Чуть больше чем через неделю — 25 февраля 1937 года — тот же комкор С.П. Урицкий информировал К.В. Ворошилова, что «состоявшаяся 16 февраля с.г. года беседа Геринга с Рыдз-Смиглы, на квартире последнего, велась вокруг выдвинутого Герингом вопроса об установлении польско-германского военного сотрудничества». Из последующих строк следовало, что линии двустороннего взаимодействия обозначал именно рейхсмаршал. Он прямо «поставил перед Рыдз-Смиглы вопрос о постройке через коридор германской железнодорожной линии и автострады, соединяющей Германию с Восточной Пруссией». В ходе беседы Геринг также специально «подчеркнул, что Данциг должен быть германским», правда, с мало прикрытой издевкой добавил, что «не теперь», притом с «добровольного» согласия Польши». Откажитесь, дескать, сами, дабы не пришлось вас понуждать. Далее Геринг в той беседе подвел Рыдз-Смиглого к главному для Рейха выводу, состоявшему в том, что «единственный выход из создавшегося кризиса является война против СССР» (Так в тексте. — Я.А.). При этом рейхсминистр назвал и «премию», которую в результате агрессии против Советского Союза может получить Речь Посполитая. Ею «для Польши будет Украина», а «для Германии — Советский «север». В другом сообщении на сей счет прямо сказано и о том, что в ходе тех переговоров «Геринг напирал» на Рыдз-Смиглого.
Ответ польского маршала Эдварда Рыдз-Смиглого, данный германскому рейхсмаршалу Герману Герингу во время той квартирной встречи, С.П. Урицкий пообещал выяснить. И сдержал слово, установив, что Рыдз-Смиглы, который поначалу «давал уклончивые ответы или молчал», все-таки недвусмысленно заявил Герингу, что «Польша в войне 1921 г. достаточно ясно показала, как она относится к коммунизму и советскому правительству. Он повторил, что в случае конфликта Польша никогда не окажется на стороне большевиков». Далее главный военный в Речи Посполитой сказал, что «считает своей задачей придерживаться политической линии, установленной маршалом Пилсудским, и что вследствие этого он не намерен изменять политику, проводимую в отношении Германии». Ровно через месяц — 25 марта 1937 года — тот же С.П. Урицкий направил И.В. Сталину и В.М. Молотову подробную «запись беседы Геринга с Рыдз-Смиглы, полученную нами от агента, занимающего ответственное положение в Министерстве иностранных дел Польши». Тогда, следовало из записи, рейхсмаршал Герман Геринг недвусмысленно дал понять маршалу Эдварду Рыдз-Смиглы, что ему велено сообщить руководству Речи Посполитой следующее:
— канцлер Гитлер поручил ему самым категорическим образом подчеркнуть, что он теперь в большей, чем когда бы то ни было, степени является сторонником политики сближения с Польшей и будет ее продолжать;
— Германия не нападет на Польшу и не намерена отнимать у Польши коридор. Нам коридор не нужен… Доказательств, подтверждающих его слова, он дать не может — все зависит от того, верят ли его словам или нет. Германия верит, что Польша не собирается отобрать у нее Восточную Пруссию и часть Силезии, точно так же и Польша может быть вполне уверена, что Германия не намерена отнимать у нее что бы то ни было из ее владений;
— новая Германия уже никогда не вернется к русофильской политике. Необходимо всегда помнить, что существует большая опасность, угрожающая с востока, со стороны России, не только Польше, но и Германии. Эту опасность представляет не только большевизм, но и Россия как таковая, независимого от того, существует ли в ней монархический, либеральный или другой какой-нибудь строй. В этом отношении интересы Польши и Германии всецело совпадают.
Далее последовали жесткие условия, сформулированные Гитлером:
— с германской точки зрения Польша может вести подлинно независимую политику только при условии взаимных дружественных отношений с Германией. При таких условиях Польша может рассчитывать на помощь Германии, которая усматривает гораздо большие выгоды в ведении по отношению к Польше дружественной политики, чем наоборот;
— все изложенное свидетельствует о необходимости согласования политики Польши и Германии. Если остаются еще какие-нибудь недоразумения, то их необходимо со всей искренностью рассмотреть, как это имело место в отношении данцигского вопроса, который удалось окончательно урегулировать. Необходимо установить более близкое сотрудничество между армиями, а также в экономической и культурной области. Этим путем в течение короткого времени можно будет добиться полного урегулирования отношений.
И вновь в ответ «маршал Рыдз-Смиглы подчеркнул, что он решил продолжать политику, начатую маршалом Пилсудским. По его мнению, польско-германские отношения неизменно развиваются в положительном смысле. Он надеется, что темпы этого развития будут постоянно возрастать». Специальное уточнение опять гласило, что «в случае конфликта Польша не намерена стать на сторону СССР, и по отношению к СССР она все более усиливает свою бдительность». В свою очередь «Геринг заявил, что он счастлив, что услышал это заявление из уст маршала и что он сможет передать его канцлеру Гитлеру». Для него становилось ясным, что условия, сформулированные в Берлине, в Варшаве будут приняты безоговорочно. Со смертью Юзефа Пилсудского никаких изменений в польской внешней политике не произойдет, а это на тот момент было для Рейха самым главным. Таким образом, вслед за министром иностранных дел Юзефом Беком уверения в этом сделал главный военный руководитель в Речи Посполитой маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, который в кругу должностных лиц да и в польском общественном мнении на тот момент котировался даже выше президента Игнацы Мосьцикого. Неписанное «завещание» маршала Пилсудского оставалось в силе, а из него недвусмысленно проистекало, что — еще раз сошлемся на исследование Войцеха Матерского — наиважнейшим для польской внешней политики оставалось противодействие Востоку.
