– Что это вообще за седмица такая?
– Семеро суток, – пояснил Арктур так, словно речь не шла о самом бесполезном слове в мире. – Корнефорос – остеомант, раньше гадал по детским костям для Краза Саргаса. Ну и бонусом – его прикосновение вызывает нечеловеческую боль.
Да, в умении выбирать союзников мне не откажешь.
– Мне нужно было выяснить, где находится Второй Шиол, – оправдывалась я. – А на безрыбье, сам понимаешь…
– Полагаю, Корнефорос указал тебе место.
– Версаль. В принципе, логично, однако Корнефорос мог и соврать.
– Весьма вероятно. Обман у него в крови.
– Кто бы говорил, – непроизвольно вырвалось у меня.
Арктур вопросительно поднял бровь.
– Последний секрет, который ты утаил. Он случайно не касается эмитов?
Тень падала ему на лицо, отчего глаза пылали ярким пламенем.
– Тебе все известно, – констатировал Арктур.
– О вашем перевоплощении в гниющих великанов? Эту тайну ты хранил?
– Да.
Повисла пауза.
– Тогда мне все известно. – Я грохнула чашку на столик. – Если хочешь объясниться, не стесняйся.
Арктур поник. Однако сквозь пуповину чувствовалось облегчение, как будто исчезли невидимые путы.
– Тирабелл опасалась, что узнав правду, вы с единомышленниками откажетесь сотрудничать с Рантанами, а конкретно ты не пожелаешь выслушивать никакие доводы. Незадолго до нашей встречи она убедила нас дать обет молчания.
В воображении всплыла картина: рефаиты при свечах клянутся соблюдать строжайшую секретность.
– Тогда я не испытывал к тебе чувств, поэтому согласился, о чем потом горько сожалел. Недомолвки могли посеять те самые подозрения, которые предвидела Тирабелл. Я умолял ее снять с меня обет, но она отказалась.
– Ты мог сказать мне по секрету, – возразила я.
– И обесценить все прочие обещания? Для рефаита это дело чести. Нарушить данное слово – значит навеки заклеймить себя позором.
– Только не в моих глазах!
– Пейдж, запомни одно: впредь я никогда не принесу клятву, способную подорвать твое доверие. Однако сделанного не воротишь. Я Рантан, а Тирабелл – моя избранная правительница.
– А я ваша темная владычица. И наш альянс подразумевал взаимное доверие. Вместо этого вы пудрили нам мозги и нарочно держали в неведении.
Ему хватило ума не спорить.
– Ты уже нарушал слово, данное Нашире, когда захотел поступить по совести. Почему было не сделать исключение для меня?
– Невелика беда – прослыть клятвоотступником для наследной правительницы. Но если бы я нарушил обязательства, возложенные Рантанами, меня бы отстранили от дел, лишив возможности защищать твои интересы.
– Ты обманываешь их по-другому. – Мне вдруг надоело притворяться. – Всякий раз, когда мы остаемся наедине, когда ты прикасаешься ко мне, в Рантанах селятся гнев и подозрения. Однако тебя это не останавливает.
Мы оба напряглись, взгляды скрещены.
– Таких клятв я не приносил, – тихо откликнулся Арктур.
– Разве это не само собой разумеющееся?
– Только Саргасы ратуют за доктрину плотеотступничества, – последовал ответ. – Хотя у Рантанов она тоже в почете, негласным законом ее не назовешь.
Я вздернула подбородок и, собравшись с духом, нарушила затянувшуюся паузу:
– Я упорно не желала идти по следу из хлебных крошек, не желала замечать намеки, поскольку слепо доверилась тебе, а теперь…
Внезапно у меня перехватило дыхание, как будто полоснули бритвой по телу. Перед глазами все поблекло. Боль насквозь пронзала грудную летку, проникая в каждую клеточку. Арктур бросился ко мне:
– Пейдж!
Я исступленно замотала головой, призывая его не вмешиваться – все равно не поможет. Согнувшись пополам, я обхватила себя руками в ожидании, когда чудовищные спазмы закончатся. Приступ миновал, оставив меня захлебываться слезами и пóтом.
– Много чести – оправдывать подозрения Тирабелл, – прохрипела я, едва боль утихла. – Мне надо принять ванну. Потом мы спокойно все обсудим, закроем тему и займемся наконец делом. От успеха предприятия зависит многое, не только наши жизни.
Арктур придвинулся ко мне вплотную, лицо его было близко как никогда. Я встала с кровати и без единого слова протиснулась мимо.
14. Горькая правда
Хотя вода по-прежнему ввергала меня в панику, я долго просидела в горячей ванне, подтянув колени к груди. Горячий пар успокаивал легкие. Мой взгляд был прикован к стене, а мысли витали вокруг событий минувшего года.
В Лондоне Арктур действительно внес немалую лепту в наше дело. Только благодаря его заступничеству у меня появились деньги на содержание огромного количества ясновидцев, только его стараниями Тирабелл не лишила меня финансирования после провальной вылазки на склад. Может, Арктур и впрямь верил, что, нарушив клятву, утратит авторитет.
Но особенно угнетала небрежность, с какой он отнесся к нашему хрупкому доверию. Скрытничая, утаивая от меня информацию, Арктур подрывал и без того шаткий союз.
