Другим сообщением, поступившим из корреспондентского пункта в Берлине, «Kurjer warszawski» информировал своих читателей, что один из ближайших сотрудников Гитлера, шеф имперского пресс-бюро Функ вместе с министром внутренних дел Фриком «приняли представителей зарубежной прессы, которым заявили, что новое правительство не намерено экспериментировать как в сфере политики, так и экономики. В особенности оно будет избегать экспериментов, которые могли бы ослабить валюту. Правительство намерено вести политику мирную и дружественно сотрудничать со всеми народами». При этом корреспондент не удержался и задался вопросом, ответа на который он не знал: «будет ли это относиться к Польше». Вместе с тем он сообщил также, что «министр Фрик попросил представителей зарубежной прессы лояльно сотрудничать с властями и одновременно предостерег от «татарских подходов». Журналисты тем не менее интерпретировали заявление министра как «угрозу и обещание острой цензуры». Еще одна заметка сообщала, что правительство Гитлера чувствует себя весьма неуверенно, поскольку обладает в парламенте слабым большинством и «не сможет существовать без терпимости центра и баварской народной партии». Центристские политические силы, по словам ее автора, стали «тем язычком на весах, от отклонения которого будет зависеть судьба кабинета». В то же время «корреспонденту «Kur. Warsz.» стало известно от хорошо информированных людей, что, не желая допустить диктатуры Гитлера», тот политический центр, «похоже, решится на тихую терпимость к кабинету», но не на его поддержку.
Более пессимистические отклики на назначение Гитлера канцлером, связанные с будущим Германии, поступали в Варшаву из австрийской столицы. Исключением были только заявления венских нацистов. Левая же газета «Allgemeine Zeitung» приравняла его приход к власти к битве на Марне, завершившейся в 1914 году поражением немецкой армии, предсказывала «несчастливые результаты как с точки зрения внутренней, так и внешней политики», даже предупреждала, что «гражданская война стучится в двери империи». Она также исходила из того, что «дорвавшись до власти, фашизм легко не выпустит ее из своих рук», потому «перед немецким народом открывается период позора и унижения куда большего, чем в наполеоновское время». Венская «Neues Wiener Extrablatt» писала, что «выдвижение Гитлера в канцлеры означает объявление войны немцам-республиканцам и демократам», добавляя при этом, что президент «Гинденбург отдал государство на грабеж меньшинству», что он «настежь открыл дверь гитлеровскому фашизму». В то же время газета не решилась предсказать ближайшее будущее Германии. Допускала, что «вспыхнет хаос, гражданская войны, диктатура», однако предполагала также и то, что «народ молча примет приход Гитлера к власти». Из Парижа тоже поступали утверждения, что «в Германии пришло к власти реакционное, милитаристское правительство», в кулуарах французского парламента «господствовала раскаленная добела атмосфера». Издание «Journal des Débats», оценивая ситуацию на континенте, даже склонилось к выводу, что «бешенство правит миром».
В последующие дни в европейские столицы из Берлина шли сообщения, что не так уж просто для фюрера нацистов складываются дела даже в правительстве Германии. В самом начале марта 1933 года расхожими были мнения, что в правительственной коалиции, во главе которой оказался Гитлер, сконцентрированы противоречия между националистами и нацистами, восточным юнкерством и западными промышленниками. Были заявления об их нарастании, даже категоричное суждение, что «30 января Гитлер не захватил власть, он был лишь допущен к ней». Среди руководителей штурмовых отрядов тоже случались вздохи, что их фюрер «не может немедленно провести в жизнь свою программу, т. к. нынешний кабинет раздирают противоречия», Гитлер сам признавал, что «пока лишь ухватился руками за лестницу, но еще не поднялся ни на одну ступеньку».
Конечно же, главный человек в Речи Посполитой, коим являлся маршал Пилсудский, для выводов о том, что происходит в доме западного соседа, пользовался не только мнениями, гуляющими по газетным страницам. Он был тертым политическим калачом, понимал, что от германских пертурбаций зависит жизненная погода и в Польше, потому интересовался ими усердно, прилагая усилия и для получения сведений, как говорится, из первых рук, притом из весьма важных. Польский историк и педагог Бартош Борковский в беседе о своей книге «К войне. Обличья ХХ века» с журналисткой Натальей Похронь сообщил, что Пислудский еще до прихода нацистов к власти в Германии направлял своих людей на тайные встречи с крупными представителями гитлеровского окружения, дабы выяснить, куда может повеять германский ветер и насколько опасен он будет для Польши. Бартош Борковский утверждает, что ему известно как минимум о двух таких встречах, первая из которых состоялась еще в 1930 году. Это была беседа специального посланника Юзефа Пилсудского с Отто Вагенером — одним из советников Адольфа Гитлера и шефом штаба нацистских штурмовых отрядов. Доверенный человек польского Начальника приезжал в Мюнхен с целью «навязывания контактов с предводителями НСДАП». Второй стала «встреча генерального консула Речи Посполитой Александра Ладося уже с самим шефом штурмовых отрядов Эрнстом Рёмом». Понятное дело, это были «тайные встречи с целью изучения ситуации, определения настроений, господствующих в обоих государствах». Польские власти нервировало появление у нацистов во время избирательных кампаний «сильно антипольских, беспокоящих лозунгов», посему они желали знать, «каким является реальное отношение НСДАП к Польше, а также будет ли Германия, управляемая Гитлером, агрессивной по отношению к ней или же предпочтет стратегию мирного сосуществования». К сказанному Бартош Борковский добавляет, что Отто Вагенер договорился и о свидании польского посланника с самим Гитлером, а также, что оно состоялось и продолжалось целых два часа. О степени его таинственности свидетельствует уже то, пишет автор, что до сих пор не известно, «кем был посланник, его фамилия остается анонимной».
