В своих вечерних выпусках польская пресса информировала читателей, что «вся Германия сочувствует сегодня Польше в связи с потерей великого государственного человека и патриота». Такое суждение, отмечалось специально, можно встретить в любой немецкой публикации, «посвященной памяти умершего маршала». Их же весьма и весьма много, издания буквально «переполнены комментариями и статьями», рисующими историю его «подвижной и неутомимой жизни от ранней молодости до последней минуты», все подчеркивают его «героический патриотизм, которым была наполнена вся его жизнь, посвященная борьбе за свободу отчизны, а затем укреплению ее державности и внутренней сплоченности». Его оценивают как «национального героя, не имеющего себе равных в Европе», как человека железной воли, жившего, по мнению «Berliner Zeitung», например, только ради Польши и не знающего компромиссов. Был он к тому же «прирожденным начальником». Газета «Deutsche Allgemeine Ztg.», усомнившись, можно ли с полной уверенностью утверждать, что «маршал Пилсудский был другом Германии», тем не менее напомнила, что «это был первый европейский государственный муж, который понял и смог оценить новую Германию и, несмотря на всякие интриги, решился пойти путем разрядки с Германией». Во всех публикациях подчеркивался «именно этот шаг умершего маршала как шаг, наиболее достойный с немецкой точки зрения». Еще более определенно, сообщала польская пресса, высказалась «Völkischer Beobachter»: «Новая Германия склоняет свои флаги и штандарты перед гробом этого великого государственного деятеля, который впервые имел мужество открытого доверия и полного союза с национал-социалистическим Рейхом».
Гитлер в связи с кончиной польского Начальника направил в Варшаву два соболезнования. Одно адресовал польскому президенту и уведомлял главу Речи Посполитой, что он сильно «тронут известием о смерти маршала Пилсудского». По словам фюрера и канцлера, «вместе с польским народом и немецкий народ оплакивает смерть этого великого патриота, который через свое полное сотрудничество с немцами оказал большую услугу не только нашим странам, но и неоценимую помощь в успокоении Европы». Второе соболезнование ушло жене Пилсудского Александре. В нем Гитлер писал, что «печальная весть о смерти супруга, Его Превосходительства маршала Пилсудского», ранила его очень глубоко. В заключение следовало уверение, что его образ фюрер навечно сохранит «в своей благодарной памяти».
Но этим траурные жесты в Берлине не завершились. Заседание германского рейхстага, на котором Гитлер намеревался выступить с программной речью о новой внешней политике и мерах по перевооружению страны, тоже было отложено «в связи с кончиной маршала Пилсудского», а на 17 мая запланирована специальная «официальная траурная церемония» в берлинском соборе Святой Ядвиги. Поучаствовать в ней пожелало столь много важных в германской столице людей, что храм не в состоянии был всех вместить, потому были «выданы именные карты почти на 3000 лиц». Впоследствии немецкие средства массовой информации сообщили, что на молебен «о душе маршала Пилсудского» прибыли «канцлер Рейха Адольф Гитлер, министр иностранных дел фон Нейрат, министр рейхсвера фон Бломберг, министр пропаганды др. Геббельс, министр труда Сельдте, министр продовольствия Дарре, министр коммуникаций Эльц-Рюбенах, имперский министр др. Франк, жена премьера Геринга, главнокомандующий сухопутными войсками генерал фон Фрич, командующий военно-морскими силами адмирал Рёдер, члены дипломатического корпуса, а также многочисленные представители правительственных сфер». Присутствие жены Геринга объясняется тем, что сам Герман Геринг — второе после Гитлера лицо в Рейхе, глава рейхстага и правительства Пруссии — убыл в Польшу на реальное погребение Пилсудского.
Символические похороны в Берлине начались с того, что «на входе в собор канцлера Рейха приветствовал посол Речи Посполитой Липский, который сопроводил канцлера и тех, кто сопутствовал ему, к зарезервированным для них местам». Воспользовавшись еще одной оказией, «канцлер вновь выразил послу Липскому свои личные соболезнования по поводу кончины маршала Пилсудского». Стены и своды собора, отмечается в сообщении, были покрыты черной тканью, как и все кресла и скамейки. В течение молебна Гитлер сидел рядом с символическим гробом Пилсудского. Перед собором была выстроена рота почетного караула. Добавим в этой связи, что в подобного рода религиозных церемониях Гитлер больше никогда не участвовал. Общегерманский траур следующий раз объявлялся только после поражения вермахта под Сталинградом в феврале 1943 года. Еще один — после гибели гауляйтера Вильгельма Кубе, ликвидированного в Минске в сентябре 1943 года в собственной спальне взрывом часовой мины, положенной прямо в его кровать горничной Марией Мазаник, связанной с минским подпольем и советской разведкой. Мина была заложена так, что Анита — жена Кубе, ночевавшая с мужем в одной постели, от взрыва не пострадала, отделалась лишь перепугом и прожила 98 лет.
