– Ага, мне тоже. – Надин тяжело вздохнула. – Ладно, еще накопим либо заведем богатых спонсоров.
Со спонсоров мои мысли перескочили на финансирование для Касты. Необходимо срочно попасть на явку и объясниться с Дюко. Валивший из дворца дым не мог остаться незамеченным. Наверняка весь Париж обонял и осязал зарево.
Я сунула руки в кардиган, а Зик помог мне подняться.
– Хочу засвидетельствовать свое почтение Дряхлому Сиротке. Свистните, когда появится Аркт… то есть когда появится Страж.
– Непременно, – заверила Надин.
– Спасибо. Где здесь сполоснуться?
– В конце тоннеля есть горячий источник, – с довольным видом сообщил Зик.
– Горячий источник? Под Парижем?
– Ага. – Паренек хихикнул. – Когда общаешься с темной владычицей, привыкаешь жить в роскоши.
Облюбованный Сироткой уголок мало отличался от других каменоломен, однако здесь ощущался уют, а стены из известняка дополняла кирпичная кладка. Сводчатая галерея разветвлялась на множество ходов. Черепа со вставленными в них свечами в роли светильников озаряли центральный туннель. Рядом с каждым черепом виднелась именная табличка. ЭТТЕЙЛА[87]. ТРИАНОН[88]. ЛЯ ВУАЗЕН[89]. Я почтительно коснулась тремя пальцами лба.
Дышать по-прежнему получалось с трудом. Ноги подкашивались. Цепляясь одной рукой за стену, я принялась исследовать гроты. Первый оказался увешан картинами, чудом уцелевшими после Великой чистки, когда во Франции сжигалось все, противоречащее философии Сайена, – от полотен и памятников до нум и реликвий. На некоторых холстах были изображены ангелы Господни, давшие название отдельной категории фантомов. Большинство картин не затрагивало религиозную тематику, однако их содержание явно носило провокационный характер. Вот, например: мужчина, рот искажен в безмолвном крике, а орел клюет его печень.
Во втором гроте теснились выставочные витрины с манускриптами, требниками, свитками и гримуарами. Третий занимала редчайшая коллекция нум. Здесь хранились не только отнятые Сайеном артефакты, но и наша история. Утраченная история ясновидения.
Среди томов обнаружилась переплетенная в кожу книга пророчеств, написанная на нескольких языках. Один терцет был выделен красным. Полустертые каракули гласили:
Трижды умоется кровью Сайен:
За жизнь, за корону,
За свергнутой башни тлен.
Через стенку ощущались лабиринты. Бросив последний взгляд на трехстишие, я завернула в соседнюю пещеру, где измученные Рейнельда и Ля Тараск играли в Таро. Неподалеку, завернувшись в спальный мешок, храпела Иви – целая и невредимая, если не считать ссадины на лбу. И такая умиротворенная.
– А, темная владычица. – Рейнельда подняла на меня заплаканные глаза. – Очнулась наконец. Как самочувствие?
– Могло быть и хуже. – Я плотнее запахнула кардиган. – А как твое?
– Относительно неплохо. – Она отложила карты. – Мальпертюи… мы воспринимали его как младшего брата.
– Сочувствую. Мне он показался добрым парнем.
– Он таким и был. – Рейнельда подавила вздох и кивнула на товарку. – Это Камилла по прозвищу Ля Тараск.
– Темная владычица, – низким голосом поприветствовала Камилла. Небрежно заплетенные льняные волосы ниспадали до талии. Внешне очень похожая на брата, только нос чуть шире, а подбородок не такой массивный. – Спасибо, что помогла спуститься в туннель. Переселением из меня высосали все соки.
– Пустяки, – отмахнулась я. – Как Иви?
– Нормально. – Камилла покосилась на спящую хиромантку. – Она может оставаться здесь сколько пожелает.
– Леандр хочет с тобой переговорить, – вмешалась Рейнельда. – Заглянешь к нему?
– Нет. – С Леандром разберусь позже. Его наглая физиономия будет напоминать о тех несчастных, брошенных на произвол судьбы. – Рейнельда, ты знала о его планах в отношении большинства заключенных?
– Никто не знал. Я чувствовала: у него что-то на уме, но, клянусь, понятия не имела, что именно. Когда он отправил нас с Надин и Сироткой вперед, мне и в голову не пришло проверить, идут ли за нами остальные.
Камилла, потупившись, теребила косу.
– Если хочешь искупаться, не стесняйся, – сменила тему Рейнельда. – Уборная там же.
– Спасибо.
Стараясь не думать, какую мученическую смерть принял Мальпертюи, я направилась к источнику. Разумеется, Тубан Саргас не сгинул в огне – о таком подарке нельзя и мечтать, – зато Нашира наверняка сурово накажет того, по чьей милости она лишилась колонии.
Для тесного алькова, куда кучка гангстеров справляет нужду, уборная выглядела более чем пристойно: ведра с водой для смыва, вырубленная в полу дыра, за которой простиралась очередная бездонная пропасть. Исторгнув в нее содержимое желудка, я заметила замызганный осколок, служивший зеркалом, но смотреться в него не рискнула.
