Спустя еще две недели — 5 ноября — Пилсудский «принял в Бельведере посла Липского в присутствии Бека и попросил его рассказать о ситуации в Германии». Юзеф Липский, пишет Кшиштоф Рак, сообщил, что гитлеризм все еще «продолжает жить динамизмом и не проявляет никаких признаков стабилизации», именно это мешает окончательно сориентироваться в том, «обладает ли гитлеризм конструктивными и стабильными признаками». Маршал принял сказанное послом к сведению, что «усилило его определенный скептицизм в отношении гитлеровского режима». Тем самым, можно полагать, укреплялась его уверенность в собственных представлениях о том, как следует действовать по отношению к западному соседу: нажимать и добиваться уступок, полезных для Речи Посполитой.
Есть в книге Кшиштофа Рака и еще один момент, напрашивающийся на упоминание. Он интересен прежде всего тем, что, как выясняется, соответствующее политическое прощупывание на случай той самой превентивной войны с Германией Варшава вела не только в Париже, но и в Москве. Рассказывает о нем Кшиштоф Рак со ссылкой на польского посла в Берлине Юзефа Липского. Тогда — на состоявшемся 5 ноября совещании — маршал с неудовольствием или злой иронией бросил в сторону Юзефа Бека следующее замечание: «Радек пошел дальше, поскольку даже хотел дать мне командование обеими армиями». Он имел в виду польскую и советскую армии. Дескать, скуповат германский фюрер на посулы. Кшиштоф Рак связывает такой выпад с каким-то «высказыванием Карла Радека в ходе его июльского пребывания в Польше». Карл Радек был в то время весьма известной в СССР фигурой: ветераном революции, публицистом, заведующим бюро международной информации ЦК ВКП(б), имевшим выход даже на Сталина. В июле 1933 года он в самом деле приезжал в Речь Посполитую, где встречался с Болеславом Медзиньским — одним из наиболее весомых парламентариев в Речи Посполитой, Юзефом Беком — у польского министра на квартире, генералом Эдвардом Рыдз-Смиглым — по военной части вторым человеком после Юзефа Пилсудского. Контакты с польскими политиками ему облегчало то, что вторым родным для него языком — еврея по рождению — был польский, более того, в детстве и юности его называли не Карлом, а — на польский манер — Каролем. Со многими польскими политиками Радек был знаком лично и давно, так как родился во Львове, в населении которого преобладали тогда поляки, заканчивал Ягеллонский университет в Кракове, в начале ХХ века состоял в той же Польской социалистической партии, что и Пилсудский. Трудно допустить, что из СССР приезжал он в Польшу без ведома Сталина, скорее наоборот, по его заданию, Москву ведь тоже остро интересовала позиция властей Речи Посполитой по отношению к нацистам, возглавившим власть в Германии. Напомнив о словах, сказанных маршалом Пилсудским своему министру Беку, Кшиштоф Рак все-таки не смог со всей определенностью утверждать, действительно ли «Сталин принял польские предложения о союзе», и, отвечая политической взаимностью, даже «предложил Пилсудскому командование польской и советской армиями в случае конфликта с Германией». На этот вопрос, пояснил автор книги, невозможно ответить «без получения доступа к новым источникам».
Рассекреченные в России материалы, относящиеся к тем самым годам, свидетельствуют, что Карл Радек приезжал в Варшаву с вполне определенной целью, потому направил в Москву два отчета, адресованные непосредственно И.В. Сталину. Первый — 12 июля, второй — 21 июля 1933 года. Оба начинаются словами «Дорогой т. СТАЛИН!». О том, что советский руководитель допускал возможность сделать маршала Пилсудского командующим двумя армиями в войне с нацистской уже Германией, в них тоже нет ни слова. Есть другое. Во время встреч Карла Радека с Болеславом Медзиньским, Юзефом Беком, Эдвардом Рыдз-Смиглым в самом деле обсуждались варианты укрепления польско-советских союзных связей, включая военные. К примеру, где, по какому немецкому флангу нанесет удар Польша, если Германия высадит морской десант на советской территории поблизости Ленинграда, поскольку сухопутной границы с СССР у Рейха не было. Последующие события показали, что высокопоставленные поляки смотрели на Радека как на субъект для развешивания «союзнической лапши». Да и решения, с кем дружить, а с кем словесно пикироваться, тем паче воевать, принимали не они, а Пилсудский и никто другой. Вот он однажды и сказал тому же Медзиньскому, что уже «достаточно торговать с Россией, сами стали товаром». Процитированной фразой польский маршал давал понять исполнителям своей политики, что позиция Речи Посполитой в данной ситуации очень важна для соседей как с Востока, так и с Запада, потому продать ее следует как можно дороже, притом обеим сторонам. Не исключено, что в основе такого подхода к Востоку и Западу лежал тот же принцип, который был сказан и Франции: не Польша должна нуждаться в Париже, а Париж в Польше. В данной политической оказии в ней обязаны были нуждаться как Москва, так и Берлин.