Почему Гитлер был столь благодарен Пилсудскому за подписание декларации? Довольно откровенно, хотя и осторожно, пояснил это уже упоминавшийся профессор Войцех Матерский, работающий в Институте политических исследований Польской академии наук и посвятивший отношениям межвоенной Польши с СССР и другими соседями уже упомянутое почти восьмисотстраничное исследование «Na widece. II Rzeczpospolita wobec Sowietow 1918–1943 (В дозоре. Вторая Речь Посполитая в отношениях с Советами 1918–1943)». Название книги базируется на том самом многовековом представлении поляков о том, что они стоят на страже рубежей западной цивилизации, которым постоянно грозят «восточные варвары», о чем упоминал и Гитлер в беседе с послом Речи Посполитой Юзефом Липским в ноябре 1933 года. Книга является довольно основательным исследованием действий руководства Речи Посполитой между Первой и Второй мировыми войнами, в целом анализом ситуации в Европе, что и дает повод ссылаться на нее в поисках ответа на поставленный вопрос. По словам Матерского, «для Германии соглашение с Польшей имело, прежде всего, характер прецедента… Отсюда тот темп, который был придан использованию польской инициативы, направленной на политическое сближение». Если отбросить словесные экивоки, то процитированное означает, что для Гитлера главным был прорыв политической и военной блокады, в которой Рейх очутился после ухода из Лиги Наций и с женевской конференции по сокращению и ограничению вооружений, созванной Советом Лиги Наций. Еще более важным стало для него то, что одна из сторон военных клещей, опасно сжимавших Германию с запада и востока, не только отваливалась, но и предложила сотрудничество и взаимопонимание. Вчерашний недруг вдруг превратился в приятеля. Кроме того, польско-германская декларация значительно ослабила французские возможности воздействия на Третий рейх, так как ради создания тех клещей именно Франция приложила столько политических и военных усилий. Фактически, благодаря Пилсудскому, военный союз Франции и Польши приказал долго жить, о чем польский министр Юзеф Бек в присутствии известной парижской журналистки Женевьевы Табуи сообщил своему парижскому коллеге Луи Барту, прямо заявив ему: «Вы нам больше не нужны».
События стали развиваться так, что Гитлер сразу же после подписания декларации начал резко наращивать военные расходы. Если в предшествующем польско-германскому соглашению году они составляли четыре процента государственного бюджета, то в год его подписания — уже восемнадцать, через два года — тридцать девять, через четыре — половину всех расходов. Спустя лишь год фюрер громогласно заявил, что вообще прекращает соблюдение статей Версальского договора, которые ограничивают Германию во всем, что касается ее вооруженных сил, заодно сообщил, что увеличивает армию сразу в пять раз, что намерен восстановить военно-воздушные и военно-морские силы, тяжелую артиллерию. Рейхсвер был переименован в вермахт. Еще годом позже Гитлер ввел свои войска в демилитаризованную по условиям Версальского мира Рейнскую область, что, по утверждению многих историков, и стало прологом Второй мировой войны. Всего через два месяца после январской беседы Германа Геринга с Юзефом Пилсудским в Варшаве — 16 марта 1935 года — фюрер нацистов заявил о «восстановлении военного суверенитета Рейха». Он ввел также всеобщую воинскую повинность, переименовал рейхсвер в вермахт и начал резко наращивать его воинский состав, численность которого даже в мирное время должна была составлять уже 800 тысяч человек — в восемь раз больше, чем предусматривали условия Версальского договора, на которые главный нацист попросту перестал обращать внимание. При таком развороте германский вермахт становился почти в три раза больше войска Речи Посполитой. Полковник польской артиллерии и доктор исторических наук Ян Цялович, обратившись к тем временам, пришел к выводу, что 1935 год стал годом начала катастрофы для Европы. И для Польши тоже, которой, как потом оказалось, предстояло быть первой жертвой в той катастрофе.
Курсом Маршала — к финишу Польши…
Возвращаясь к тем годам, стараясь понять, почему все произошло так, как произошло, неизбежно приходишь к вопросу, чем все-таки руководствовался маршал Пилсудский, уделив свое «особое внимание» отношениям с Германией, несмотря на то, что она уже стала нацистской. Даже если действительно в Польше и во всей Европе абсолютно никто не знал, какие замыслы таятся в его голове, невозможно исходить из того, что никаких планов на будущее у Начальника Речи Посполитой не было. В данном случае уместным будет напомнить, что формально такая должность была упразднена еще в 1922 году после избрания Габриэл Нарутовича первым президентом Польши, но фактически ею до конца своих дней руководил Юзеф Пилсудский, не оглядываясь ни на кого. Это его «осенила» идея выйти непосредственно на Гитлера, минуя Министерство иностранных дел Рейха, а заодно и свое, для заключения столь неожиданной для всех польско-германской декларации. Допустить, что маршалу вовсе не были известны настроения и представления, касающиеся Германии и ее места в глобальном мироустройстве, доминирующие в политических, особенно военных кругах этой страны после прихода к власти нацистов, никак невозможно. Всеми фибрами чувствуя, что от Гитлера и его сподвижников исходит очень большая опасность, он и предлагал Парижу — своему главному союзнику — зажечь так называемую превентивную войну, дабы пресечь нацистское зло на его «государственном старте». Кроме того, вряд ли ему не было ведомо и суждение о Версальском договоре, высказанное известным французским военачальником Фердинандом Фошем сразу после его подписания. С этим французским, а заодно британским и польским маршалом он был знаком лично, более того, награждая его польским крестом «Virtuti Militari», Пилсудский снял знак названного ордена с собственного мундира и приколол к мундиру Фоша. А Фердинад Фош был убежден в том, что Германия неизбежно постарается вернуть потерянные в Первой мировой войне территории, заключенный в Версале мир является лишь перемирием, рассчитанным на двадцать лет. К моменту выбора, который встал перед Юзефом Пилсудским после прихода нацистов к власти в Германии, полтора десятка лет, отмеренных Фошем, уже пролетело.