— Давайте отыщем регистратуру, — принял решение Берци.
Терчи и Карчи впервые услышали это слово, а Берци хорошо знал от своих много путешествующих родителей, что каждая гостиница, каждый кемпинг имеет свою администрацию или бюро, где принимают вновь прибывших гостей, это и есть регистратура.
И ребята стали искать ее, уверенно катя перед собой коляску с Крохой.
— Эй, малыш! Какая замечательная у тебя шапочка! — подбежал мальчик. — Привет!
— Привет! Ты его знаешь?
— Еще бы!
В дверях регистратуры показался седой мужчина. Сорванцы вежливо поздоровались с ним.
— Мы привезли малыша. Родители его следуют за нами, — с легкостью соврал Карчи. — Вы ведь знаете его?
Мужчина улыбнулся и тотчас повернулся к конторке, подле которой — сорванцы только сейчас это заметили — стоял милиционер.
— Нет, нет. Никто не разыскивает здесь ребенка. В кемпинге острова Пап никогда не терялся ни один ребенок. — Потом он снова повернулся к ребятам. — Знаю ли я его? Да кто не знает этого маленького сорванца?! Ну, здравствуй, разбойник! Где же ты оставил своих папу и маму? Ну, хорошо, ребята, везите малыша прямехонько к двадцать второй палатке. А знаете, что выкинул вчера этот карапуз? Утром поймал кошечку и отшлепал ее! Весь лагерь удивлялся ему. Ну, идите, идите! Мальчик проводит вас до палатки.
Ребята пустились на поиски нужной палатки, с интересом рассматривая жилые вагончики и палатки.
Приближался вечер. На стоянке стоял микроавтобус, с которым они повстречались на Крепостной горе. А его пассажиры? Кто открывал консервы, кто разводил огонь под грилем. В специально отведенных местах женщины стирали, а неподалеку, в душевых, с визгом плескались дети. Многие были заняты приготовлением ужина. Где-то играла музыка, слышались мягкие звуки гитары. Знаете, невольно все же приходишь к мысли, что чем тише музыка, тем больше она привлекает внимание.
Кемпинг острова Пап! Незабываемое место! Густые, ветвистые деревья, буйная зелень, все вокруг дышит спокойствием. Где-то вдали слышится венгерская народная песня: «Привяжу коня к печальной иве…»
Терчи, Карчи, Берци и Кроха глубоко вдыхали в себя душистый, свежий воздух. Но вот они остановились перед двадцать второй палаткой. Она была пуста.
— Вот эта палатка, но хозяев пока нет. — И мальчик убежал.
— Да, это она, — повторили ребята печально.
Внезапно все события дня показались им такими далекими. Их вдруг охватила печаль, будто настала пора расставания не с чужим ребенком, а с собственным братиком. Ребята вынули из коляски малыша. Он потянулся, глазки оживились — в них не осталось и следа недавней сонливости. Кроха ухватился за коляску и покатил ее. Как ловко у него это получается!
— Мы ошиблись на полгода, — буркнул Берци.
— Если не больше.
— Я говорил, что ему давно пора в школу.
— Но не оставим же мы его здесь!
Друзья наклонились к ребенку и поцеловали его. Малыш точно почувствовал момент расставания — охотно отвечал на поцелуи и даже пытался обхватить ручонками то Терчи, то Карчи, то Берци.
— Кроха, будешь вспоминать о нас?
— Гггее-ггее-муцц…
— Слышите? Он произнес что-то похожее на «гезенгуз»[36]!
Малыш смеялся и хлопал в ладошки.
— Берци, надо бы оставить какое-то сообщение о том, что мы здесь были.
— Здесь мог быть кто угодно. Но мы…
— Подождем его родителей.
Нет! Им не хотелось, чтобы родители Крохи подумали, будто они возились с малышом, надеясь получить какую-либо награду. Вовсе нет!
— У меня идея! — Берци вынул из кармана тюбик с клеем и значок. И прилепил значок на дверь палатки.
Карчи одобрительно кивнул головой, потом достал свой значок и тоже приклеил его к коляске.
— Теперь отец ребенка будет знать, что это с нами он встретился на площади Героев.
Только Терчи не могла дать знать о себе. Что она заботилась и беспокоилась о малыше. В знак памяти она ставила поцелуи, несметное количество прощальных поцелуев, которыми она наградила малыша.