После реплики, касающейся обещания Карела Радека, брошенной министру иностранных дел Юзефу Беку на совещании 5 ноября, Юзеф Пилсудский «обратился к Беку со словами: «Так что — попробуем?» И сразу же выяснилось, что «попробовать» он решил с Берлином. Дело в том, что выход Германии из Лиги Наций весьма насторожил Варшаву. Как пояснил Кшиштоф Рак в своей публикации под заголовком «Гитлер предлагает Пилсудскому пакт о неагрессии», маршал до этого полагал, что «безопасность Польши основывалась на двух элементах: двусторонних отношениях с Берлином и обязательном членстве Германии в Лиге Наций». Лига Наций должна была влиять и влияла бы на действия немецких властей, но «после того, как Германия вышла из Лиги, второй элемент прекратил свое существование, и, таким образом, безопасность Польши была фактически снижена». Потому Пилсудский сначала пожелал «лояльно спросить канцлера», не видит ли тот «возможности компенсировать потерю этого фактора безопасности в польско-германских отношениях», прежде чем Варшава примет собственное решение о «шагах по укреплению безопасности» для Польши. Кшиштоф Рак уточняет также, что «выслушав инструкции, Липский спросил, как реагировать, если Гитлер предложит пакт о ненападении». Маршал Пилсудский сразу же сказал, что «к этому следует отнестись серьезно». Послу Юзефу Липскому было дано поручение передать канцлеру слова польского маршала, что когда «с приходом нацистов к власти в Германии повсеместно ожидались большие вооруженные конфликты», когда многие государства увеличили свои армии, то он — Пилсудский — «не поддался таким настроениям, вызванным прессой и пропагандой», потому не предпринял «никаких решений оборонного характера». И, оказалось, не ошибся, так как «польско-германские отношения, благодаря личности канцлера, проявили признаки улучшения».
По прибытии в Берлин Юзеф Липский попросил о «срочной аудиенции у Адольфа Гитлера», и тот его сразу же принял. Во время встречи, состоявшейся 15 ноября 1933 года, посол пояснил канцлеру случившуюся паузу тем, что после выхода Германии из Лиги Наций Юзеф Пилсудский был «вынужден взвешивать ситуацию как личность, отвечающая за безопасность своей страны». В создавшихся условиях, сообщил он, польский маршал «не желает утяжелять атмосферу между двумя странами введением в жизнь распоряжений, укрепляющих безопасность Польши», затем изложил Гитлеру сформулированный своим Начальником вопрос о «возможности выравнивания в непосредственных польско-германских отношениях».
Ответ Гитлера был длинным. Как отмечает Кшиштоф Рак, цитируя Юзефа Липского в своей книге «Пилсудский между Сталином и Гитлером», нацистский фюрер подчеркнул, что считается с Польшей «как реальностью, в которой ничего нельзя изменить или отменить», что «возможно, это была ошибка предыдущих правительств, которые недостаточно понимали эту реальность». Он не стал отрицать, что положения Версальского договора о немецко-польской границе являются проблемой в двусторонних отношениях, но выразил надежду, что «когда-нибудь в будущем», в атмосфере дружбы, эти вопросы можно будет решить «компенсационным путем». Затем он сосредоточился на главном для него на тот момент: размышлениях о восточном вопросе и роли в нем Польши. При этом Гитлер отверг войну, ибо «всякая война лишь принесла бы в Европу коммунизм, который представляет собой самую грозную опасность и с которой он борется». Отдельно продекларировав «желание создания хороших контактов с Польшей», а также, намекая «на польские планы превентивной войны», специально добавил, что «войны никогда ничего не давали, кроме разрушений». После этого, зная, с кем имеет дело, нажал на наиболее чувствительную точку в самолюбии польских политиков вне зависимости от их партийной принадлежности, заявив, что «Польша является оплотом (Vorposten) со стороны Азии», в таком случае «разрушение Польши было бы несчастьем для тех стран, которые таким образом сблизились бы с Азией». Более того, Гитлер в той своей тираде даже возвысил Речь Посполитую, отметив, что другие страны тоже «должны понимать важность Польши как бастиона». В завершение своего выступления, обратившись к инициативе польского маршала и постоянно выделяя «момент желания хороших отношений с Польшей», а также внушая Липскому, что «все агрессивные моменты чужды его политике», Гитлер перешел к тому самому главному, что посол потом «представил на имя господина маршала Пилсудского». Поблагодарив польского руководителя за ориентацию на «укрепление безопасности в польско-германских отношениях в связи с некоторым ослаблением этого чувства, вызванным выходом Германии из Лиги», подчеркнув, что «по его мнению, из польско-германских отношений прежде всего следует исключить идею возможности войны», Гитлер заявил, что такое исключение «можно было бы облечь в договорную форму». В заключение, вспоминал потом Юзеф Липский, он попросил посла «довести эту мысль канцлера до сведения маршала в ответ на его запрос». Один из переводчиков Гитлера впоследствии вспоминал, что после беседы с Юзефом Липским фюрер нацистов пустился в пляс.
Назавтра «Kurjer Warszawski» в своем утреннем выпуске в сообщении под заголовком «Польский посол у канцлера Гитлера» после уточнения, что в той беседе принимал участие и министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат, назвал моменты, которым, как вскоре оказалось, предстояло, стать главными в будущей двусторонней декларации. Суть их состояла в том, что стороны отныне намерены урегулировать все вопросы, касающиеся обеих стран, путем прямых переговоров между двумя государствами и без какого-либо обращения к силе. Польское телеграфное агентство тоже подчеркнуло некотор