Теперь известно, что события в Первой мировой войне стали развиваться не совсем так, как желали русский император и будущий польский маршал. Их ход больше соответствовал предсказаниям П.Н. Дурново, изложенным в его записке, направленной Николаю II. Без тронов остались Романовы в России, Гогенцоллерны в Германии, Габсбурги в Австрии. Но с Российской империей такое случилось не в результате военного поражения от немцев и австрийцев, как предполагал Пилсудский. Ее «съели» две революции. Сначала буржуазная — в феврале, затем социалистическая — в октябре 1917 года, обе тоже совершенно неожиданные, как и Великая война. Ведь еще в январе 1917 В.И. Ленин сокрушался, что «мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции». Он собирался переезжать из Швейцарии в далекую Америку, но уже через полтора месяца произошла первая революция, в результате которой Россия осталась без царя. Нежданной она казалась и британскому политику Уинстону Черчиллю, который спустя годы в своей книге «Мировой кризис» отмечал, что в 1917 год Российская империя вступала значительно окрепшей, даже непобедимой. Царь Николай II «к этому моменту выиграл войну для России», но «ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже на виду».
Спустя целое столетие не может не вызывать удивления с недоумением, что российского императора в критические для него дни и часы даже из высшего армейского руководства поддержали только два человека: тот самый генерал от кавалерии — немец по национальности — Ф.А. Келлер, командовавший 3‑м конным корпусом, потом убитый украинскими петлюровцами, а также генерал от кавалерии, стоявший во главе Гвардейского кавалерийского корпуса, азербайджанец Гусейн Хан Нахичеванский, через два года расстрелянный чекистами. Все командующие фронтами, отнюдь не исповедовавшие марксизм, даже генерал-адъютант М.В. Алексеев — начальник штаба Верховного главнокомандующего, коим был сам Николай II, выступили за отречение императора от престола.
Известный варшавский политик и публицист Станислав Цат-Мацкевич, обратившись к тем временам в своей книге «Польская катастрофа 1939 года и ее причины», сформулировал три объяснения случившейся в России революции. Прежде всего, полагал он, к ней привел большое государство Николай II — джентльмен, мистик, человек, «совершенно не имевший чувства реальности». По мнению этого аналитика, у царя был «фантастический ум, готовый в любую минуту поверить в любую политическую сказку», а также «всем уступить, всем угодить». С каким-нибудь «другим членом этой династии на престоле Россия имела бы больше шансов избежать катастрофы, которая ее постигла». Второй причиной Станислав Цат-Мацкевич назвал мировую войну, от которой Николай II не посчитал нужным уклониться. Третьей — российскую интеллигенцию, для которой были характерны «отсутствие государственного чувства», а также совершенно «антигосударственные инстинкты». У нее «каждая антигосударственная организация вызывала симпатии», а тот, «кто помогал в борьбе с единовластием, становился ее «попутчиком», снабжал материальными средствами». Если вести речь о средствах, то, напоминал польский автор, «из истории российских социалистических партий мы знаем, что партии эти распоряжались тысячами», поступавшими «из карманов богатых фабрикантов, землевладельцев, состоятельных адвокатов, врачей…» Станислав Цат-Мацкевич в этой связи привел полный горькой иронии эпизод о том, как «Щегловитов, императорский министр юстиции, посаженный большевиками в Петропавловскую крепость, встретил на тюремной прогулке г-на Терещенко, министра правительства князя Львова, богача, который прежде был известен субсидированием революционного движения». Во время встречи И.Г. Щегловитов язвительно заметил: «Говорят, Вы заплатили пять миллионов, чтобы попасть сюда. Как жаль, что я об этом раньше не знал, я бы посадил Вас сюда бесплатно». Так Иван Щегловитов напомнил Михаилу Терещенко о денежных суммах, в свое время переданных им революционерам. Сформулировал польский аналитик и еще один вывод, мимо которого трудно пройти: «Российскому интеллигенту лишь казалось, что он мыслил антиправительственно, на самом же деле он мыслил антигосударственно».
Кое в чем все-таки не ошибся в своих предсказаниях и Пилсудский. Довольно точным оказался его образ польской мухи, сидящей на ухе одной из лошадей, галопирующих к финишу войны. Возрождение польской государственности в самом деле не стало результатом военных усилий самих поляков. Они служили и воевали и в российской, и в австро-венгерской, и в германской армиях. Больше всего их было в российской, меньше всего — в германском рейхсвере. Британец Норман Девис утверждает, что во время Первой мировой войны в вооруженных силах этих империй числилось почти два миллиона поляков, но по разные стороны фронта. К примеру, основательно вошедший в историю возродившейся Речи Посполитой генерал Юзеф Халлер начинал ту войну в чине австро-венгерского подполковника. В таком же звании и на одной стороне с ним воевали Казимеж Соснковский и Владислав Сикорский — тоже будущие польские генералы. Владиславу Сикорскому в годы уже Второй мировой войны предстояло побыть и главой польского правительства в изгнании, и Верховным главнокомандующим польскими вооруженными силами. В составе австро-венгерской армии, создав из добровольцев три бригады польских легионеров, дрался с русскими и Юзеф Пилсудский, получив от австро-венгерского командования звание бригадира — нечто среднее между полковником и генерал-майором. Маршалом он стал в марте 1920 года уже в возрожденной Польше, собственноручно подписав декрет, которым «возложил на себя» это высокое звание.