Сквозь разлом в стене виднелся источник. От его поверхности поднимался пар. В купальне царил полумрак, разбавляемый лишь мерцанием свечей. Сердце учащенно забилось, но усталость приглушила страх.
Раздевшись до майки и шорт, я попробовала воду ногой. Пламя свечей дрогнуло. Гладко вытесанная ступенька позволяла сидеть, погрузившись в источник по плечи. Я опасливо сделала шаг, другой, стараясь не замечать пощипывание в ранах и мурашки, покрывшие руки и живот. Вскоре по телу разлилось приятное тепло.
И я действительно наслаждалась им. Получала удовольствие.
Возможно, моя фобия просто достигла пика. Возможно, мне удалось побороть ее в пещерах. Возможно, она исчезла ненадолго, но пока я ощущала, как это восхитительно – не бояться. Горячий пар расслаблял напряженные мышцы, проникал в каждую клеточку.
Я и забыла, каково это – сидеть в горячей ванне. На потолке набухли капельки влаги. На меня снизошло какое-то сонное умиротворение. Впервые за несколько месяцев я по-настоящему расслабилась и дышала полной грудью.
Взгляд зацепился за нишу, где виднелся бюст женщины из темного камня с венком на курчавых волосах. Заинтригованная, я подалась вперед.
– Ее зовут Марианна, – послышался голос.
Я вздрогнула, отчего поверхность источника пошла волнами. В разломе темнел чей-то силуэт.
– У нас принято купаться вместе, – приглушенно сообщил силуэт. – Если, конечно, темная владычица не возражает.
Уединение действовало на меня благотворно, однако я догадывалась, кто передо мной. И какие выгоды принесет наш разговор.
– Ни в коем случае, – откликнулась я. – Прошу.
– Благодарствую.
Гость направился к противоположному краю источника. Сквозь клубы густого пара мне удалось разглядеть, что он примерно моего роста, может чуть выше, темнокожий, жилистый. Смоляные курчавые волосы острижены под расческу. Длинные аристократические пальцы. И аура оракула.
Когда он погрузился в воду, я заметила, что его лицо скрыто элегантной золотой маской. Цветочный орнамент обрамлял прорези для глаз. В полумраке они казались пустыми.
– Марианна. – Брюнет снова кивнул на бюст. – Олицетворение Французской революции. Воплощение свободы и разума. Она есть в каждом моем убежище. Иногда я беседую с ней. С ней и со статуей Орлеанской девы подле трона.
Так он любит болтать с неодушевленными предметами? Прелестно.
– А с черепами не ведешь диалоги?
– Hélas, pauvre Yorick![90] – процитировал он и, заметив мое недоумение, констатировал: – Ты не читала Шекспира.
– А, Шекспир, – забубнила я. – Его пьесы периодически всплывают на черном рынке. Но мне попадалась только «Буря».
– Местные паранормалы от нее в восторге. И да, время от времени я консультируюсь с черепами наших великих предшественников, однако самыми неоспоримыми авторитетами для меня остаются Жанна и Марианна, хотя они такие разные. Орлеанская дева учит прислушиваться к эфиру. Отстаивать свое мнение любой ценой. А Марианна напоминает, почему Франция покорилась Сайену. Французы – республиканцы до мозга костей, ярые противники религии и монархии. Якорь тоже не питает к ним любви.
Его речь лилась плавно, умиротворяюще, однако ей недоставало бархатных ноток, присущих другим адептам тихих голосов, например Арктуру, недоставало легкой шероховатости, как от чиркающей спички.
– Да, Марианна с честью несет Якорь. Но французы – не только республиканцы, но и революционеры в придачу. Тираны у нас надолго не задерживаются. В моих ушах набатом звучит старый напев: liberté, égalité, fraternité[91]. Мы лишились всего. А взамен получили иллюзию безопасности.
– Приятно познакомиться, Дряхлый Сиротка, – нарушила я короткую паузу. – Или обращаться к тебе Игнас Фолл?
Мой собеседник наклонил голову:
– Позволь спросить, откуда тебе известно это имя?
– Прочла. В гроссбухе, принадлежащем Человеку в железной маске.
– Ясно.
Он облокотился на край источника. На одном из пальцев поблескивало серебряное кольцо причудливой формы.
– Вье-Орфеля. Дряхлый Сиротка. Tu ne me parais pas particulièrement vieux[92], – присовокупила я.
Вье-Орфеля звонко расхохотался:
– Анку предупреждал, что ты говоришь по-французски. Приятный сюрприз. Однако, если не возражаешь, мне бы хотелось вести диалог на английском, языке нашего общего врага. Мне доставляет удовольствие обсуждать крах Сайена на навязанном им же диалекте.
– Как пожелаешь. – По затылку у меня струился пот. – Не знала, что в Париже бьют горячие ключи.
– Один-единственный, в самых недрах квартала Пасси. Мы наткнулись на него вместе с Рейнельдой. Я искал себе убежище, поскольку не доверял великим герцогам. Как выяснилось, не зря.
Мы помолчали. Я осторожно окунула голову в источник, чтобы смочить волосы.
– Восхитительно, – произнес Вье-Орфеля.