– Нам надо семьи кормить, – продолжает Бикс. – Зарплату платить. Риголетто, мы должны идти в ногу со временем. Рэкет, вымогательство, подпольная торговля сигаретами – все это уже не приносит дохода.
– Хватит! – рявкает Риголетто. – Даже слышать ничего не хочу!
Вперед выступает Ал Спилотро.
– С каких это пор ты стал заботиться о нравственности? Нам надо делать деньги. На кону сотни миллионов. Зачем позволять мелким барыгам и уличным дилерам отбивать наш хлеб, когда у нас достаточно ресурсов?
Бикс и еще пара боссов согласно кивают. Фиск запоминает их. Воодушевленный поддержкой, Спилотро готовится еще что-то сказать, но прежде чем он успевает вымолвить хоть слово, Риголетто бьет кулаком по столу.
– Заткнитесь! Мы не будем убивать детей, ясно? Мы не станем потакать… извращенцам. Вы ведь намекаете на торговлю людьми? Секс-рабынями? Вы что, спятили? Хотите весь район на крэк подсадить? Ну уж нет, все останется по старинке. Мы хоть и преступники, но не чудовища.
– Но…
– Точка! Убирайтесь с глаз долой!
Остальные боссы переглядываются. Фиск оценивает их настроение. Наконец, все покидают комнату. Бикс громко хлопает дверью на прощание.
Риголетто вздыхает.
– Ох. Фиск, и зачем времена меняются? Почему все не может оставаться как прежде? Все забыли про нашу честь и готовы отказаться от традиций – ради чего? Быстрых денег? Наши семьи живут в этом же городе, наши дети ходят в местные школы, – Риголетто делает глоток кофе и, поморщившись, отставляет чашку, беря вместо нее стакан воды. – Они готовы превратить этот город в сущий ад. Детская проституция, синтетические наркотики, работорговля…
Риголетто теряет мысль и качает головой.
– Детская проституция, синтетические наркотики, работорговля, – повторяет Фиск и делает глубокий вдох. – За этим будущее.
– Что?!
Риголетто поворачивается в кресле, но Фиск оказывается у него за спиной и хватает за голову своими огромными лапищами.
– Что ты делаешь?! – Риголетто сопротивляется, пытается вырваться, но он слишком стар и слаб.
Фиск с ухмылкой сворачивает ему шею. Хруст – и Риголетто больше нет.
Осмотрев бездыханное тело, Фиск нагибается, забирает розу из петлички пиджака Риголетто и прикалывает на свой костюм. Он годами ждал этого момента, прокладывая себе путь из самых низов, обзаводясь связями, устанавливая партнерские отношения между другими боссами.
Перешагнув через труп, Фиск возвращается к окну. За окном снова идет снег – крупные белоснежные хлопья рано или поздно скроют грязь и слякоть. Фиск улыбается. Это знак.
Город выбрал его своим хозяином.
Он уже видит, как растет его будущая империя.
Но сперва… сперва надо прибраться в доме.
Глава 13
Четыре года назад
По словам перебравшего виски Фогги Нельсона, последующие месяцы жизни Мэтта «словно вырезаны из стереотипной и до зубовного скрежета слащавой мелодрамы».
Мэтт не возражает. В это время ему вообще все равно. Он думает лишь об Электре. О ее коже. Ее запахе. Ее прикосновениях. Ее волосах. Обо всем, что принадлежит ей.
Они встречаются каждую ночь. Когда все ложатся спать, Мэтт с Электрой идут в университетский спортзал и часами тренируются.
Они не говорят друг другу ни слова, общаясь лишь на языке тела. Мэтт чувствует в Электре радость, ликование первобытного охотника, всеобъемлющую жажду проживать каждый день как последний.
После тренировок маты пропитываются их потом. Они сливаются воедино.
Но есть в Электре и какая-то грусть. Вселенская печаль, которая никогда ее не покидает. Каждую ночь, когда им приходит пора расстаться, Мэтт чувствует перемены в ее настроении. Радость сменяется грустью, которая ложится на ее плечи тяжким грузом. В эти минуты высокомерная, острая на язык девушка, в которую Мэтт влюбился, превращается в незнакомку.
Он поднимается сквозь тьму, будто из глубин океана. Что-то манит его. Что-то, чего не должно быть.
Опасность.
Он чувствует прикосновение. Чувствует деревянную палку у горла.
– Все такой же непослушный? – раздается ворчливый голос.
Мэтт просыпается. Все его мышцы напряжены. Палка давит на горло сильнее, и подняться с постели он не может.
– Держись от нее подальше.
Он узнает этот голос.
Это Стик.
Мэтт пытается подняться, с языка готов сорваться целый ворох вопросов, но Стик не дает ему встать, по-прежнему тыча палкой ему в кадык.
– Молчи. Просто слушай. Она – зло. Запомни это. Она – яд. Ей суждено гореть в аду, и она затащит туда и тебя. Ты подвел меня, и это я как-нибудь переживу, но присоединиться к врагу не позволю. Прежде чем это случится, я убью тебя собственными руками.
Мэтт собирается было возразить, но молниеносный тычок тут же отзывается острой болью в горле, и он сползает обратно на кровать.
– Повторяю последний раз: держись подальше от Электры, Мёрдок.
