– Мой отец… Он мертв, Мэтт.
Мэтт тут же приходит в себя. От жалости к себе не остается и следа.
– Как? Что случилось?
– Кто-то вломился в дом. Не… не знаю. Я слышала… голоса.
Мэтт, я слышу голоса.
– Где ты сейчас?
– В аэропорту. Сажусь на отцовский самолет и… улетаю.
– Постой, не уезжай!
– Мэтт, я должна. Не могу больше здесь оставаться.
– Прошу, хотя бы дождись меня. Мы должны попрощаться.
Она соглашается подождать. Всю дорогу в аэропорт Мэтт прокручивает в голове способы заставить ее остаться, придумывает разнообразные доводы – как адвокат, защищающий подсудимого.
Электра и слушать ничего не желает. Она стоит у края взлетной полосы, рядом с протянувшимся во всю длину сугробом, пока самолет заправляют и готовят к вылету.
На ней плотное пальто. Изо рта вырывается пар. Мэтт стоит напротив и чувствует его, чувствует, как тепло ее тела на открытом воздухе превращается в холод.
– Даже не отговаривай меня.
– Почему? Тебе стоит лишь…
– Нет! Ты что, не понимаешь? Я не заслуживаю счастья! Это мое наказание.
Мэтт мотает головой.
– Неправда…
– Правда. Папа умер, потому что я его любила. Так сказали голоса. Мэтт, они всему виной.
– Они?
– Они это сделали! Им нужно было поставить меня на место. Напомнить, что я должна всегда быть одна.
– Электра, прошу тебя, не уезжай.
– Я должна. Если останусь, ты погибнешь следующим.
– Так ты знаешь, кто убил твоего отца? Давай обратимся в полицию, пусть их арестуют.
– Неважно, кто спустил курок. Во всем виноваты голоса.
Мэтт не находится что сказать.
– Я не хочу тянуть тебя за собой в бездну. Не хочу, чтобы тебя ждала судьба моего отца. Так будет правильно. Я отправлюсь в ад одна, без тебя.
– Ты не попадешь в ад, – с грустью говорит Мэтт.
Электра смеется. На морозном воздухе ее смех звучит громко и ясно, и Мэтт улавливает в нем истеричные нотки. Он крепко обнимает Электру, желая своими объятиями защитить ее, укрыть от всего мира.
Перестав смеяться, она прижимается к его груди, слушая, как бьется его сердце. Через минуту она отстраняется.
– Будь счастлив, Мэтт Мёрдок, – говорит она и, не оглядываясь, поднимается по трапу.
Самолет разгоняется и взмывает в небо. Мэтт провожает его невидящим взглядом.
Вновь начинается снегопад.
Зима грядет суровая.
Глава 14
Четыре года назад
У Ларкса весьма подходящее ему задание. Именно к этому он готовился последние десять лет. Все убийства, которые он совершил, были ради этой ночи, которая ознаменует начало его новой жизни.
У дома Ала Спилотро его охватывает возбуждение. Здание старомодное, двухэтажное, с двускатной крышей и небольшим ухоженным садиком. Дорогое жилье, высокого класса. В таких обычно живут люди помоложе.
На улице стоит лютый мороз. Облачка пара вырываются изо рта Ларкса и вереницей тянутся за ним, когда он переходит улицу. У ворот он останавливается и осматривается, но не видит никого. Слишком холодно. Все сидят по домам и либо греются у каминов, либо валяются под одеялом.
Ларкс толкает железную решетку и подходит к входной двери – массивной, из красного дерева. Постучав, он ждет, но никто не спешит ему открывать.
Ларкс обходит дом, стараясь не оставлять следов, и наблюдает за воротами, прижавшись к стене. Он мог бы взломать замок и подождать внутри – семьи у Спилотро нет, а значит, дома никого, – но так ему больше нравится. Грядущее развлечение доставит куда больше удовольствия, если перед этим придется преодолеть небольшие трудности.
Через полчаса приезжает Спилотро. У Ларкса уже зуб на зуб не попадает, а руки, даже несмотря на кожаные перчатки, вовсе онемели. Скрипит решетка. Увидев Спилотро на подъездной дорожке, Ларкс онемевшими пальцами пытается достать из кармана заранее заготовленный шприц, но роняет его. Выругавшись про себя, он стягивает зубами перчатку и осторожно поднимает шприц.
Спилотро уже у двери. Ларкс молниеносно выскакивает из-за угла, подбегает к Спилотро сзади и всаживает иглу ему в шею. Ноги Спилотро подкашиваются мгновенно, как у героинового наркомана, месяц проведшего без дозы. Он падает с глухим стуком, головой в снег. Оглянувшись через плечо, Ларкс переступает через Спилотро, берет его под мышки и втаскивает внутрь.
Первым делом Ларкс разводит огонь. Разжигает пламя посильнее и отогревает руки. Спилотро он привязывает шнурами от занавесок к обитому кожей стулу, стоящему возле камина, и, придвинув себе такой же стул, садится напротив.
«Милая комнатка», – думает Ларкс. Мебель дорогая, деревянная, лакированная. В шкафчике алкоголь на любой вкус. Ларкс наливает себе бренди, чтобы окончательно согреться.
Медленно потягивая напиток, он ждет, пока Спилотро очнется. Тот начинает приходить в себя как раз в тот момент, когда Ларкс допивает бренди. Ларкс отставляет стакан в сторону и наблюдает, опершись на подлокотники.