В те же годы не менее известный польский генерал Владислав Андерс, будучи поручиком русской армии и командуя эскадроном драгун, за проявленную храбрость и боевые способности был отмечен семью орденами, включая орден Святого Георгия 4‑й степени, за фронтовые отличия направлен в Академию Генерального штаба в Петрограде, где по окончании ускоренного курса получил соответствующий диплом и погоны капитана из рук самого Николая II. Родившийся на Люблинщине Юзеф Довбор-Мусницкий стал в русской армии генералом, командовал дивизией, корпусом, успел побыть и начальником штаба армии. Российским генерал-лейтенантом и георгиевским кавалером был и его родной брат Константин. Бригадой, дивизией, корпусом командовал в Первой мировой родившийся за Варшавой в деревеньке Шпеталь-Дольны генерал Антон Деникин, мамой которого была полька Эльжбета Вжесиньская, до конца своих дней, по признанию сына, говорившая только по-польски. Был среди русских офицеров того времени и морской офицер Георгий Пилсудский, командовавший на Балтийском флоте эсминцами «Внушительный», «Мощный», «Видный», «Победитель». В звании капитана второго ранга он возглавил дивизион эскадренных миноносцев и своим военным умением отличился в жестоком сражении за Моонзундские проливы в 1917 году. За годы службы был отмечен семью орденами, четыре из которых получил еще в Русско-японской войне. Георгий Сигизмундович, появившийся на свет в Санкт-Петербурге, родство с Юзефом Пилсудским, завершившим свой жизненный путь в российской столице, отрицал категорически, утверждая, что сам он происходит из псковских дворян. После Октябрьской революции работал капитаном в Севзапгосречпароходстве. Арестован 17 июля 1937 года по обвинению в шпионаже. Расстрелян 27 августа 1937 года в родном ему городе, сообщает «Ленинградский мартиролог». В тот год с такой фамилией выжить было проблематично. Польскоязычная Википедия о Георгии Пилсудском даже не упоминает.
Возвращаясь к довоенным предсказаниям Юзефа Пислудского, связанным с польским будущим, можно с изрядной долей уверенности сказать, что, «польская муха» столь желанного для нее финиша достигла, сидя уже на революционном коне. Спустя год после установления в России власти большевиков германскому кайзеру Вильгельму II тоже пришлось 10 ноября 1918 года спасаться в Нидерландах от собственных революционеров. Монарх Австро-Венгрии Карл I отрекся от престола лишь на два дня позднее Вильгельма II. В реальности Польша возродилась «в пустоте, возникшей после падения трех государств, ее разделивших». К такому выводу пришел в своей книге «Божье игрище. История Польши» и Норман Девис, всю жизнь плотно занимающийся польской историей. По его мнению, своим появлением на политической карте Европы Польша «не обязана даже самим полякам, которые, отличаясь в боях, ведущихся всеми столкнувшимися армиями, в конце концов стремились к взаимной нейтрализации собственных политических сил», видимо, чтобы избежать внутрипольского конфликта. Норман Девис даже позволил себе суждение, гласящее, что вторая Речь Посполитая «в ноябре 1918 года была вызвана к жизни в результате процесса, который биологи называют партеногенезом» — это значит «однополовым размножением», при котором «женские половые клетки (яйцеклетки) развиваются без оплодотворения».
Говоря о восстановлении польского государства по результатам Первой мировой войны, нельзя все-таки не вспомнить и о том, что заметный вклад в этот процесс внесла Германия. Такое ее действие поначалу было вызвано желанием до миллиона увеличить число солдат-поляков, воюющих за дело Второго рейха, путем создания Польского вермахта. Она же сделала так, что во главе новой Речи Посполитой оказался Юзеф Пилсудский. В немецких источниках есть сведения, что о возможном возрождении Польши в виде королевства германский кайзер Вильгельм II говорил еще в самом начале Первой мировой войны. В беседе с поляком по происхождению полковником Богданом фон Гуттен-Чапским он пообещал, что «в случае победы Германии в войне он предоставит польскому народу свободу и независимость». Однако далеко не все высокопоставленные немцы разделяли таких суждений главы Рейха. Начальник Генерального штаба Эрих фон Фалькенгайн предполагал, например, что польские земли лучше присоединить к Австро-Венгрии, в то же время канцлер Германии Теобальд фон Бетман-Гольвег считал, что вариант с польским возрождением был бы наихудшим. Не было по этому поводу единства и среди тех, кто командовал польскими легионерами. Как раз на такой почве случился конфликт между Юзефом Пилсудским и тем же Владиславом Сикорским, который тоже полагал, что новое польское государство должно возродиться под австрийской, а не герм