Несколько больше, признает этот польский исследователь, теперь известно «о встрече Ладося и Рёма». По его словам, шеф штурмовых отрядов «почти объяснялся перед польским дипломатом, убеждая его, что лозунги во время избирательных кампаний — это только игра, рассчитанная на приобретение расположения избирателей». Он даже нажимал на то, чтобы «польское правительство не обращало на это избыточного внимания, так как после обретения власти людьми НСДАП новая Германия пожелает найти согласие с Польшей». Эрнст Рём «в своих комплиментах зашел настолько далеко, что применил к польскому народу термин «Herrenvolk» — раса господ». Трудно судить, чего в приведенном комплименте больше: опасений, касающихся возможных антинацистских действий руководства Речи Посполитой в случае прихода немецких нацистов к власти, или же намеков на будущее взаимодействие.
Есть основания полагать, что к подобного рода встречам польская сторона стремилась не только для выяснения, каким видит будущее нацистская сторона. Посланники из Варшавы, как вспоминал потом Отто Вагенер, приезжали и с готовыми польскими предложениями, поскольку Юзеф Пилсудский, оказывается, уже «вынашивал планы тесного взаимодействия Польши с Третьим Рейхом в хозяйственных вопросах». Притом, утверждал Отто Вагенер, речь шла о «весьма смелых предложениях». В частности, о «ликвидации таможенных барьеров», не исключалась и договоренность о «возможном открытии границ с целью интенсификации торгового обмена между Польшей и Рейхом». В дополнение «планировалось облегчить немцам поездки в Восточную Пруссию». Возможно даже, допускает Бартош Борковский, намекала польская сторона и на согласие «построить автостраду, соединяющую Германию с Пруссией», правда, говоря такое, он добавляет, что он «не располагает никакими доводами, которые бы позволили подтвердить это с полной уверенностью». Зато польский аналитик-германист Войцех Вихерт счел нужным подчеркнуть, что «Пилсудский был, пожалуй, первым государственным мужем, который трактовал Гитлера как почтительного партнера еще до 1933 года», это значит до того, как тот стал канцлером Германии.
Кто знает, не по результатам ли еще тех встреч у фюрера нацистов стало вызревать желание сделать ставку на Польшу и Пилсудского на самом первом этапе внешнеполитической деятельности. Ведь после подписания в январе 1934 года польско-германской декларации о ненападении стали решаться как раз двусторонние проблемы из перечисленного ряда. Но есть повод заметить, что у главаря нацистов были основания и еще одного рода для такой ставки. Вовсе не экономического, а сугубо личного толка. О них со всей ясностью сказал польский историк, директор Фонда польско-германского сотрудничества Кшиштоф Рак в одном из своих интервью в связи с выходом в 2021 году его книги «Пилсудский: между Сталиным и Гитлером». После специальной оговорки, согласно которой «трудно разгадать, что было у Гитлера в голове», автор тем не менее сделал весьма важный посыл. По его мнению, «на основании доступных источников можно все-таки утверждать, что, видимо, в определенном смысле он восхищался Пилсудским». Ведь «маршал оказался эффективным диктатором». Совершив майский переворот в 1926 году, он «добился авторитарной власти и смог ее удержать». Нацистский фюрер также учитывал, что «Пилсудский выиграл войну с Советами», а это для Гитлера имело особое значение, отмечает Кшиштоф Рак, ибо и его основной целью «был большой крестовый поход на восток», результатом которого должны стать «разгром и ликвидация России как таковой». Пилсудский тоже давно «пришел к выводу, что это государство следует уничтожить вне зависимости от того, будут им управлять коммунисты, монархисты или демократы». На такой почве у Гитлера произрастала и «разновидность уважения к Пилсудскому». Войцех Вихерт в заголовок одной из своих публикаций в апреле 2019 года вынес слова Гитлера о том, что Юзеф Пилсудский — это «воспитатель народа».
В то же время Юзеф Пилсудский, подчеркивает Кшиштоф Рак, поначалу держался в какой-то мере дистанционно по отношению к новому канцлеру Германии. В нем еще жили сомнения, что «гитлеровская революция будет иметь длительный характер», что Гитлеру «удастся удержать власть так же, как удалось ему самому». Кроме того, маршал считал, что фюрер немецких нацистов, желая «покорить целый континент», все-таки «ставит себе задачи, невозможные для реализации». К сказанному нужно добавить, что на подобное развитие событий Пилсудский смотрел не только как на нереальность, но и как нежелательность, ведь в таком случае и ему пришлось бы подчиниться Гитлеру, что никак не могло его устроить, поскольку в себе самом он тоже видел вовсе не второстепенного человека в Европе. У него уже с десяток лет вызревала идея так называемого Междуморья — конфедерации государств, включающей Польшу, страны Прибалтики, Белоруссию, Украину, Чехословакию, Венгрию, Румынию, а по возможности Финляндию с Грузией и Грецией. Заняв территорию от Балтийского до Черного моря, даже от Арктического океана до Средиземного моря, о чем говорят и современные польские исследователи, она бы стала силой в Европе, не позволяющей Германии и России громко заявлять о себе. Возглавить Междуморье, конечно же, должна была Речь Посполитая. И вдруг на таком мечтательном фоне появляется амбициозный деятель, притом не маршал, даже не генерал, а недавний ефрейтор, возымевший намерение всех подмять под себя.