Выбравшись из ванной, я завернулась в полотенце и протерла запотевшее зеркало. Мои от природы темные губы приобрели сероватый оттенок, кончики пальцев тоже посерели от злоупотребления фантомом.
Свежие синяки отливали фиолетовым. Я обработала ссадину на бедре антисептиком, облачилась в сорочку и попробовала расчесать спутанные лохмы – но только сломала гребень пополам. Самое паршивое – боль в груди неустанно нарастала, сковывала дыхание.
Ничего, отдохнуть всегда успеем. Главное сейчас – залатать брешь в нашей дружбе с Арктуром.
Рефаит с бокалом вина ждал в гостиной. Я опустилась на противоположный краешек дивана.
Дождь сменился градом. Полуденное небо стало угольно-черным.
– Не секрет, – произнес Арктур, – что рефаиты не рождаются, а возникают из загробного мира.
– Да.
– Но мы появляемся не скопом, а волнами. Упадок загробного мира – из-за которого и разразилась война, – совпал с последней волной, больше похожей на предсмертную агонию. И породила она не рефаитов, а эмитов. Вопреки скромной численности, они застали нас – неподготовленных и разобщенных – врасплох. Многие тогда перевоплотились.
В мертвой тишине я перенесла центр тяжести на правый бок. Дышать стало легче.
– Теперь понятно, почему нас бросали на передовую, – заметила я. – Вы не приближались к ним, чтобы не подцепить полусдвиг.
Меня всегда удивляло, почему могучие и непобедимые рефаиты не сражаются с монстрами сами, а посылают в неравный бой людей. Ну хоть сейчас ситуация прояснилась.
– Кэд ввел меня в курс дела, – «успокоила» я. – Ну, в общих чертах. Вы заражаетесь через укусы, царапины, словом, через нарушение целостности саркса. Соль и человеческая кровь подавляют симптомы, однако для исцеления необходима аура. – (Арктур кивнул, подтверждая мою правоту.) – Единственное, Кэд не выяснил, способны ли вы без подпитки спровоцировать полусдвиг.
– Нет.
Не отнимая ладони от ребер, я разглядывала его сквозь слипающиеся веки.
– Без подпитки мы теряем рассудок, силы и постепенно перестаем функционировать. Пыльца анемона ускоряет процесс и калечит нас, – добавил Арктур.
– У вас наступает подобие эфирного голодания, как у прорицателей, когда они теряют нумы.
– Разница в том, что ясновидцы умирают от эфирного голодания, мы же лишены такой благодати.
Я ждала, пока он продолжит.
– Неизвестно, насколько ослабевает наше восприятие в такие моменты. Зато доподлинно известно, что так мы особенно притягательны для эмитов. Реанимировать нас возможно только полусдвигом. Однако из двух зол собратья рефаиты выбирают секвестрацию.
– Проще говоря, вам отрубают голову клинком из опалита, никакой другой металл вашу кость не возьмет, – подхватила я.
– Верно.
– А дальше?
Арктур смотрел, как град стучит по стеклу.
– Секвестрация не тождественна земной смерти. Наши тела не разлагаются, лабиринты остаются в эфире. А фантомы не могут ни упокоиться, ни освободиться. Мы не умираем полноценно и полноценно не живем.
Вечная тюрьма. Ради моего спасения Альсафи обрек себя на мучительное прозябание.
– В колонии я распылила анемон на Краза Саргаса. И ты сказал, что он погиб, – напомнила я.
Арктур пожал плечами:
– Так и случилось, если не вдаваться в подробности. У Краза под рукой не оказалось ясновидца для подпитки. Уверен, Нашира потом его секвестрировала.
Фактически я убила одного из наследных правителей, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывала.
– Спасибо за откровенность, – поблагодарила я. – А то надоело блуждать в потемках. – Моя ладонь легла на пылающий лоб. – Менар не знает про опалит. Да и будь он в курсе, что это изменит? Нашира наверняка стережет его как зеницу ока.
– Так и есть.
– Тем не менее инквизитор Франции ратует за Второй Шиол в качестве массового пристанища рефаитов. Если разрушим его, лишимся потенциального союзника. Плюс эмиты расползутся по всему свету.
– Да, последствия неминуемы. Их не удалось миновать тогда, не удастся и сейчас. Однако во имя всех паранормалов – рефаитов и смертных – мы должны уничтожить Второй Шиол, – пылко проговорил Арктур. – Цивилизация, обрекающая частицу себя на рабство, недостойна спасения.
– Согласна. Так ты со мной?
– Если не возражаешь.
Обычно наше молчание было умиротворяющим, но сейчас оно повисло в воздухе, словно грозовая туча.
– Пожалуй, нет, – вынесла я вердикт.
– Ты подозрительно спокойно реагируешь, – заметил Арктур.
– На самом деле я в бешенстве. Просто нет сил орать.
Желание помириться боролось во мне с гордостью, разрывало на части.
– Личные разборки потерпят, – буркнула я. – Наша первоочередная задача – проверить наводку с Версалем.
Арктур долго не отводил от меня взгляда, словно отказывался закрывать тему.
– Можно попросить perdues, скитальцев, – произнес наконец он. – Они последователи Дряхлого Сиротки, пропавшего герцога.
– Откуда информация?