Ничего не хотелось.
Я чувствовала себя заболевшей.
Посылка выглядела как мягкий сверток, весь обмотанный скотчем. Я просто разрезала ее ножницами, отбросила бумагу в сторону.
Пару минут смотрела на повисшую в моих руках юбку. Из светлого мягкого хлопка, приятную на ощупь, ни капли не пожелтевшую от времени.
Внизу, по подолу, шли узкие кружева самого простого рисунка. Очень знакомого рисунка.
А потом я начала смеяться. Сначала тихо, потом все громче и громче. А в конце уже сама не понимала: то ли смеюсь, то ли опять плачу.
Что там Хан советовал? Держаться подальше от вещей Дамаль? А что делать, если они сами падают ко мне в руки?
Вместе со смехом где-то глубоко внутри стали пробиваться первые ростки ненависти…
К Ордену.
Который решил, что он вправе устанавливать, кто есть добро, а кто — зло.
Который ломает своих приверженцев.
Я мяла ткань юбки, а ярость продолжала расти. Холодная, сдержанная. Такая, которую можно вынашивать годами.
Прости, Хан, я не смогу выполнить твою просьбу — забыть и жить дальше как жила.
Мы обязательно встретимся. Но уже на моих условиях.