже есть секреты.
– Правда?
– А то! – Я плюхнулась на пол, ребятня последовала моему примеру. – Значит, вы наведываетесь сюда, только если у родителей дела. Вот сейчас они заняты?
– Заняты, – подтвердила Милен, – воюют. Такая скука. Papa постоянно сердится и устает.
– Сердится? – Я навострила уши. – Из-за чего?
– Ну, он не говорит, что сердится, но я-то понимаю.
– У нас совсем нет друзей, – посетовал Жан-Мишель. – Не то что у Онезима.
– Онезим учится в Валансе, – добавила Милен, подразумевая самый дорогой пансион во Франции. – А нам с Жаном-Ми приглашают гувернеров. И не пускают гулять дальше двора. Maman боится, что нас похитят злые паранормалы. – Девочка покосилась на меня. – Хотя ты вроде добрая, как и Кэд.
– Онезим говорит, добрых паранормалов не бывает, – пробубнил Жан-Мишель, не переставая мусолить одеяло.
– Само собой, Кэд добрый, глупыш. Иначе мама с папой не поселили бы его у нас.
– Ну да…
– А вот насчет Пейдж сомневаюсь… – протянула Милен. Внешне девочка была точная копия Фрер, но с пронзительным взглядом Менара.
– А вы проверьте, – подмигнула я. – Сыграем в прятки. Обещаю не убегать. Если сдержу слово, вы прекратите называть меня чудищем. Ну как, согласны?
– Конечно! – Жан-Мишель вскочил, робость как ветром сдуло.
– А не слабó? – просияла Милен. – Учти, в прятках мне нет равных.
Бедные дети. Как же они истосковались, если готовы водиться с пленницей? Классические плоды сайенского воспитания.
– Не слабó, – заверила я. – У меня большой опыт.
– Ладно. Но если выиграю, чур, не дуться. Я всегда выигрываю. – Судя по тону, Милен изнемогала под бременем вечной победительницы. – Обещаешь?
– Обещаю.
Ребятня выпроводила меня за дверь. Милен вытащила из замочной скважины связку ключей и сунула ее в карман.
Как выяснилось, комнат в мансарде было несколько. По-видимому, еще недавно здесь помещались роскошные покои. В широких полосах солнечного света клубилась пыль. Мебель была сдвинута к стене и накрыта плотными чехлами.
Из комнаты я выбралась. Осталось выбраться с чердака.
Милен развернулась вокруг своей оси, пышная юбка всколыхнулась следом.
– А какой у тебя дом, Пейдж?
– Очень уютный, – откликнулась я, подразумевая явочную квартиру. – Только я живу там не одна, а с другом.
– Maman говорит, все паранормалы живут в свинарнике.
– А что такое свинарник? – пискнул Жан-Мишель, оседлав пыльный сундук.
Милен растерянно глянула на меня.
– Очень грязное и запущенное место, – пояснила я.
Ребятня приуныла.
– Сами виноваты, – буркнула Милен, накручивая локон на палец. – Многие anormales разбойничают, грабят и обманывают. Онезим считает…
– Всем доброе утро!
Я застыла как вкопанная. Кэд стоял, привалившись к стене, руки скрещены на груди.
– Кэд! – Жан-Мишель рванул ему на встречу, и оракул подбросил мальчика к потолку.
– Привет, непоседа. Показываете гостье свой тайник, да, Милен?
– Мы проверяем Пейдж, – степенно откликнулась девочка. – Если она сыграет с нами в прятки и не сбежит, значит она добрый паранормал. А если попробует смыться, мы расскажем рapa и он отрубит ей голову.
– Как по мне, очень увлекательно. – Кэд покосился на меня, но после короткой игры в гляделки, отвел взгляд.
– Я должен отвести Пейдж кое-куда. – Он опустил Жана-Мишеля и взъерошил ему волосы. Милен чуть не плакала от досады. – Эй, не грустить. Повеселитесь в другой раз. Maman ждет вас у себя. И поторопитесь, иначе малыш в животике слопает весь завтрак.
– Фигушки! – Милен чуть ли не волоком потащила брата в сторону моей комнаты, оставив нас с Кэдом наедине. Вскоре ребятишки скрылись из вида, так и не объяснив, где искать потайной ход.