Спилотро открывает глаза и в недоумении моргает, неожиданно увидев перед собой огонь. Попытавшись пошевелиться, он понимает, что не может этого сделать. Лишь тогда он замечает связывающий его шнур, а следом и Ларкса.
Неописуемый страх на его лице приводит Ларкса в восторг, и он вдоволь наслаждается моментом, не произнося ни слова, пока выражение лица Спилотро не меняется.
За свою жизнь Ларкс стал, по его собственному мнению, настоящим экспертом в области мимики людей, находящихся в смертельной опасности. Такое у него хобби. А может, не хобби, а навязчивая идея. У каждого своя духовная пища – кто-то рисует, кто-то пишет. А Ларкс – изучает эмоции умирающих.
Страх на лице Спилотро сменяется гневом. Ларкс практически слышит, как тот думает: «Этот ублюдок вломился в мой дом! Шкуру с него спущу!» Следом наступает задумчивость: «Сперва надо придумать, как выпутаться». Спилотро шарит взглядом по комнате, но в голову ему ничего не приходит. Он понимает, что крупно влип.
Положение безвыходное.
«Следом он пойдет на хитрость, – думает Ларкс. – Постарается уговорить меня отпустить его».
– Н-не знаю, ч-что случилось, – говорит Спилотро, – но если Риголетто решил, что я замышляю измену, то он ошибается.
Ларкс молчит.
– Я заплачу́! Сколько ты хочешь?
Ларкс подливает еще бренди и откидывается на спинку стула.
– Что молчишь?! Чего хочет Риголетто? Причина в том, что я выступил…
– Риголетто мертв.
Спилотро проглатывает окончание фразы и разевает рот.
– Значит…
– Меня прислал мистер Фиск.
– Фиск? Ты что несешь? Пусть Фиск поцелует меня в…
– Мистер Фиск теперь главный.
– Хрен ему. Я следующий по старшинству после Риголетто!
– Вот поэтому я и здесь. Нам нужно побеседовать.
Ларкс достает из внутреннего кармана куртки свой рыбацкий нож, не сводя глаз со Спилотро. Вот, вот то, чего он ждал: гнев сменяется смирением.
Спилотро осознает, что ему конец. Его ждет смерть. Глаза теряют последний огонек надежды, в потухшем взгляде читается лишь отвращение.
Ларкс дрожит от удовольствия. Ради этих моментов он живет. Научиться бы еще разливать их по бутылкам для последующего употребления.
– Ладно, – говорит Ларкс, – мне нужны имена. Ты же можешь мне их назвать?
– Какие еще имена?
– Тех, кто планировал заговор против Риголетто.
Спилотро нервно облизывает губы.
– Никто ничего не замышлял. Что за чепуха?
– Спилотро, не притворяйся. Мистер Фиск все знает, но хочет поступить по справедливости и не наказывать тех, кто ни в чем не виновен. Я бы просто убил вас всех и начал с нуля, но мистер Фиск верит, что кое-кто еще способен принести пользу. Так что выкладывай.
– Бикс. Это была его идея. Он предлагал мне присоединиться, но я отказался. А вот Кассано и Валерио согласились. Кроме них – никто, клянусь!
Ларкс кивает. Поднявшись, он осматривается и замечает у дальней стены табурет. Он придвигает его ногой, ставит между стульями и кладет на него ноги Спилотро. Затем он снимает со Спилотро ботинки, швыряет в сторону и привязывает ноги к стулу оставшимся куском шнура.
– Ларкс, прекрати! Я же все тебе рассказал!
Ларкс снова берет нож и медленно поворачивает. На клинке отражаются языки пламени. Спилотро вжимается в стул.
Ларкс садится.
– Я много думаю, – говорит он. – Лежу в своей комнате, смотрю в окно в потолке и думаю о разных вещах. – Ларкс направляет острие ножа вверх. – В последнее время меня занимают пытки. Знаешь, что мне пришло в голову?
Спилотро мотает головой.
– Я подумал: а что, если пытки разума эффективнее пыток тела? Понимаешь, о чем я? Что, если видеть, как с твоим телом что-то делают, но при этом не чувствовать боли, куда страшнее, чем сама боль? Боль – штука ожидаемая, предсказуемая. А если ее нет, когда она должна быть? Мне кажется, это ужасно.
Резко наклонившись, Ларкс всаживает нож в ступню Спилотро, так, что кончик выходит с другой стороны. Спилотро с воплем пытается отдернуть ногу, но его крик превращается лишь в сдавленный и растерянный стон.
– Видишь? – Ларкс вытаскивает нож.
Спилотро в замешательстве, с жалобным видом таращится на рану.
– Наркотик, что я тебе вколол, нейтрализует болевые ощущения, – Ларкс тычет ножом в ногу Спилотро. – А теперь слушай внимательно, потому что вскоре я продолжу эксперимент. Готов назвать всех заговорщиков?
Спилотро неохотно отводит взгляд от своей окровавленной ноги. Его глаза вытаращены, на щеках слезы.
– Что?
– Назови имена всех, кто замышлял против Риголетто.
– Я всех назвал!
– Гмм. Знаешь, не верю я тебе. Попробуем вот что…
Ларкс хватает раненую ногу Спилотро, крепко прижимает к табурету и отрубает на ноге все пальцы.
Спилотро кричит. Ларкс встает. Ему любопытно. Спилотро кричит, будто ему больно, но это не так. Это невозможно. Значит, его мозг создает отсутствующие ощущения.
Спилотро не сводит глаз с лежащих на полу в лужице крови пальцев. Ларкс приседает на корточки рядом с ним.