Проснувшись наутро, Мэтт так и не может понять, что имел в виду Стик. Зачем он вообще приходил? Электра вовсе не злая. У нее свои причуды и сложный характер, это правда, но она не злая. Мэтт рассеянно поглаживает горло. Кожа в этом месте нежная, но на ней не осталось даже синяка. И вообще, кем Стик себя возомнил, что без приглашения является к нему в комнату, да еще и указывает? Жизнь Мэтта его не касается. В конце концов, Стик сам его бросил.
Встретившись с Электрой, Мэтт предлагает ей поехать куда-нибудь. Устроить романтическое путешествие для двоих.
– Может, в горы? – с энтузиазмом предлагает Электра. – Хочу покататься на лыжах!
– Идет. Поедем в горы.
Мэтт готов ехать куда угодно, лишь бы подальше от слежки.
Ему стоило бы догадаться, что катание на лыжах в понимании Электры – далеко не обычная вещь.
Она находит самую крутую и опасную гору в окрестностях их гостиницы и дожидается снегопада, чтобы снег не успел слежаться.
«Так веселее», – говорит она.
«Так опаснее», – думает Мэтт. Свежий снег повышает вероятность схода лавин.
Электра резвится, как только может.
Она – будто львица, которую всю жизнь держали в клетке, но вдруг выпустили на волю.
Она прыгает с утесов, скатывается с самых крутых, поросших елями склонов, где катание запрещено. Разумеется, Мэтт всюду следует за ней и впервые за долгое время чувствует – нет, не страх – осознание собственной смертности. Один неверный шаг, одно неверное движение – и он разобьется, врезавшись в дерево. Одно неудачное приземление – и он на полном ходу ударится головой о скалу. Один неловкий тычок палкой – и их накроет лавина.
Но ему все это нравится.
Он… счастлив. Именно такой Мэтт всегда представлял свою жизнь. Мечтал о ней.
И тут он все портит.
Они лежат на ковре у камина. Пламя почти погасло, но после бурного дня им и так жарко, и нет нужды подбрасывать дрова.
Мэтт водит пальцами по коже Электры в тех местах, где отражаются язычки пламени. Он чувствует жар, теплый живой румянец.
– Я люблю тебя, – шепчет он.
И тут же желает взять эти слова обратно. Электра не отвечает. Не шевелится. Вообще никак не реагирует. Вначале Мэтт старается не обращать на это внимания, но чем дольше длится молчание, тем сильнее он проклинает себя за глупость.
– Электра?..
– Мэтт, ты ведь вообще меня не знаешь.
– Почему? Знаю…
– Нет, – вздыхает она. – Ты знаешь, что на прошлой неделе я убила пятерых человек?
Мэтт не может удержаться от смешка. Раз она шутит, то не все так плохо.
– Думаешь, я шучу? – грустно говорит Электра.
– Конечно, шутишь.
– Мэтт, я недостойна любви. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
– Все заслуживают любви.
– Только не я. Только не после того, что я сделала.
Она откатывается в сторону, садится, прижав колени к груди, и смотрит на угасающее пламя. Ограждается от Мэтта.
– Почему? Зачем ты сама лишаешь себя такого счастья?
– Мэтт, ты что, еще и глухой? Я недостойна этого. Я не могу быть счастлива. Мне попросту не позволят.
– Кто не позволит?
Она качает головой.
– С теми, кто со мной связывается, всегда что-нибудь случается…
От ее слов у Мэтта бегут мурашки. «С теми, кто со мной связывается, всегда что-нибудь случается». На мгновение он вспоминает падающую из окна девушку, но тут же прогоняет видение.
– Какой-то бред ты несешь, – говорит он игриво, полушутя.
– Бред? Вот именно. Мэтт, я сумасшедшая.
– Я пошутил. Ничего такого не имел в…
Она поворачивается к нему, прикасается рукой к щеке.
– Знаю. Но это правда. Мэтт, я… слышу голоса.
Мэтт недоуменно поворачивается к ней.
– Какие еще голоса?
– В голове. Они говорят со мной, указывают, что делать. Они без конца кричат и замолкают лишь тогда, когда я делаю что-нибудь безумное.
Голоса? Мэтт гадает, в прямом ли это смысле. У нее шизофрения или что-то в этом роде? Спросить он не решается, ждет продолжения.
– Я начала слышать их, когда была маленькой. Они… – Электра замолкает. – Впрочем, забудь об этом. Забудь, что я вообще это говорила.
– Электра…
– Хватит, Мэтт. Я устала.
Свернувшись клубочком, как кошка, она тут же засыпает. Мэтт садится рядом, лицом к огню, и берет ее за руку, проклиная себя за то, что вообще открыл рот.
Дни, что проходят с той ночи – как дополнительное время в спортивном матче. Мэтт чувствует пустоту внутри и понимает, что все кончено.
После возвращения он встречает Электру несколько раз, но замечает, что она сторонится его, и чем сильнее он пытается ее удержать – тем быстрее она отдаляется.
Он вынужден оставить ее в покое. Ему остается лишь ждать и надеяться, что все еще можно вернуть.
Это не так. Конец наступает морозным днем, когда даже слезы мгновенно превращаются в лед.
Электра звонит ему по телефону.
– Мэтт, – произносит она, и все сразу становится ясно.
Ее слова пронзают его сердце холодными иглами. Мэтту хочется повесить трубку, забраться под одеяло и спрятаться от всех.