Тогда как продолжала реагировать в сложившейся ситуации советская столица? К приведенным словам варшавского историка добавим его же констатацию, что «действия польской дипломатии воспринимались в Москве — по крайней мере создавалось такое впечатление — как наступательные, враждебные». Руководители СССР в своих беседах с политиками и дипломатами третьих стран уже «не скрывали мнения о Речи Посполитой как о сателлите Третьего Рейха, говорили о тайном польско-германском соглашении, имеющем целью уничтожение Советского Союза, о планах германо-польско-румынского вторжения». Советская пресса, напоминает Войцех Матерский, называла польский МИД варшавским филиалом господина Геббельса, а Бека — коммивояжером фирмы «Гитлер и К°». Газеты Советского Союза титуловали Речь Посполитую фашистским государством. Правда, не чурались подобного рода определений и средства массовой информации Центральной и Западной Европы, особенно издания центристского, тем паче левого толка. Не помешает в этой связи напомнить и о том, что определение «фашистское государство» прилипло к Польше даже раньше, чем к Германии. По аналогии с Италией, во главе которой стоял Бенито Муссолини. Возможно, случилось подобное еще и потому, что глава Польши маршал Пилсудский обладал ничуть не меньшей властью в своей стране, чем дуче — вождь фашистов в Италии.
Подталкивали к такой терминологии и другие нюансы в польско-германских отношениях и в польской внутренней политике. К примеру, создание двусторонней комиссии по сближению законодательства Третьего рейха и Речи Посполитой. Дошло дело и до того, что за невежливое высказывание о Гитлере в Польше стали давать тюремное заключение. Так, в частности, случилось с журналистом Артуром Трункхардом. В октябре 1934 года на судебном процессе в городе Рыбник он был приговорен за это к десяти месяцам лишения свободы. Верховный суд Речи Посполитой, напоминает об этом время от времени и современная польская пресса, объяснил вынесенный приговор тем, что «публикации Трункхардта оскорбляли Вождя и Канцлера Адольфа Гитлера как главу немецкого государства и могут замутить дипломатические отношения между двумя соседскими государствами, основанные на международных правилах». При этом Верховный суд после приведенных слов не преминул тогда отметить неопровержимость того, что «Вождь и Канцлер Адольф Гитлер пользуется в среде граждан Германской Империи безграничным почтением и необычным обожанием». В последующие два года состоялось еще четыре процесса с таким же обвинением названному журналисту, в результате которых «сумма» вынесенных ему приговоров составила два года тюремного заключения. Подобного же рода наказание постигло и весьма популярного тогда в Польше эстрадного певца Дон Эля, который со своими концертами приезжал и в Советский Союз. Побывал в тюрьме и редактор виленского журнала «Polonia» М. Пустельник. Владелец одного из варшавских аптечных складов Нухим Хальберштадт громких слов на сходках по поводу фюрера нацистов не произносил, но в своем ответе на предложение одной немецкой компании вступить с ней в деловой контакт написал, что не сделает этого, пока «Гитлер со своими голодранцами» правит в Германии. Письмо было вскрыто на границе с Рейхом и направлено в соответствующие структуры Речи Посполитой. В сентябре 1936 года судья Ляшкович приговорил старика Нухима к десяти месяцам тюрьмы. От более длительного срока его спас довольно почтенный возраст.
Нухим Хальберштадт в придачу был евреем, а еврейский вопрос сильно сказывался на образе довоенной Польши. Вряд ли будет преувеличением допустить, что антисемитизм в той Речи Посполитой не уступал германскому. Еврейские погромы в ней начались раньше, чем в германском Рейхе, в котором они развернулись после знаменитой «хрустальной ночи» с 9 на 10 ноября 1938 года. По данным Еврейской энциклопедии, уже в 1935 году погромы евреев состоялись в польских Сувалках, Одживуле, в 1936‑м — в Минске-Мазовецком, Мысьленице, Перткове-Трыбунальском, Плоньске, Сероцке, в 1937‑м — в Высоко-Мазовецком, Ченстохове, Конецполе, Каменьске, Жарках, Радомском, Пшедбуже, Дзялошине, Опочно, Новом-Мясте, Ясенувке, Стоке, Дыбеке, Браньске-Подлясском, Пшитыке, Быдгоще, Влоцлавеле, Люблине, Ломже… Приведенный список не полон. Были и смертельные исходы в ходе тех погромов — около сотни, чего не отрицают и польские источники. Если заглянуть в историю еще немного глубже, то можно увидеть, что еврейскими погромами было «окрашено» и само рождение второй Речи Посполитой. Наступление польских войск на восток во время так называемой польско-советской войны 1919–1921 годов очень часто сопровождалось именно таким действием. Наиболее жестокими, с многочисленными жертвами, погромы были в Вильно, Гродно, Лиде, Орше. В начале марта 1919 года в Пинске вступившими польскими военными сразу же было расстреляно более четырех десятков раввинов, застигнутых во время молебна. В мае того же года в Вильно даже местная пресса начала задаваться вопросом, когда уже еврей сможет «выйти на улицу, не боясь, что из-за его носа выпотрошат ему кишки, снимут с пальцев кольца, отнимут деньги».