– Чувствую, прятки – твоя идея, – вздохнул Кэд. – Пейдж, просил же, не нарывайся. Милен и Жан-Ми – существа очаровательные, но если они на радостях проболтаются Люси…
– Меня казнят. Казнят непременно. Просто до Менара еще не дошло, что толку с меня – как с козла молока.
– Так помоги ему.
– Не начинай. Касту мимов Страсбургский мясник получит только через мой труп.
– Дело хозяйское. Впрочем, есть веский аргумент, который, вероятно, заставит тебя иначе взглянуть на проблему. – Кэд направился к лестнице. – Идем. Хочу тебя кое с кем познакомить.
Этажом ниже дверь в мансарду охраняла единственная представительница ДКО. С нашим появлением ее ладонь машинально стиснула рукоять дубинки.
– Легионер, – потупившись, забормотал Кэд, – мы здесь с дозволения верховного инквизитора.
– Меня уведомили. – Она отперла замок. – Не отклоняться от согласованного маршрута.
Мы переступили порог. Кэд прижал палец к губам и поволок меня вглубь коридора, оттуда по лестнице – на цокольный этаж. Мы миновали кишащую лабиринтами комнату, откуда доносились голоса, свернули за угол и замерли перед бархатной шторой.
– Сейчас тебе откроется величайшая тайна Сайена, – объявил Кэд.
– Рефаиты – вот их самая страшная тайна.
Кэд странно поглядел на меня и отдернул алую шторку:
– Заблуждаешься.
– Исчерпывающе, – скривилась я. – Не надоело наводить тень на плетень?
За занавеской оказалась дверца, которую мой спутник отворил ключом. Ссутулившись, я шагнула в тесный проем. Под ногами ощущались каменные ступени. Кэд спрятал ключ в карман и снял с настенного аккумулятора фонарь. По мере спуска в недра отеля «Гаруш» у меня стремительно развивалась клаустрофобия.
Преодолев последний пролет, мы уперлись в дверь. Кэд набрал цифровой код и с силой потянул толстенную створку. Переступив порог, он направил луч фонаря вверх.
– Мы находимся в бункере. Убежище инквизиторской семьи на случай вторжения и прочих катаклизмов, включая ядерную войну. В эпоху до Сайена здесь помещался винный погреб.
– Какую же, интересно, тайну прячут в погребе? – Я подавила приступ кашля. – Запас алкоголя?
– К твоему сведению, Менар – один из немногих сайенских чиновников, кто не притрагивается к алкоголю. Думаю, он ни разу не нарушил сухой закон. Менар – истинный сын Сайена. Олицетворение Якоря. – Кэд повернулся ко мне. – Лучшей кандидатуры для войны с рефаитами не сыскать. Коллеги по цеху, вкусившие запретных удовольствий и наживающиеся на паранормалах, лицемерно закрывают глаза на рефаитов. Однако Менар не из таких.
– Не надоело его рекламировать?
– Никто никого не рекламирует. Менар – кровожадный выродок, но выродок, наделенный деньгами и властью, а без них борьба с рефаитами заведомо обречена на провал.
Возразить было нечего. Без Альсафи с его финансовыми махинациями Каста мимов быстро исчерпает имеющиеся ресурсы.
– Вот-вот, подумай хорошенько, – воодушевился Кэд, почуяв слабину. – Да ты вся дрожишь! Дать куртку?
– Не надо, – буркнула я.
Кэд только пожал плечами и устремился вперед, лавируя среди коробок и стеллажей. Внезапно он замер и направил фонарь в сторону. Луч выхватил из мрака фигуру.
Рефаит.
Даже в сидячем положении он превосходил Арктура ростом. Настоящий гигант, выше любого из своих собратьев. Его мускулистые руки толщиной в две мои были скованы над головой. Цепи с вплетенными в звенья алыми цветами опутывали торс, там, где кожа соприкасалась с лепестками, серели пятна. Выглядел исполин устрашающе.
Похоже, он спал или находился под действием какого-то препарата, на лице застыло умиротворение. Смоляные кудри волнами ниспадали до талии.
– Кто это? – прошипела я. – Откуда он взялся?
– Нашира прислала его в октябре… утрясти вопрос с Менаром по поводу Верховного территориального акта и учреждения во Франции Второго Шиола. – Кэд всучил мне фонарь и дернул цепь. – Просыпайся, Корнефорос. К тебе гости.