— Ну, теперь пошли. Они сейчас будут здесь. Я видел его мать на автобусной остановке.
Ах, как трудно было расставаться с Крохой! Малыша посадили на траву, вложили в ручки шапочку в горошек — пусть играет.
Сорванцы спрятались неподалеку от малыша за кустами, их было не видно.
…Трудный день выдался сегодня и для папы-туриста, и для мамы-туристки: они так и не встретились друг с другом. Беспокойство одолевало их, и наконец каждый из них твердо решил, что они никогда больше не будут ссориться, что на следующий день вновь отправятся на Крепостную гору — теперь уже вместе полюбоваться достопримечательностями Будапешта. Разными, правда, путями, но почти одновременно они попали на площадь Баттяни[37], спустились в метро и затем электричкой доехали до Сентэндре. Один из них сел в первый вагон, другой — в последний. Оба внимательно смотрели в окно.
Супруги не встретились и на автобусной остановке в Сентэндре. Она поджидала автобус (теперь ей и впрямь показался тяжелым туго набитый рюкзак), а он отправился на остров Пап пешком.
Папа-турист заглянул по пути в продовольственный магазин и купил там две коробки рыбацкой ухи и два батона салями: ну стоило ли ссориться из-за такого пустяка?!
Молодые люди одновременно подошли к кемпингу. Это одна из тех случайностей, которые сыграли важную роль в нашей истории.
Каждый из них уже тысячу раз пожалел об утренней ссоре, каждый тысячу раз мысленно повторил: «Это я виноват, дорогая», «Это я виновата, мой милый». И, наконец по счастливой случайности встретившись у входа в кемпинг, они с распростертыми объятиями бросились навстречу друг другу.
— Милый!
— Дорогая моя!
— Какая случайность!
— О, бедняжка! Мне так не хватало тебя!
— А мне тебя!
И тут они разом спросили одно и то же:
— А малышка?!
И умолкли выжидающе.
— А малышка? — прошептала мать. — Тебе с ним очень досталось?
— Но ведь я… оставил его с тобой.
— Что?!
— Ребенок остался с тобой. Где он?
— Разве он не с тобой? Где он?
Они смотрели друг на друга словно пораженные громом.
— Где ребенок? — закричала молодая женщина. — Боже, куда ты его дел?
— Где ты его оставила? — прошептал мужчина. — Это безумие!
У обоих кровь отлила от лица. Женщина покачнулась, но муж успел поддержать ее.
— Ты шутишь, скажи, что ты шутишь! Какая дурацкая шутка!
— Шутка? Если бы это была шутка!
Ужас железными лапами сжал сердце, и сразу пришла страшная догадка:
— Мы потеряли его!!!
Но в этот момент невдалеке от них раздался звонкий голосок и появился Кроха. Он вез коляску и никак не мог понять, почему родители бросились к нему и чуть не задушили его своими поцелуями и объятиями.
— Гггее-гге-муцц!
А за кустами притаились три тени. Потом они проследовали мимо регистратуры, с достоинством поклонились седовласому портье и смело взглянули на милиционера:
— Добрый вечер!
Автобус мчался к Будапешту. Почти пустой. На заднем сиденье устроились трое ребят. Они сильно шумели.
— Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать! Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать! До меня дошло, почему у Панчане все в порядке. Шесть восемьдесят, двенадцать, семь тридцать. Что бы ты ни купил, она всегда насчитывает одни и те же суммы.
— Сорванцы, открываю заседание!
— Терчи, это я съел печенье.
— Да позабудь ты об этом!
— Нет! Я решил сам себя воспитывать. Вот не смог же я встать в шесть часов. В наказание не буду есть целый день. Даю себе зарок. Но я так люблю печенье…
Автобус мчится в Будапешт.
— А насчет значков хорошая была идея.
— Да, замечательная.
— И вообще здорово, что ты додумался, кто его отец.
— Мы прибыли вовремя. Родители малыша ни о чем не подозревают.
— Но ведь мы им расскажем.
— Терчи!
— Что?
— Ты была очень симпатична, когда Кроха спал у тебя на коленях. Это я так, к слову.
— Спасибо.
— А что скажут наши родители?! Ну и ну!
— А мы все им расскажем.
— Представляю, как папа стукнет кулаком по столу и сделает вид, будто сердится: этих сорванцов ни на минуту нельзя оставлять без присмотра!